на месте.
– Ничего подобного я от нее не слышал, – заверил я Бойла.
– Она меня ненавидит. Хочет меня выпереть, да Лауэри ей не дает.
– Не бери в голову, Фрэнни. Ложись спать. Утро вечера мудренее.
– Кэролайн раз брякнула про меня: «Те винтики, которых у него в голове не хватает, можно фунтами сдавать в металлолом». И это она называет шуткой! Конечно, она не знает, что мне тут же донесли. «Те винтики, которых у него в голове не хватает, можно фунтами сдавать в металлолом». Не смешно.
– Вряд ли она могла такое сказать.
– Сказала, мать ее. Милая женщина. А на самом деле у меня все винтики на месте. Даже лишние есть! Даже лиш...
Я собирался успокаивать его и дальше, но Бойл уже заснул – на полуслове.
Собирая разбросанные папки обратно в ящики и слушая храп Бойла, я продолжал размышлять о прочитанном.
И тут меня осенило. Я вдруг понял, почему это старое закрытое дело лежало на столе Данцигера среди актуальных документов.
Да, Вега изобрел Рауля, чтобы получить ордер на обыск. Да, адвокат Брекстона ловко использовал «невинную ложь» Веги для того, чтобы снять обвинения с очевидного убийцы.
Но Данцигер не мог забыть убийство друга. Он носился с мыслью возобновить дело. И для этого ему нужен был не Фрэнни Бойл, не Мартин Гиттенс – поэтому ни тот, ни другой не были в курсе того, что планировал сделать Данцигер.
Данцигеру нужен был Хулио Вега.
Только этот человек из «старой гвардии» мог помочь Данцигеру. Только он знал всю правду про то, что произошло в ту роковую ночь на Вьенна-роуд.
19
Мне открыла не Кэролайн, а мальчик лет девяти-десяти. Судя по его раздраженной мине, звонок в дверь прервал какое-то важное детское занятие.
Прежде чем я успел что-либо сказать, мальчишка крикнул:
– Мам, к тебе коп пришел!
– Почему ты решил, что я коп?
– А к маме другие не ходят! – отрезал мальчишка.
Может, я просто ошибся дверью. Я знал, что Кэролайн разведена, однако про сына прежде ничего не слышал.
Но тут в прихожую вышла сама Кэролайн.
– Бен! Какими судьбами?
– Мне нужно с вами кое о чем переговорить. Я читал досье, и мне пришло в голову...
– Знакомьтесь, это Чарли, мой сын, – сказала Кэролайн. – Чарли, это Бен Трумэн, друг дедушки.
Чарли помахал мне рукой.
– Привет.
– Чарли, что делают воспитанные дети, когда знакомятся? – строго сказала Кэролайн.
Чарли нехотя подал мне руку.
– Приятно познакомиться с вами, мистер Трумэн.
Он неожиданно крепко пожал мне руку – видно, так мама учила.
Я присел на колени словно от боли и помахал правой рукой – дескать, ты мне все кости переломал!
Чарли сделал большие глаза, потом улыбнулся. Мальчики на самом деле просто маленькие мужчины (и наоборот); самый прямой путь к сердцу мальчика – польстить его мужскому эго.
Чарли сделал шаг назад, прислонился к матери и сложил руки на груди.
Кэролайн потрепала его по макушке.
– Иди делай уроки.
– Уже.
– Тогда сделай завтрашние домашние задания.
– Мама, завтрашние домашние задания еще не задали, – резонно возразил Чарли.
Но мама легким шлепком дала понять – иди к себе. Чарли громко вздохнул и ушел.
Журнальный столик в комнате был завален журналами: «Космополитен», «Ныо-Йоркер», «Пипл», поверх всех – три воскресных пухлых номера «Нью-Йорк таймс'. В нераспечатанных голубых прозрачных пакетах. Пока дело Данцигера не будет закончено, очередь до них не дойдет. На другом столике – открытая диет- кола и маленькая дорожная шахматная доска с расставленными фигурами. На стене над выключенным электрическим камином постер – картина испанского художника Миро. В углу хоккейная клюшка.
Словом, уютный семейный, немного запущенный уголок.
