Улыбчатое
Улыбка некоторых людей невольно воскрешает в памяти исконное ее происхождение, когда люди, тогда еще звери, при встрече с незнакомцем показывали зубы, чтобы устрашить его…
Химическое
Озон улыбок.
Кислород смеха.
Удушающий газ подлости.
Веселящий газ смерти.
Людям свойственно забывать зло.
Особенно то, которое они сами совершили.
Воровское
На моей совести одно воровство…
Днепропетровск. Послевоенное, послеоккупационное время, разруха, анархия. Беспризорщина. Безотцовщина.
У многих моих ровесников отцы были убиты на войне, пропали без вести или, как у меня, были репрессированы.
В городе царили, «боговали» разные банды. Город, весь в развалинах, был поделен на зоны влияния. Бандиты-«урки» также набирали, подбирали к себе мальцов. В обучение. Уж не помню, каким образом и я оказался там, но точно знаю, что пришел туда с другом по своей воле. Отчасти от безделья, отчасти из любопытства. Сначала мы просто ходили к ним, наблюдали, слушали, выполняли всякие мелкие поручения, просто торчали там, где они собирались после «работы», в «малине» в разрушенных домах, подвалах, присутствовали на их оргиях после успешных грабежей. Чего я только там не насмотрелся в свои зеленые годы. Извращенная ругань, дикое пьянство, чуть что — поножовщина, кровь, грязь… Как только там жестоко по-садистски, по-звериному не издевались над женщинами и девочками (в жизни ничего подобного больше не видел, даже позже во взрослой жизни в самых кошмарных, грязных и извращенческих порно-фильмах), те терпели, плакали, но не уходили — некуда было, да и убить могли запросто… Там я также с ужасом убедился, как легко и быстро можно превратить маленького человека в хищного зверя или в рабскую скотину… Потом как-то меня взяли на «дело», вернее, это была как бы учеба, натаскивание сначала по самому мелкому воровскому ремеслу — карманничеству. Инструкторы — ребята постарше объясняли, показывали, как это делается, как надо прижаться к человеку или толкнуть его и в это время ловко выхватить из кармана или сумки намеченную добычу… У меня все никак не получалось. Потом у какой-то толстой деревенской старухи мне все-таки удалось вытащить из кармана одну матерчатую перчатку-«перчик» (до сих пор помню: коричневая, грязная, потертая, до сих пор она жжет мою совесть). Я ее отдал старшим. Получил по морде за то, что только одна. Потом, помучавшись от страха, все-таки решился и сказал им, что уйду, и ушел. Через несколько дней меня поймали, отвели в глухой парк, избили, раздели догола, привязали к дереву и так оставили. Думаю, не убили из-за моего слишком уж младенческого возраста.
Я простоял так всю ночь, на другой день какая-то случайно проходящая там женщина отвязала меня, дала какую-то тряпку прикрыться. Дома я, конечно, еще получил…
На этом моя воровская жизнь закончилась… Сам пришел, сам и ушел.
Но многие мои ровесники втянулись полностью и, в конце концов, погибли физически или морально или и так и так…
Численность мучителей
всегда превосходит
число мучеников…
По определению.
По мне
Тут ведь все ясно, как выпить дать,
что там ни делать, твердить, говорить -
а лучше уж сто раз от зла пострадать,
чем хоть раз самому его сотворить.
Самая худшая, но не самая редкая
разновидность дурака — это такой,
который даже не догадывается,
что он дурак.
Убожеское
Конечно, бог с вами,
со всякими злыми
и недобрыми.
Только вы не с ним…
С душевной и духовной точек зрения наши искренние намерения, в конечном счёте, то есть на самом деле, значительно более важны и существенны, нежели фактические практические действия, нередко в большой степени зависящие от множества второстепенных внешних условий и обстоятельств, не связанных с первоначальным намерением. Намерение — мать действия. Пусть даже не состоявшегося и не реализованного.
