- Дай мне шнапса, - попросил Биндиг.
Они прибыли в Хазельгартен после восхода солнца. Грузовик с кучкой усталых мужчин, руки которых дрожали, и лица которых были бледными и заспанными были.
Паничек споткнулся и упал далеко в снег, когда спрыгнул с машины. Он оставался лежать несколько секунд и потом поднялся с трудом. Снег таял на его лбу и на его шее, и вода бежала у него за воротник. Он как пьяный поплелся на квартиру, ни разу не оглянувшись.
- Он тоже готов, - сказал Цадо Тимму.
Но Тимм не поддержал беседу. Он только сказал: - Поторопитесь и выспитесь. Потом он пошел навстречу Альфу, который спускался по деревенской улице.
Биндиг бросил пистолет-пулемет на соломенный тюфяк. Он снял каску, бросил и ее и стянул с себя жесткий комбинезон. Он бросил все и оставил у себя только пистолет. Тогда он хотел покинуть квартиру.
- Ты уходишь? - спросил Цадо, который лежал на соломенном тюфяке, скрестив руки под головой.
- Да.
- Возьми для нее, - сказал Цадо, и, вытащив из нагрудных карманов своего комбинезона несколько шоколадок, протянул их Биндигу.
- Спасибо, у меня тоже еще есть.
Цадо приподнялся немного и зарычал сердито: - Возьми их, черт бы тебя побрал! Я знаю, что женщины любят шоколад!
Биндиг неохотно засунул себе в карманы шоколад. Он только хотел уйти прочь отсюда. У него не было никаких других мыслей. Он слышал, как Цадо произнес: - Я сообщу тебе, когда ты здесь будешь нужен... Затем он захлопнул за собой дверь и пошел вниз по улице.
Он хотел войти во двор Анны через ворота, но ворота были заперты. Он вспомнил, что за домом, там, где находился огород, был проволочный забор, который легко можно было перелезть.
Я сделаю ей сюрприз, думал он. Она не поверит, что я уже вернулся. Я не буду ее пугать, я просто хочу увидеть ее лицо, когда я так неожиданно окажусь перед нею.
Был холодный, солнечный день. Снег был еще свежим и сильно сверкал, и глаза болели, если долго смотрели на блестящую, белую поверхность. На фронте не было никакого движения. Артиллерия молчала, и выстрелы винтовок, которыми обменивались, тут уже были не слышны. Это была полная надежды тишина утра, в которой еще ничего не движется, хотя солнце стоит уже высоко.
Тут Биндиг услышал шум входной двери. На его лице появилась улыбка, когда он спрятался у стены дома и смотрел на двор. Шаги были как раз там. Он видел, как Анна шла по двору. Она дошла до ворот и там повернулась. В руке у нее был мешок картофеля. В то самое мгновение, когда он понял, что она собирается выйти со двора, он услышал ее голос. Она звала не громко, но так, что Биндиг мог понять ее слова без труда: - Если у тебя есть желание, ты мог бы немного убрать снег от дома. Но смотри, чтобы огонь в кухне не погас.
Биндиг улыбнулся ее манере говорить с глухонемым, который все равно не мог бы ее понять. Он хотел подняться и побежать за ней наперерез через засыпанный снегом двор, но голос, который внезапно ответил на слова Анны, заставил его остановиться на месте. Это был приятный низкий голос, принадлежавший мужчине, которого он не видел, и голос ответил: - Уходи только, я все сделаю! И возвращайся поскорей!
Он никогда не слышал этот голос. Он была чужим, и слова звучали особенно жестко. Он видел, как Анна хлопотала у ворот двора. Наверное, засов заклинило, так как из дома через двор тут же поспешил Якоб, глухонемой слабоумный. Он шел прямо, не с той слабой, медлительной манерой, которая была привычна Биндигу. Он энергично оттащил засов назад и открыл ворота. В то время как Анна проходила мимо него, он сказал громко и дружелюбно: - До свидания. Тогда он закрыл ворота и, хрустя по снегу, вернулся назад во двор, пока не исчез из поля зрения Биндига.
Снова стало тихо. Биндиг медленно опустил голову. Он чувствовал себя не в состоянии, чтобы пойти в дом и выяснить, что за тайна была между Анной и батраком. В его голове только колотилась мысль, что Анна что-то от него скрывала. Этот мужчина, который назывался Якобом, не был ни глухонемым, ни слабоумным. Он был как все другие мужчины. Как он сам.
Прошла одна минута и еще одна. Биндиг медлил. Он чувствовал, что возбуждение прошлой ночи еще не утихло, и к этому добавлялось еще его замешательство из-за того, что он только что видел. Он лежал у стены дома, пока внезапно не чувствовал холод через свою форму. И этот холод как бы сразу снова придал ему прежнюю силу и концентрацию. Он поднялся и пошел на двор. Теперь у него был тот самый упругий шаг как ночью, когда Тимм наблюдал за ним, пока он подкрадывался к дороге. На углу дома он остановился еще раз. С ловким движением он вытянул из кармана пистолет, перезарядил его, снял с предохранителя и снова опустил в карман брюк. Биндиг обходом вошел во двор. Он был пуст. Несколькими быстрыми шагами Биндиг пересек его и вошел в дом. Он услышал на верхнем этаже шум и крикнул вверх: - Привет! Якоб!
Никакого ответа не было. Биндиг не ждал дольше. Он поднялся по лестнице. Дверь в каморку батрака была открыта. Биндиг мог слышать, как мужчина хлопочет в камере. Он не медля распахнул дверь и остановился в дверном проеме. - Привет мой дорогой, - сказал он не очень громко.
Мужчина посмотрел ему в лицо. Он был тем, которого знал Биндиг, слабым человеком с несколько опущенной нижней челюстью и добродушной ухмылкой в светлых глазах.
Но в этих глазах все же было что-то, чего остерегался Биндиг. Он небрежно опустил руку в карман брюк, а потом сказал: - Ты проследил, чтобы огонь не погас, Якоб?
Мужчина с ухмылкой двинул головой. В каморке стояла кровать. Было видно, что ею пользовались. Еще там стояли шкаф, старомодный, немного косой предмет меблировки, маленький стол, стул и ночной столик.
- Еще ты должен немного убрать снег, - сказал Биндиг. Он видел, как мужчина снова только беспомощно ухмыляется, и тогда внезапно в нем поднялась ярость. Он прикрикнул на него хрипло: - Не строй мне тут из себя идиота! Я знаю, что ты можешь говорить и что ты не сумасшедший!
Он видел, как батрак медленно опускал руки и как на его лице появлялось серьезное, замкнутое выражение. Это больше не был слабоумный Якоб. Это больше не был ухмыляющийся глухонемой. Это был мужчина, которого нужно было принимать всерьез.
- Что с тобой? – спросил Биндиг. - Почему ты притворяешься сумасшедшим? Кто ты такой? Ее муж? Ее брат? Дезертир? Или что-то другое?
Он ждал, но мужчина не отвечал. Он не сводил с него глаз, но тот не открывал рот.
- Говори, что происходит! - нетерпеливо настаивал Биндиг. - Говори, что все это должно значить. Большего я не хочу знать. Но я не уйду отсюда, пока не узнаю это
Он лишь на долю секунды слишком поздно заметил, как батрак засунул руку под подушку. Он не ожидал, что там спрятано оружие. Он вообще не считался с тем, что глухонемой Якоб мог грозить ему каким-то оружием. Но перед лицом этой опасности он внезапно снова стал Томасом Биндигом, которого воспитал Тимм. Батрак стал для него соломенной куклой, на которую он должен был прыгнуть, как он делал это уже сотни раз, из всех положений и с любой стороны. Он не вытаскивал пистолет из кармана, когда прыгал. Он ударил батрака в грудь и всадил ему согнутое колено в живот. Ему казалось, будто при этом он слышал голос Тимма, наблюдавшего за его действиями. Тимм кричал: - Колено выше! Стопу дальше назад, это стоит половины силы! Левую руку горизонтально!
Он не держал левую руку горизонтально, потому что он не хотел убить батрака ударом в шею. Он держал ее должен вертикально, так что ладонь ударила о шею плашмя. Это был легкий, упругий удар, который ему пришлось разучить тысячу раз, до тех пор пока пот не полился у него из всех пор тела, пока он при прыжке не увидел черные круги перед глазами, и не содрал ребро ладони на крови от ударов по деревянной шее куклы. Они постарались воспитать его, и именно Тимм воспитал его. Критически обращающий внимание на каждое движение Клаус Тимм, который сидел на краю мата, не подавая вида, доволен ли он достижениями рядового Биндига или нет.
Рукой, которая плоскостью ладони попала батраку в шею, вел Тимм. Это был удар, который даже этого унтер-офицера заставил бы одобрительно щелкнуть языком. Батрак издал булькающий звук. Голова его
