а) До выпуска 40° очищенного вина
Когда умолкли грозы гражданской войны, ушли лишения голодного и холодного существования, народ вздохнул легче, и он опять потянулся к тому соблазнительному дурману, с которым он сжился на протяжении долгих лет и который он не успел забыть. Возвратились в СССР южные винодельческие районы, которые были отторгнуты, появились хлебные излишки на самогон, снят запрет, были допущены в продажу виноградные вина, слабые наливки и пиво, появился НЭП… И алкоголь — льстивый, коварный — стал опять забирать народ в свой плен. Под знакомыми всем желто — зелеными вывесками гостеприимно открыли свои двери рестораны, трактиры, пивные… В окнах магазинов заиграли разноцветными красками стройные ряды бутылок с «слабыми» напитками. На улицах появились пьяные — шатающиеся, с мутным взглядом, с бессвязной речью… Дети вначале смотрели на них с изумлением и спрашивали взрослых: «что с ними». Потому что дети, выросшие среди лишений войны и в обстановке революционного подвига народа, дети, не видавшие в своей жизни пьяных не знали, что такое пьяный. Теперь дети это узнали. В винных магазинах стали устанавливаться очереди за получением спиртных напитков. Особенно «отличилась» Москва в пасхальные дни 1925 г., когда было продано здесь около 2 миллионов бутылок разных спиртных напитков:
«На улицах появилось много пьяных. Милиция штрафовала за появление в нетрезвом виде на улице и для протрезвления увозила пьяных в милицейские участки. За воскресный и понедельничный дни во всех отделениях милиции перебывало около 3.000 пьяных. Наложено штрафов на несколько тысяч рублей за дебош, пьянство и хулиганство.
Милиция зарегистрировала несколько десятков пьяных избиений, драк, несколько отравлений алкоголем. Несколько детей, оставшись без присмотра родителей, сильно пострадали от падения из окон, с лестниц. Более 20 человек умерло от злоупотребления спиртными напитками. Зарегистрировано несколько десятков случаев острых желудочных заболеваний». («Рабоч. Газ.», № 90 — 1925 г.).
В дни получек пивные и трактиры стали заполняться трудящимися. В газетах описывались и описываются бытовые сценки, где плачут женщины, поджидающие из пивных своих мужей, нередко оставляющих там всю свою получку.
«Визжит гармоника, хлопают пробки. Пьянка идет целыми цехами. В одном углу гуляет «котельная», в другом — «мартеновский». Шум, драки. А на улице две очереди. Одна — мужская — ждет освобождения столиков, другая женская — ждет выхода пьяных мужей» («Рабочая Газета», № 280— 1924 г.).
Или корреспондент с Кольчугинского завода сообщает:
«В те дни, когда производится дачка (так называют кольчугинцы получку), в Кольчугине буйно. На базарной площади густо насели «Азвин», «Конкордия», «Винсиндикат» — пять — шесть винных лавок.
Куда ни плюнь, — везде вывеска с летящей на крыльях бочкой. Так на этих крыльях вся «дачка» в трубу и вылетает, — жалуются жены кольчугинцев.
Вечером по улице пройти нельзя: драки и поножовщина». («Рабочая Газета», № 283—1925 г.).
Пьянство растет и расползается по всему необъятному простору нашего Союза. «Спиртной поток грозит затопить ростки новой жизни». Из деревень и городов, с рудников и промыслов, с фабрик и заводов идут тревожные вести о грозном нашествии «зеленого змия». Например, рабкор Дулевского завода, Московской губернии, сообщает:
«Здорово работает завод: в некоторых цехах производительность труда выше довоенной. Несколько отстает зарплата, но все же двигается вперед: теперь первый разряд получает 12 р. 60 к., а раньше 8 р. — Материальное положение рабочего также улучшается. То же и на культурном фронте: и клуб есть, и театр, библиотека — читальня, и кино, и спортплощадка, и парк, и… да разве все перечтешь!
Через все эти учреждения жадно впитывает в себя рабочий новые знания. только в одном месте старое заедает, большой прорыв культурного фронта чувствуется: «зеленый змий» расширяет свои владения на нашем заводе. Бойко торгует наш кооператив этим «змием», редко, но все же бывает, что и в кредит отпускает — парк превращается в открытую пивную, подчас и в столовке нелегально «осушают».
А от него, «зеленого змия», и все качества: драки стали вещью обыденной — повседневной, хулиганство сильно развивается, иногда дело доходит до поножовщины и т. д. Появились опять и профессиональные пьяницы. Тащат все из дома и пропивают. Хуже всего, конечно, это явление отражается на матери — работнице и семье.
Необходимо ячейкам РКП (б) и РЛКСМ, а также ФЗУ взяться по — настоящему за изживание этого явления, а то как бы «зеленый змий» не захлестнул молодые побеги нового быта». («Правда», № 141- 1925 г.).
Из деревни пишут, что там «на почве поголовного пьянства происходят безнаказанное хулиганство, поножовщина, убийства «по пьяному делу».
Доктор Мендельсон сообщает следующие цифры роста алкоголизма в Ленинграде:
«В течение 1922 года арестовано было милицией 2058 пьяных, а в 1923 г. — уже 6001 человек, т. е. почти в 3 раза больше. Мест изготовления самогона обнаружено было в 1922 г. — 598, а 1923 г. — 4186, т. е. в 7 раз больше. Питейных заведений в Ленинграде было в 1922 г. — 480, а в 1923 г. — 758 (сюда входят пивные лавки, рестораны, трактиры и виноторговли). Пива приходилось на душу городского населения в 1921 г. 36,5 бутылок, а в 1923 г. — 65,7 бутыл.» («Вестник Современной Медицины», № 3—1925 г.).
В Москве за 1924 г. было арестовано 30.000 граждан за появление в нетрезвом виде в общественных местах.
Государственные винокуренные заводы выпустили с 1 октября 1924 г. по 1 октября 1925 г. спирта в 20 раз меньше, чем выпускалось в последние довоенные годы. Поэтому пьянство теперь шло и росло, главным образом, за счет пива и особенно самогонки. Пивоваренные заводы продолжают увеличивать с каждым годом количество выпускаемого пива. Например, Московский Хамовнический, пивоваренный завод перешагнул уже довоенную выработку. Всюду пиво, пиво и пиво… Оно считается в народе полезным напитком, «квасом», но от этого «кваса» пьяный гул стоит в пивных; в вечерние часы и до самого закрытия торговли ни один столик в пивной не бывает свободным.
«Пивные растут, как грибы после хорошего теплого дождя, — говорит в своей корреспонденции В. А. Поссе. — Библиотекам, избам — читальням и другим культурно — просветительным учреждениям за ними не угнаться. Больше всего пивных в столицах, но и провинция старается не отставать. Взять хотя бы скромную на вид Кострому… Зашел я как?то вечером, в будни, в ресторан «Ялта». Зала была полна рабочими. Решительно все пьют пиво, и как пьют! За столик рядом со мной уселись двое юношей и сразу потребовали полдюжины пива. Половой раскупорил 6 бутылок.
— Качай! — молодцевато говорит один из юношей. Другой залпом выпивает 1/3 стакана и, отставляя пустую бутылку, гордо заявляет:
— Раз — готово!
Через 10 минут все шесть бутылок были «готовы» Половой откупоривает новую полдюжину, к выкачиванию которой приглашается девица в платочке похожая на фабричную работницу. За другим столиком, сзади меня, кто?то «давится».
Выхожу из ресторана. На улице пусто, но в окна многочисленных пивных видны фуражки, шапки и платочки вокруг пивных батарей…
От деревенских женщин и девушек постоянно приходится слышать жалобы, что нет житья от озорства пьяных парней и подростков. Неправильно винить один самогон. Самогон иногда вытесняется пивом, иногда вызывается пивом.
— Не было у нас самогона, — говорили мне в одном рабочем поселке, — а появились пивные и винные лавки — потребовался и самогон». («Известия СССР и ВЦИК», № 288 1923 г.).
Пивное пьянство всюду растет. Недаром рабочие многих городов недавно выносили резолюции о закрытии пивных в своих районах. В Москве при выборах в Совет на многих фабриках и заводах рабочими давались наказы своим депутатам о борьбе с пивом.
Пиво появилось даже и там, где ему совершенно не должно быть места. Например, в буфетах рабочих клубов нередко продают пиво.
