я услышал шарканье ног по деревянному полу. Осторожно, стараясь не подходить слишком близко, я заглянул сквозь грязную занавеску внутрь помещения.
Комната была длинная — тянулась от фасада до задней стены — и была залита резким светом двух больших лампочек, свисающих с потолка.
Прямо напротив меня на диване лежала дебелая и какая-то бесцветная блондинка лет восемнадцати, читала книгу и время от времени поглядывала в невидимую для меня часть комнаты, где, очевидно, танцевала парочка. На блондинке были трусики и весьма неадекватный бюстгальтер, который, как ни старался, не мог совладать с этой девической пышностью. Она была босиком, но каждую ноту вокруг щиколотки обвивала золотая цепочка, а на руке блестел золотой браслет с часами. Рядом с диваном стоял карточный столик, заваленный журналами и книгами. Противоположный конец комнаты и ее левая часть оставались вне поля моего зрения.
Блондинка опустила книгу и сказала в сторону танцующих:
— Труди, ты что так трешься о Тиджи? Перлу это не понравится... — Она говорил так, будто набрала в рот каши.
— Заткнись, Ля-Вери! — отозвался девичий голос. — И ради Христа, надень что-нибудь... меня тошнит от твоих телес.
И в этот момент танцующие появились в поле моего зрения. Я уставился на девушку. Это была та самая девушка, которую Тэлли использовал в баре в качестве блокнота. Но меня больше поразил ее партнер: это был тот самый человек, который ускользнул от меня в баре, когда Фрэнки спровоцировал драку.
Я бесшумно пробежал вдоль фасада и поднялся на крыльцо. Дверь беззвучно поддалась — и я очутился в прихожей, освещенной только тем светом, который падал из комнаты через открытую дверь. Я вошел в комнату и быстро огляделся. Их было только трое, а комната выглядела такой нелепой, что, боюсь, более нелепой комнаты я никогда раньше не видел. Если бы в такой комнате запереть архитектора по интерьеру хотя бы на час, он наверняка сошел бы с ума от ярости.
За диваном стоял аппарат для смешивания коктейлей. На нем лежало седло. У внешней стены находился проигрыватель, стыдливо розовея пастельными тонами и испуская дешевую мелодию, а в дальнем конце комнаты пестрела под лоскутным одеялом кровать, на которой возвышалась старомодная диванная подушка. Против нее, в углу, стоял игральный бильярдный аппарат. Прямо передо мной — небольшой сейф, а в прилегающем углу — старинный секретер, заваленный бумагами. Тут :ке находился телефон, а рядом с секретером, на полу, маленький электровентилятор. И пол, и стены были голые, и только в нескольких местах к стенам были пришпилены кнопками вырезанные из журналов фотографии.
Заметив меня, танцующие отпрянули друг от друга. Тиджи был худощав и высок, с квадратным загорелым лицом и бледными глазами. Джорджия неплохо его описала. Труди не стала привлекательнее с тех пор, как я увидел ее впервые. Черные глаза смотрели жестко, а худое смуглое лицо выражало презрение ко всему и всем, свойственное иногда видавшим виды молодым людям.
Ля-Вери просто посмотрела на меня, как будто не была уверена, стоит ли ситуация того, чтобы менять выражение и позу.
Тиджи резко спросил:
— Что надо?
— Для начала — вас! — ответил я.
Труди издала губами какой-то звук и рассмеялась:
— Прими этого нахала, Тиджи!
Он вынул нож, щелкнув, раскрыл его и стал приближаться ко мне пружинящей походкой. Я выхватил дубинку и ударил его по руке. Нож упал на пол. Я отбросил его ногой под диван, и это произвело на Ля-Вери такое впечатление, что она даже села. Труди выругалась и попыталась прошмыгнуть к секретеру. Я оттолкнул ее, и она ударилась о проигрыватель, а потом упала на пол, продемонстрировав при этом свои жилистые ноги. Тиджи все еще держался за руку. Я ударил его дубинкой по другой руке, схватил сзади за шиворот и за штаны и швырнул об стенку. Потом, вспомнив, как выглядел номер Джорджии Лэнгстон после обработки кислотой, я поднял его и еще раз шарахнул о стенку.
Пистолет находился в верхнем ящике секретера. Я сунул его в карман и подошел к Ля-Вери.
— Как вас зовут? — спросил я.
Она подобрала свои толстые бедра и обхватила их руками, а подбородком уперлась в колени. В этой позе она выглядела совершенно голой и смотрела на меня как-то озабоченно. Правда, возможно, это было просто любопытство.
— Уж не собираетесь ли вы «кинуть мне палку»? — спросила она с надеждой.
— Сегодня у меня нет времени, чтобы доставить вам это удовольствие, — буркнул я. — Возможно, смогу заняться вами завтра, если только прекратят мое дело. Ведь Перл сообщил вам по телефону приятную новость?
— А?.. Ну конечно! Он нам все рассказал.
— Как вас зовут? — повторил я.
— Ля-Вери Тэлли, — ответила она. — Я — его троюродная сестра.
— В какое время он обычно возвращается из города?
— Редко раньше часа или двух.
Труди злобно вскинула глаза:
— Заткнись, ты, толстая идиотка!
— А как ее зовут? — спросил я у Ля-Вери.
— Труди Хьюлет... Она не родственница.
Я повернулся и посмотрел на Труди.
— Гертруда Хьюлет... Гертруда Хейнс. И когда только вы поумнеете?
Она ответила мне бранью.
— А этого? — Я кивнул на Тиджи. — Как его зовут? Родственник? И чем он занимается, когда не обливает комнаты кислотой?
— Это Т.Дж.Майнор, — ответила она. — Он двоюродный брат. Имеет ренту, только у него вышла маленькая неприятность в Джорджии, и ему пришлось уехать. Мы с ним помолвлены. И мы будем управляющими в мотеле Перла...
У Труди на шее вздулись жилы, когда она пронзительно взвизгнула:
— Ты, корова безмозглая! Заткнись!.. — И бросилась на Ля-Вери.
Я оттолкнул ее и снова повернулся к Ля-Вери:
— Какие у вас красивые часики! Это те, что подарил вам Перл?
Она вытянула руку и с любовью посмотрела на часы:
— Нет, мне их дал Фрэнки... О, только не подумайте плохого. Это еще до того, как мы с Тиджи решили пожениться.
— А разве Перл не дарил вам часов?
Она посмотрела на меня и покачала головой, как бы удивляясь моей тупости:
— Перл? Он и не собирался... Сказал, какого черта он будет дарить мне даром вещи. Труди он подарил часы, но это было за что-то, как я понимаю...
— Да, — согласился я. — Я тоже думаю, за что-то...
— Мне — за что-то?
Пришлось снова утихомирить разъярившуюся Труди. Я толкнул ее посильнее, и она шлепнулась на пол, рядом с проигрывателем.
— Ну ладно, Ля-Вери! — сказал я. — Где вы спите? Наверху?
— Ага... — ответила она. — Но я вам уже сказала, что Тиджи — мой жених...
Внезапно она замолчала, задумчиво и оценивающе посмотрела на меня и издала какой-то радостный мычащий звук.
— Нет, сегодня я не собираюсь доставить вам удовольствие, — сказал я. — Просто вам лучше пройти наверх, в свою комнату, и лечь спать. Может статься, что не все пойдет гладко. И вам будет лучше, если вы останетесь в стороне!