Божественная Литургия: Объяснение смысла, значения, содержания

нас приводит наши души в состояние глубочайшего осознания собственного недостоинства.

Не случайно священник перед пением Херувимской отверзает Царские Врата, становится перед Престолом и читает единственную в Литургии молитву, которая не относится ко всем присутствующим, а только к нему самому: «Никтоже достоин от связавшихся плотскими похотьми… приходити, или приближитися, или служити Тебе, Царю славы; еже бо служити Тебе велико и страшно и самем Небесным Силам…» Эта молитва посвящена Самому Господу Иисусу Христу, как Архиерею, пред Которым предстоит недостойный клирик, входящий в область страшного священнодействия.

Священник испрашивает прощения у всех сослужащих и прихожан, кадит стоящую на жертвеннике Проскомидию и под пение Херувимской выходит на солею (возвышение перед иконостасом). Он несет святую Проскомидию — Чашу с вином, которой предстоит стать Кровью Христовой, и Дискос с хлебом, который должен соделаться Телом Христовым. На Великом входе совершается особенное поминовение одновременно всей Церкви, потому что как Господь Вседержитель несет весь мир на Своих руках, так и священник, выходящий из алтаря, несет на себе Проскомидию, как образ мира, Церкви и всей вселенной, за которую приносится жертва Христова.

Великий вход олицетворяет Вход Господень в Иерусалим: Иисус идет на Свое страдание. Это победа, которая дается Господу через видимое поражение, это принятие на себя через любовь и смирение всех грехов мира с тем, чтобы этот мир был спасен. Мы таинственно изображаем Херувимов, но мы же одновременно являемся теми, кто распинает Христа. То, что вложил в наши души сатана, понуждает Господа пойти на смерть, поэтому Великий вход для каждого человека — это суд, проверка его жизни, проверка его сопричастности жертве Спасителя.

* * *

Священник входит в алтарь, ставит на Престол Дискос и Чашу, снимая с них покровцы, и читает тропарь Великой Пятницы: «Благообразный Иосиф…» — молитву о снятии Господа с Креста, еще раз подчеркивая Голгофский, жертвенный характер Великого входа. На Престоле Дары снова покрываются воздухом. Дары находились на жертвеннике в память о том, что Христос был спеленут, как младенец, теперь же они напоминают о Его пеленании в святую Плащаницу. Заканчивая каждение, священник молится: «Ублажи, Господи, благоволением Твоим Сиона, и да созиждутся стены Иерусалимския…»

«Вы, подобные Херувимам, не трепещете ли друг пред другом? Но трепещите, трепещите сильнее! Знаете ли, тут кто? Царь, Христос, ангельские чина служат Ему невидимо… Церковь полна Ангелов, и вы все стоите вперемешку с Ангелами. Господь тут, разве вы не знаете? Он с нами, как обещал. Неужто теперь не отложим житейское попечение? Неужто не забудем о житейской коре, скрывающей Ангела Хранителя для каждого из нас? Пусть спадет перед очами эта пелена. Пусть рухнет стена, отделяющая сердце от сердца. О, какое счастье видеть каждому Херувима в каждом! О, радость навеки! Всякое ныне житейское отложим попечение. Всякое…»

Отец Павел Флоренский

Символ веры

Заканчивается Великий вход, закрываются Царские Врата, задергивается завеса. Просительной ектеньей Церковь начинает готовить молящихся к совершению Таинства Евхаристии: «О предложенных честных Дарех Господу помолимся».

В это время священник тайно читает молитву приношения, прося принять это жертву. «…И сподоби нас обрести благодать пред Тобою, еже быти Тебе благоприятней жертве нашей, и вселитися Духу благодати Твоея благому в нас, и на предлежащих Дарех сих, и на всех людех Твоих».

* * *

Дьякон возглашает: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы…» Раньше после этих возгласов христиане в знак веры, любви и единомыслия лобызали друг друга. Этот обычай до сих пор сохранился среди священнослужителей. Все они целуют Дискос, Потир (от древнегреческого ????? — «чаша, кубок»), Престол и друг друга со словами: «Христос посреди нас», — и отвечают: «И есть и будет».

Дьякон возглашает: «Двери, двери, премудростию вонмем!». В древней Церкви возглас «Двери, двери…» относился к привратникам, стоявшим у дверей храма, и призывал их внимательно наблюдать за входом и не впускать оглашенных или кающихся, то есть тех, кто не имел права присутствовать при совершении Таинства святого Причастия.

* * *

Когда мы поем Символ веры, мы ни о чем не просим, не каемся в своих грехах. Мы приносим обеты и клятвы.

Впервые мы поем Символ веры, принимая святое крещение. После вопроса священника о нашей вере, мы даем первую клятву верности, после чего и читается Символ веры. Каждое утро, просыпаясь, мы вновь клянемся Богу в верности, в том, что проживем этот день, как православные христиане.

Это — клятва, запечатленная самой Литургией, Мы поем Символ веры все вместе, едиными устами исповедуя нашу веру, для того, чтобы этой верой жить, чтобы эта вера познавалась по плодам, чтобы по этой вере люди нас узнавали.

Символ веры еще раз напоминает о том, что если мы считаем себя православными, то Православие наше должно восприниматься нами исключительно как путь, который мы выбрали и по которому идем, но отнюдь не как свершившийся факт. Это возможность, но далеко не данность.

Православие — не просто некая совокупность единомышленников, пытающихся утвердить свою веру за счет других, желающих везде быть первыми. Единственное, о чем нас спросит Господь: любили ли мы друг друга? Это истинный критерий нашей православности, потому что Бог и есть Любовь, совершенно недостижимая и недоступная людям, но которая во Христе стала достижимой и доступной для нас. Не схоластическое знание догматов, а настоящая, живая вера дает нам возможность познать Бога, а значит, и любить друг друга по-настоящему.

Жизнь Христова — это жизнь Церкви, потому что Он — Богочеловек, а Церковь — богочеловеческий организм. «Церковь — организм любви», — говорил богослов и публицист А. С. Хомяков. Человек, вступающий в Церковь и становящийся частью этого организма, непостижимым, мистическим, сверхъестественным образом к этой любви приобщается. Слова: «Возлюбим друг друга…» — не только обращенный к нам призыв, — это исповедание нашей веры, ее провозглашение, ее явление миру. Истинная любовь может быть только деятельной. Умозрительной любви не бывает.

Смысл церковного единения состоит в том, чтобы в мире не осталось ни одного чужого для нас человека. Даже находясь в Церкви среди единомышленников, мы по большому счету их не любим. Мы стараемся избегать людей, к которым испытываем неприязнь. А вот архиепископ Сан-Францисский Иоанн (Шаховской) писал: «Нежелание видеть какого-то человека очень похоже на приказ его расстрелять».

Как же в таком случае мы представляем себе Царствие Божие? Ведь там не будет возможности кого-то не видеть, от кого-то уйти, от кого-то спрятаться. Но если мы на земле кого-то считаем чужим, то как мы с ним увидимся в Царствии Небесном? Как ему в глаза там посмотрим, если здесь он для нас был чужим? Надо эту отчужденность преодолеть в себе.

Если мы, называя себя православными, не любим друг друга, а следовательно, и Бога, значит мы — еретики. Можно, оказывается, быть еретиком, формально оставаясь в лоне Православной Церкви.

На Литургии возглашается: «Возлюбим друг друга да единомыслием исповемы Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу Единосущную и Нераздельную», — потому что любить друг друга и исповедовать Святую Троицу — это одно и то же. Если у нас нет любви, то исповедования Святой Троицы у нас тоже нет. И, наоборот, если нет у нас правоверия, то и любви настоящей тоже быть не может, хотя