трудно представить, как можно так сильно любить женщину, что без нее жизнь теряет смысл. Но именно так папа любил маму. Я… я была рядом, когда он умирал. Он принимал меня за маму. В первый раз я видела его по-настоящему счастливым.
Джоанне удалось закончить свой рассказ твердым голосом, но ее глаза были полны слез и в горле стоял комок. К счастью, Чарльз воздержался от комментариев, а когда он заговорил, предложив перекусить в гостинице, она уже взяла себя в руки.
За едой они больше молчали. Джоанну занимал вопрос, не пожалел ли Чарльз, в свете ее недавних признаний, о своем решении привезти ее в Англию.
Когда они поехали дальше, она с трудом сдерживала зевоту. Убаюканная мерным шумом мотора, она задремала, а когда открыла глаза, машина стояла у заправочной станции. Распрямив затекшие ноги, она посмотрела на Чарльза, стоявшего у машины.
— Осталось всего десять миль, — сказал он, снова садясь за руль. — Что вам снилось? Вы разговаривали во сне.
— В самом деле? А я и не помню, что мне что-то снилось, — удивленно произнесла она.
— Не беспокойтесь. Вы говорили по-французски, и я почти ничего не понял. — В его голосе звучало веселье.
— А мне показалось, что вы достаточно хорошо говорите по-французски. Где вы научились? Я всегда считала, что англичане даже горды тем, что в любой стране обходятся своим родным языком.
— Не у всех же по соседству жила хорошенькая студентка из-за границы, — весело сказал он. — У наших соседей жила молоденькая няня-француженка, а я тогда был еще впечатлительным мальчишкой. К сожалению, большинство фраз, которым она меня научила, неприменимы в обычной беседе.
— Я думала, английские юноши начинают интересоваться девушками гораздо позднее, — заметила Джоанна.
— Если они учатся в закрытом интернате, у них просто нет такой возможности. А я ходил в местную среднюю школу.
— Все равно, я бы поняла, если бы вы интересовались мотоциклами, спортом или чем-то серьезным.
— Интересовался. Но ведь даже самый лучший мотоцикл выглядит еще лучше, когда на заднем сиденье сидит красивая брюнетка.
Наступило молчание. Джоанна старалась представить Чарльза долговязым подростком, но ей это не удавалось.
— А что случилось с ней потом? — спросила она.
— С Мари-Люс? Она уехала домой, в Лион. Сейчас ей, наверное, далеко за тридцать, и она стала степенной, солидной матроной.
— Она была старше вас?
— Конечно. В том-то и была ее привлекательность. Разве вас не привлекали мужчины постарше, когда вы были мечтательной школьницей?
— У меня нет своего мнения на этот счет. В том возрасте я не ходила на свидания. Большинство мужчин, которые путешествовали на океанских лайнерах, были пожилые или совсем старые. — «А я тогда мечтала о доме и покое», — мысленно добавила Джоанна.
— Разве вы не влюблялись в моряков?
— Возможно …не помню уже. Кстати, я и не заинтересовала бы никого из них: я тогда была толстая и неуклюжая.
— А как же вы учились?
— Никак, — откровенно призналась она. — Папа не мог отправить меня в пансион, поэтому я сама училась, чему могла, по книгам.
— Вы хотите сказать, что у вас нет никакого образования?
— Никакого. Я ходила в школу всего один год, пока мы жили в Марселе. Когда мы начали путешествовать, мне уже не пришлось учиться. — Она искоса взглянула на него. — Вас это шокирует?
— Разве у меня такой вид?
— Нет. Но мне кажется, это должно вас шокировать.
— Как всем женщинам, вам слишком многое кажется, — усмехнувшись, сказал Чарльз. — Почему я должен быть шокирован?
— Ну… из-за моего необычного происхождения и образования.
— Да, необычного, — признал он. — Но я не вижу в этом ничего скандального. Мне даже кажется, что это у вас весьма старомодный взгляд на жизнь, если вы считаете ваше происхождение шокирующим.
— У меня-то старомодный?! — удивленно воскликнула Джоанна. — Что вы хотите этим сказать?
— Может быть, я неудачно выразился. Вам, конечно, раньше чем другим девочкам вашего возраста пришлось самой заботиться о себе, но у вас нет основания считать себя отверженной из-за того, что ваш отец зарабатывал на жизнь карточной игрой, а вы не получили общепринятого образования.
— Но я и не считаю! — возмущенно запротестовала она. — Я никогда не говорила, будто я…
— Вы можете не признаваться в этом… даже самой себе, — прервал он ее, — но я думаю, что-то в этом роде вы все-таки чувствуете. На самом деле вы очень стесняетесь своего происхождения, иначе вам бы и в голову не пришло, что я могу быть шокирован.
— Вы начитались популярных книжек по психологии, кузен Чарльз, — язвительно сказала Джоанна. — Но вы заблуждаетесь: я не только не стыжусь своего происхождения, напротив — я горжусь им! Мне даже доставляет удовольствие всего добиваться в жизни самой, наперекор всему. Мне было бы просто скучно, если бы я, что называется, унаследовала успех.
Но ее выпад оказался слишком слабым, чтобы задеть Чарльза. Он лишь насмешливо посмотрел на нее и предложил:
— Оставим пока этот спор, ладно? Мы уже въезжаем в Мерефилд.
Они выехали на окружную дорогу; за ней сельский пейзаж сменился городским, где за двустворчатыми железными воротами, среди ухоженных садов, просматривались респектабельные особняки. Центр городка был запружен машинами и спешащими за покупками горожанами. Джоанна с интересом отметила богатые витрины магазинов и продуктовых лавок. Тут же стояло уродливое здание городской ратуши из красного кирпича, не менее уродливое здание вокзала и огромное сооружение из стекла и бетона, в котором, как сказал ей Чарльз, размещался новый технический колледж. За ним начиналась широкая улица, ведущая в сторону от торгового центра. На ней вперемешку стояли современные многоквартирные дома, старинные викторианские здания и мелкие частные предприятия. Потом Чарльз свернул направо, в жилой район.
Джоанне, чье беспокойство росло с каждой минутой, он показался огромным. Наконец ряды почти одинаковых домов кончились, и машина свернула на тихую улочку, ограниченную с одной стороны высокой кирпичной стеной. В одном месте стена прерывалась двумя колоннами с массивными коваными воротами между ними. Оставив мотор работать, Чарльз вышел из машины, чтобы распахнуть ворота.
Достав из сумочки пудреницу, Джоанна поспешно стала приводить в порядок макияж.
— Готовы к встрече? — спросил Чарльз, вернувшись к машине.
Джоанна кивнула и крепко сжала в руке сумочку.
Короткая посыпанная гравием дорожка была окаймлена вечнозеленым кустарником. Она вела прямо к дому. Это был солидный викторианский особнячок с высокими фронтонами и веерообразными окнами из цветного стекла. «Не самый привлекательный дом», — подумал Джоанна.
Чарльз подъехал к парадной двери, вышел из машины и стал открывать багажник. Джоанна последовала за ним, чувствуя, что у нее слегка дрожат ноги.
— Нажмите звонок, — сказал он. — Они не слышали, что мы подъехали.
Джоанна не успела выполнить его просьбу, как дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая седая женщина.
— Чарльз, дорогой! Как хорошо, что ты вернулся, — сердечно произнесла она, спускаясь по ступенькам и с улыбкой протягивая ему руку.
— Здравствуй, Моника. Все здоровы? — Он поцеловал ее в щеку. Обернувшись к Джоанне, он сказал: — Вот, я нашел ее… пропавшую внучку. Джоанна, это твоя тетка.
