Но вот, кажется, решился.
— Слышали, как наши боцмана оскандалились?
— Насчет всех не слышал, а про Барохвостова рассказывали, как он «флажка» выкупал, — улыбнулся Карцев.
А командир смущенно потупился.
— Было дело. — Помолчал немного, потом оглянулся на Сальникова, махнул рукой и решительно сказал: — А, чего тут юлить! Ошибку я допустил, сгоряча всю боцманскую команду без берега оставил. Понимаете, «флажок» пожаловался комбригу, а там пошли склонять по всем падежам весь корабль. Как будто и не было у нас ни отличной стрельбы, ни приза главкома, ничего не было! Обидно стало. Меня тоже по-человечески понять надо.
— А вас так и поняли, поэтому боцман
— Но не отменять же мне теперь приказ?
— А почему бы и нет?
— Да ведь скажут, что, мол, за командир, который сегодня одно, а завтра другое приказывает.
— Кто скажет?
— Да они же и скажут, боцмана.
— Простите меня, товарищ капитан третьего ранга, но вы, видать, не очень-то хорошо знаете своих подчиненных.
— То есть?
— Не доверяете вы им, вот что плохо. А они вас лучше поймут, если вы им прямо скажете: так, мол, и так, сразу не разобрался, сгоряча рубанул, а теперь хочу перед вами извиниться и ошибку исправить. И авторитет ваш как командира не только не пострадает, а наоборот, еще больше поднимется.
— Вы думаете?
— Я знаю.
Гвоздев внимательно посмотрел на Карцова, кивнул и задумчиво сказал:
— А ведь убедили вы меня, Иван Степанович. Спасибо за науку.
— Ну, какая там наука. Жизнь.
— И все-таки я вам благодарен. И вообще всегда рад вас видеть. Заходите обязательно, не забывайте нас. А теперь извините — спешу.
Они попрощались, командир пошел к трапу, но, едва ступив на него, остановился и сказал:
— А вообще-то я жалею, что отпустил вас. — И легко взбежал наверх.
«Если откровенно признаться, я и сам жалею, что ушел. Да ведь когда-то надо же… И годы уже, и ему вон дорогу давать надо», — подумал Карцов, глядя на подходившего Сальникова.
— Здравия желаю, товарищ мичман!
— Здравствуй, Миша. Как она, жизнь-то?
— Бьет ключом. И все больше по голове.
— Что так?
— Так ведь небось командир уже говорил вам, как мы тут опростоволосились?
— Нет, никакого такого разговору не было у нас с ним. А что случилось?
Сальников рассказал, как выкупали «флажка», однако не пояснил, что произошло это по недогляду Барохвостова, а отнес вину на всех боцманов, сетуя больше даже на себя. И о том, что вся команда оставлена без берега, тоже промолчал.
— А командир об этом и — не обмолвился, — соврал Карцов.
— Странно.
— А что тут странного? Мало ли у кого какие оплошности бывают. Не кричать же об этом на всех перекрестках.
— Вам-то можно бы и сказать. Не чужой.
— Значит, не счел нужным. А ты не переживай; очень-то, мало ли чего бывает. Ну, выкупали и выкупали. Неприятность, конечно, однако трагедию из этого случая делать не надо.
— А мы и не делаем.
— Вот и ладно.
— Звали-то зачем, Иван Степанович?
— Сейчас объясню. Погляди-ка внимательнее на правый борт, да не туда, а вот сюда. Что-нибудь замечаешь?
— Вроде все в порядке.
— Вроде, да не все. Вон, видишь, «коровий язык» какой вытянулся? Краску густо взяли. И как раз возле самого трапа, то есть на виду. Так ты это дело поправь.
— Хорошо, сделаем.
— Ну вот и все, что я хотел тебе сказать.
— Спасибо. А я сам как-то не заметил. Не успеваю за всем уследить, дня не хватает.
— А ты не суетись, спокойнее будь. Там, где и без тебя могут сами матросы справиться, пусть и справляются, не мешай. А то есть в тебе это — соваться во все дела самому. Приучай людей к самостоятельности.
— Вот она, самостоятельность-то, и вылезает наружу, — кивнул Сальников на борт. — Все равно за всеми глаз да глаз нужен. Иногда проще и быстрее самому сделать, чем показывать да рассказывать.
— А у тебя у самого-то все ли с первого раза выходило? Нет? То-то и оно! Ну ладно, иди, тебя вон дежурный по кораблю разыскивает.
Они попрощались, и Сальников побежал на корабль. Карцов проводил его взглядом и вздохнул: «Суетится много, а все без толку. Ну ничего, обкатается со временем. Хорошо, что хоть на командира не жаловался. А тот слишком горяч. Ну, не беда. Главное — не за себя, за дело переживает. А ошибки у всякого случаются. Важно, чтобы человек не только понял свою ошибку, а и сумел ее исправить…»
5
На этот раз метеосводка не соврала: к вечеру шторм действительно разгулялся. В толчее мелких волн, доходящих до причала, катер бился, как рыбешка в неводе. Карцов с Митькой повесили на борту еще две автомобильные шины, заменявшие кранцы, и стали заводить дополнительные швартовые. За этим занятием и застал их помощник дежурного по гавани главный старшина Иннокентий Шелехов.
Видно, он всю дорогу бежал и поэтому долго не мог отдышаться. «Не нашли кого помоложе послать», — подумал Карцов, глядя, как Шелехов вытирает платком лысину. А тот выдернул из кармана радиограмму и молча протянул ее Карцову. Иван Степанович прочитал радиограмму, сложил опять вчетверо и вернул Шелехову:
— Когда начались схватки?
— А кто их знает! Тут не написано, однако радиограмму послали двадцать минут назад, значит, недавно начались.
— Сашок! — Карцов нагнулся над люком, ведущим в моторный отсек.
Из люка тотчас высунулась перепачканная маслом физиономия моториста.
— Чего, дядь Вань?
— Как у тебя там?
— Минут через сорок закончу.
Карцов взглянул на Шелехова и виновато развел руками:
— Мотор, вишь, не в порядке, клапана Сашок притирать счинился. Думали, не пошлют никуда, выходы-то еще с утра все отменили.
— Кто мог предвидеть такое? — Шелехов вздохнул и нахлобучил на голову мичманку.
— Как думаешь, сколько это дело может продолжаться? — спросил Карцов.
— Какое?
