Джилл надела на Мэдди вязаный костюмчик розового цвета, выгодно подчеркивавший ее большие голубые глаза и светлые волосы, а напоследок, одолеваемая материнской нежностью, осыпала ее поцелуями.
Пусть этот ребенок появился на свет по недоразумению, можно сказать, в результате ошибки, этой оплошности Джилл будет радоваться до конца своих дней. Вся ее жизнь посвящена теперь этому маленькому существу, у нее одна цель — вырастить Мэдди здоровой и хорошо воспитать ее, чтобы она ощущала себя нужной и любимой и обладала чувством собственного достоинства.
В прошлом Эйден не желал и пальцем пошевелить ради благополучия их дочки. Да и теперешний приступ повышенного внимания к ней не сулит Мэдди ничего хорошего. Напротив, он может ей даже повредить. Джилл, конечно, знает — Эйден болен и нуждается во внимании, но не за него в первую очередь болит ее сердце. Главное в ее жизни — Мэдди. И если в интересах девочки — защитить ее от отца, ну что ж, Джилл так и сделает. А Эйдену придется покориться.
Когда Джилл выходила из дома, Эйден находился в своем кабинете, сидя у компьютера — искал «ключ к разгадкам», как говорил он. Она посадила Мэдди в автомобильное креслице, привязала и поехала с ней по разным делам — в химчистку, в банк, на почту, в магазины, — благо за время болезни мужа их накопилось более чем достаточно.
К счастью, малютка любила ездить по городу, а уж кататься в колясках для покупок просто обожала. Бывало, улыбается во весь рот кассирам и продавцам, кричит им «хай»[1] — единственное легко-произносимое слово из ее скудного запаса, — они ей отвечают тем же «хай! хай!», и она рада-радешенька.
Покончив с неотложными делами, Джилл, чтобы побаловать себя, заехала в цветочный магазин и купила горшок фиалок. День уже близился к полудню, и уставшая Мэдди начала капризничать и тереть глазки. Значит, пора домой.
Вернулась Джилл в более спокойном настроении, чем была утром. И сердилась на Эйдена меньше прежнего, найдя, как ей казалось, единственно правильный выход из положения: держать его на расстоянии, не допуская проявления нежных чувств с обеих сторон.
Едва она вошла в дом, неся Мэдди на одной руке и пакеты с покупками — в другой, как раздался телефонный звонок. «Я возьму трубку», — закричала она, не зная, где сейчас Эйден.
Звонил Эрик. Спросил, не может ли она во второй половине дня приютить Брэди. В школе укороченный день, а у Эрика деловые встречи.
— Прости, что звоню в последний момент, Джилл. Если тебе неудобно, могу и отменить встречи.
Нет, нет, она весь день будет дома и рада видеть мальчика у себя.
«Кое-кто тут у нас хочет баиньки», — пропела Джилл, заметив, что у малышки слипаются глаза, подняла ее на руки, вынула бутылку с молоком из микроволновой печи и направилась к лестнице. По дороге она заглянула в кабинет Эйдена. Он все еще был там и сидел в той же позе, что и утром.
С экрана компьютера, у которого он расположился, на его красивое лицо и растрепанные волосы лился неестественный голубоватый свет. Вид у Эйдена был задумчивый и нисколько не веселый. Даже сердясь на него, Джилл не могла не признать, что он проявляет завидную силу воли, стараясь восстановить память и собрать себя воедино.
Он, чудак, полагает, что в своем нынешнем состоянии является для Джилл бременем, что его выздоровление будет благом для нее и всей семьи. Джилл даже почувствовала угрызения совести — ведь виновата в этом она, скрывая от него, что, как только он придет в себя, они разведутся.
— А-а-а, Джилл. — Эйден поднял голову от компьютера, и глаза его потеплели. — Привет, малышка! — сказал он Мэдди.
Несмотря на усталость, полуспящая Мэдди взглянула на отца и улыбнулась.
— Пойду уложу ее.
— Хорошо. Когда она заснет, спустись сюда. Мне не терпится рассказать, что произошло в твое отсутствие.
Джилл внутренне напряглась. Что он мог вспомнить?
— Я недолго, — пообещала она.
Когда чуть позже Джилл вошла в кабинет, Эйден отодвинулся от компьютера и всем телом подался к ней, словно собираясь обнять, но она решительно обхватила себя руками и приняла выжидательную позу.
— Вот! — сказал Эйден. — Компьютер! Я умею им пользоваться!
— О! — воскликнула Джилл с неизъяснимым облегчением. Она не сразу оценила важность этого события, так как, привыкнув постоянно видеть мужа за компьютером, не вдруг поняла, что произошло нечто из ряда вон выходящее.
— Это оказалось проще простого. Я нажал на включение, затем одну кнопку, другую, и на экране появилась программа.
Джилл села рядом и тут заметила, что ее фотография, стоявшая на столе Эйдена, передвинута поближе к компьютеру, но решила не обращать на это внимания.
— Доктор Грогэн предупреждал, что показания органов чувств — наилучший катализатор для возвращения памяти, — добавил Эйден, раскачиваясь на стуле. — Готов биться об заклад, что утром стал свидетелем этого. Звук, издаваемый компьютером, подхлестнул мои воспоминания.
— Весьма возможно. Но ведь не исключено, что умение обращаться с компьютером было все время при тебе.
— Возможно. И все же мне кажется, что у себя в офисе я бы вспомнил еще больше.
— В Эй-Би-Экс?
— Да.
— Не так-то это просто. Ты ведь не помнишь своих коллег.
— А если ты пойдешь со мной и поможешь мне, называя их по именам?
— Лучше, пожалуй, пойти по окончании рабочего дня, когда там мало народу. А еще лучше — в воскресенье, тогда и вовсе никого нет.
— А меня впустят?
— Еще бы! Охранники Эйдена Морса знают, что у тебя есть ключи.
— Замечательно. Так и сделаем.
Эйден не сводил с нее ликующих глаз. Подобные взгляды, порождаемые радостью от удачного замысла, обычно за несколько секунд приобретают совсем иной смысл. Так случилось и на этот раз. Его теплый взор проникал в нее все глубже и глубже. Казалось, самый воздух между ними накаляется.
— Ну… и что же? Нашел ты в программе что-нибудь полезное?
— О да. — Он переменил позу. — И даже очень много. Обнаружил, в частности, «Календарь», мое ежедневное расписание, список деловых встреч, список деловых завтраков, а также деловых поездок в другие города. — Он перевел глаза на Джилл. — Поездок масса. Сдается мне, что я весьма занятой мужик.
Джилл отвернулась и промолчала.
— По-видимому, в «Календарь» занесены лишь данные, относящиеся к работе, о личной же жизни в нем ни слова. Но, честно говоря, я не представляю себе, какая личная жизнь может быть у человека, время которого расписано буквально по минутам. — Он усмехнулся. — Но у меня ведь была личная жизнь.
Он улыбался, но Джилл различила вопрос в его глазах. За его говорливостью скрывались начавшие возникать сомнения. Он, видимо, взглянул на себя со стороны и не уразумел, что же открылось его глазам. Или ему не понравилось то, что он увидел?
— У тебя масса обязанностей, — уклончиво заметила она.
— У меня тоже такое впечатление. — Нахмурившись, он положил локоть на спинку стула, а лицом оперся о ладонь.
— Что ты еще нашел интересного?
— Интересного — ничего. Куча деловой корреспонденции. Но ни одно письмо не вызвало у меня никаких ассоциаций. Компьютер я, как оказалось, помню, а вот из упоминаемых в нем людей — никого. Не хочешь ли позавтракать, пока ребенок спит? — слегка огорчившись предыдущим словам, спросил он и поднялся со стула. — Мы с тобой вдвоем, и больше никого.
