застыл на месте. Факер едва успел тормознуть, чтобы не врезаться в него, но это его не спасло: у габаритного Толика с реакцией было похуже, и он на скорости влетел в товарища, а тот, в свою очередь – в их проводника, после чего все трое оказались в сугробе.
Снег приятно освежил, и Факер начал приходить в себя, возвращаясь в прекрасную русскую зиму, пахнущую выпитым им алкоголем и собачей мочой.
Он поднял голову, обнаружив, что приземлились они перед здоровенным магазином, построенным с классическим советским размахом. За затемненными окнами тускло желтел свет. Туда-сюда сновали молодые и пьяные ребята – преимущественно пацаны да немногочисленные тёлки, хохочущие и громко говорящие на примитивном местечковом сленге.
Они несли из магазина бухло и сигареты, чтобы не переплачивать: вниз по улице – в нескольких десятках метров, находился клуб, возле которого темнели пятна пьющих и курящих людей.
«Нам что-то нужно?» - спросил Мишка, поднимаясь и отряхиваясь от снега.
«Купим внутри», - резко ответил Факер – местная публика его напрягала.
«А ты кого хотел увидеть?» - спросил, будто читая его мысли, Толик.
Они быстро пошли к клубу.
***
Оглядываясь всего на несколько лет назад, Факер видел там совершенно другого человека. Всё переменилось кардинальным образом. Он не просто стал иным, он бы просто-напросто не общался с собой прежним, ибо говорить этим людям было не о чем.
Да и не был он человеком в его нынешнем понимании, ведь человеком не рождаются, а становятся.
И, в общем-то, не факт, что Факер им стал.
Но, суть была даже не в нём, а в мире, стремительно летящем куда-то вперёд, трансформируемом и меняющемся, но остающемся одинаковым в своей гнилой сути.
Эти воспоминания не были ностальгическими.
Скорее они помогали ему проще относиться к жизни. Злясь на подрастающее поколение, он каждый раз возвращался назад, понимая, что был ничуть не лучше их.
Может быть – куда хуже.
Святая вера в то, что если он начал выдавливать из себя по капле врага, и старался жить не по лжи, вдохновляла его и оправдывала некоторые не самые правильные, не всегда законные, может быть, даже аморальные поступки.
Когда они подошли к клубу, картины из прошлого снова начали всплывать в его нетрезвом мозгу.
Факер был совершенно не настроен углубляться в пьяный психоанализ, в попытках установить связь поколений между ним, как он считал – свободным человеком, и этими черными тенями укутанных в толстые зимние одежды люмпенов.
Он не испытывал к ним никакого презрения, свято веруя, что к народу нужно прислушиваться, но не следовать за ним.
Правда, глядя каждый раз на таких, как эти ребята – малограмотных, пьющих еще засветло, и в будни и в праздники, счастливых тем, что есть, - энергичных и живых, - в глубине души он чувствовал горькое разочарование от осознания того, что они не хотят вырываться из нынешней матрицы, построенной для них государством. Они будут всегда недовольны – ругать власть, олигархов, жуликов и воров, - но мало кто решится выплеснуть эту желчь, это острое неудовлетворённое гниющее недовольство, взорвать его в протест – митинг, забастовку, кровавое огненное восстание с сожжением государственной администрации и захватом почтамта и станции пригородной электрички.
Глава 2.
***
Сначала внезапные приступы агрессии даже не настораживают.
Мало ли…
Искать приключения на свою задницу, предварительно напившись – вполне тривиальное времяпрепровождение для нормального пацана. Даже если в итоге бить будут тебя.
В этом нет ничего такого.
Ничего страшного.
Как минимум до того момента, когда ты впервые начинаешь задумываться о том, что у всего этого есть смысл.
Перебрав в пабе, ты всё так же лезешь бить лицо молоденькому гламурному мальчику при деньгах и милой девушке. Он, к тому же, легче тебя килограммов на тридцать, что делает тебя безусловным фаворитом драки. Как бы сильно ты не надрался. Да и пивное пузо в данной ситуации выглядит скорее твоим преимуществом. Чисто визуально ты прикидываешь, что вырубишь парнишку с одного удара. Лучше бить в подбородок. Или, как учил Майк Тайсон, джебом – в нос, чтобы наверняка вогнать хрящи и прочее дерьмо в мозг.
Только вот, избивая мальчика, перед тем как быстро свалить от охраны и ментов – на всё про всё у тебя от силы две минуты, - ты уже чётко знаешь, почему ты это делаешь, и что тобой движет.
Находясь в состоянии пьяной эйфории, ты не придаешь внезапному прозрению значения, списывая всё на кураж.
Тебе кажется, что так и должно быть.
Позже, проснувшись с похмелья ближе к обеду, проблевавшись, попив соленой минеральной водицы и прибив несколько банок, ты вдруг начинаешь понимать, что вчерашний срыв был вовсе не дебошем пьяного быка, как может показаться на первый взгляд, а самым настоящим актом гражданского протеста.
Это пугает, ибо сначала тебе кажется, что ты сходишь с ума. Типа, у тебя шизофрения и все дела – об этом часто пишут в книгах и показывают в кино, так что удивляться нечему.
Потому что то, что ты делаешь, то, как ты обосновываешь своё поведение, - всё это явно ненормально.
Родители, люди вокруг, глобальные СМИ – все они учили тебя с пелёнок, что нужно быть толерантным и вообще - терпеть.
Типа, Христос терпел, и нам велел.
Ты ведь прекрасно знаешь, что если каждый начнёт нарушать правила и делать то, что он считает нужным, наплевав на мораль, закон и общественное мнение, всё очень скоро рухнет, и мир поглотит Апокалипсис обезумевших, словно киношные зомби, бессов – уже не людей, а бездушных созданий, поглощённых лишь удовлетворением собственных инстинктов.
Одновременно с этим в тебе крепнет ощущение абсолютной ясности и чёткой структурированности случившегося накануне.
И, главное, ты чётко знаешь, что ты – прав.
***
В тот вечер всё снова было как обычно: невзрачная компания проходящих людей, и Факер среди них.
Они даже не были его друзьями.
Как оказалось, друзей у него вообще не было. Но это так – лирика.
Короче, просто знакомые и знакомые знакомых, какие-то люди по работе и по муткам.
Настоящие друзья, если они у него когда-то и были, со временем интегрировались в эту практически однородную массу равнодушных ему людей.
Текучка нивелировала их стартовую ценность. Ценить их было не за что, и вместо того, чтобы напрягаться, что-то кому-то доказывая, куда проще было сменить конкретного человека или даже всю компанию.
Они были разделены не по политическому или религиозному принципу, и даже не по интересам, а по социальному статусу.
Например, менеджеры на дух не переносили барыг, а барыги – менеджеров.
Журналисты и прочие околополитические деятели, к которым с отвращением относил себя Факер, и вовсе ненавидели всех и вся, зная истинную цену людям, их поступкам и словам.
Это было то самое горе от ума: будучи посвящёнными в тонкости манипуляции общественным сознанием и непроизвольно принимая участие в глобальном манипулировании как детали одной большой пропагандистской машины, они были глубоко несчастными людьми, ибо правда общественно- политического устройства и бытия была до такой степени отвратительной, что просто не оставляла места для каких-либо иллюзий, выжигая на корню саму веру в светлое и доброе.
В пабы ни барыги, ни журналисты не ходили. У первых не было денег, да и бухлу они предпочитали дурь, а вторые – не видели смысла пить пиво, когда можно было накатить водки.
Менеджеры пили немецкое светлое, их телки – мартини. Факер набухивался stout – от него больше пёрло и не хотелось блевать.
Однажды врачи сказали, что его печени – конец.
Типа, не стоит есть жаренное, пить кофе, не говоря уже о пиве. Тем более - о тёмных сортах. Да, его тогда колбасило: когда шалит печень – это вам не шутки. Однако перетерпев, Факер снова окреп назло врачам, и принялся хлестать британское тёмное с удвоенной энергией.
Иногда ему казалось, что он теряет хватку, и это его безмерно огорчало. Кроме бухла в этой жизни было всё меньше радостей. И он это честно признавал.
На второй план отошел даже дуст, ставший просто фоном – что-то типа сигарет с кофе и без, когда ты уже даже не считаешь банки, настолько это вошло в привычку.
Не говоря уже о тёлках, в отношении которых ему все чаще хотелось совершать насилие, причем – отнюдь не сексуальное, настолько они были тупы и ещё раз тупы.
Это было слишком пошло, чтобы возбуждать.
Снять кого-то не составляло труда – социальные сети максимально облегчили старания.
Только вот, в последнее время его ломало напрягаться даже по минимуму.
