— Сам знаю: рожей я не очень-то вышел. Красавцем я никогда не был. Но мне насрать. У тебя внешность очень даже ничего. Уж получше моей в молодости. Но ни тебя, ни меня фотографы не зовут сниматься за деньги, правда?
Я кивнул. Один из студентов шепотом воскликнул: «Вау!» — и компания вновь расхохоталась.
Затем папа разъяснил мне, что единственный способ познакомиться с женщиной — «вести себя так, словно ты уже стреляный воробей. Не бойся услышать от женщины, что ты ей не нравишься. Да, некоторые так тебе скажут, но ты наплюй и разотри. Иначе мужики вроде нас с тобой умирали бы девственниками».
Я увидел, что к нам быстрой походкой идет официантка. Мне хотелось выскочить из кожи и задать деру. Казалось, весь «Деннис» — ладно бы «Деннис», весь Сан-Диего — пялится на нас, подслушивает и смеется. Я был готов на все, чтобы прекратить эту пытку. И потому, вопреки своему обыкновению, прервал папу:
— Пап, пожалуйста, нельзя ли поближе к делу? Я не хочу говорить на эту тему все утро, когда вокруг полно народу, — и я демонстративно покосился по сторонам, намекая, что нас все слышат и что мне страшно неудобно.
Папа умолк, оглядел ресторан, уставился в упор на студентов — те потупились.
— Значит, тебя колышет, что все эти люди про тебя думают? Совсем незнакомые люди, которых ты в жизни не видел и больше не увидишь?
Он сгреб со столика газету и углубился в чтение. Для меня это стало еще большим конфузом: чем заняться, кроме как глазеть на газетный лист, которым отгородился папа? Я остался наедине со своим унижением. Мы заказали завтрак и сидели молча, пока официантка не принесла папе омлет, а мне — оладьи.
— Пап, к чему ты завел весь этот разговор? — шепнул я ему наконец.
— Сын, ты мне все время рассказываешь, почему ты не нравишься женщинам. Ни одна женщина не даст мужику, который сам себе не дал бы.
— И это все, что ты хотел сказать? — уточнил я.
— Не совсем. Но если тебя колышет, что подумает о тебе кучка людей в «Деннис», то все остальное, что я могу тебе сказать, вообще ничего не изменит.
— Пап, отвлекись, пожалуйста, от газеты, — попросил я. Он положил газету на сальный стол и заглянул мне в глаза.
— Значит, ты меня поэтому сюда привел? Устроил мне экзамен? Проверка на стеснительность?
— Ой, бля! По-твоему, я все с какой-то задней мыслью делаю? Я просто хотел с тобой потолковать и заодно съесть омлет. А теперь помолчи, дай позавтракать спокойно, в самом-то деле.
— Ты что это там делаешь с граблями?.. Нет, так граблями не работают… Чего-о? У тебя свой стиль? Нет, сынок, есть только один стиль работы граблями. Все остальные стили — говно. Догадайся сам, какой у тебя стиль.
— Как-то я не уверен, что это можно назвать настоящим походом… Ну да, ночевали вы в спальных мешках, но в сорока футах, бля, от вашего мини-вэна.
— Сочувствую. Слышь, ты мою борсетку нигде не видел?.. Нет, мне не наплевать на то, что ты говоришь, я же сказал, что сочувствую. О черт, разве я не могу одновременно тебе сочувствовать и думать, куда я зафигачил борсетку?
— Это что за хуйня? Ты чего это на полу корчишься?.. Сын, я не очень понимаю, что значит «танцевать брейк», но искренне надеюсь, что ты сейчас делаешь не это.
— Такова цена, которую платишь за семейную жизнь. Приходится чем-то жертвовать. (Пауза.) Много чем жертвовать. (Долгая пауза.) Знаешь, сегодня и завтра лучше держись от меня подальше, а то попадешься под горячую руку — нехорошо выйдет.
— Помни, это только экзамен. Если провалишься, не спеши с выводом, что ты вообще ни хрена не стоишь. И все-таки постарайся не провалиться. Дело важное.
— Не выбирай себе колледж только по тому принципу, что там проще склеить девчонок… Нет, нет, вообще-то это резонный критерий. Но к колледжам его лучше не применять.
— Ты взял мою машину покататься, а теперь в ней говном воняет. Меня не колышет, если говном воняет от тебя самого — это твои проблемы. Но если ты мою машину засираешь, меня это колышет. Съезди куда-нибудь, сдай машину на антиговенную обработку.
— Мне лично насрать, во сколько ты вернешься, только входи бесшумно. Мне спать не мешай! Вот тебе единственное правило: меня не будить.
— Нормально смотрится, только пахнет странно. Никак не пойму чем. Вроде как медицинский спирт пополам с. даже не знаю с чем… словно бы с говном.
Всегда старайся произвести наилучшее впечатление
В старые времена мы каждый год ездили в Чампейн, штат Иллинойс. Там, у моей тети Нейэми, собиралась папина родня — несколько поколений Халпернов сразу. Надо сказать, папа для своей семьи — личность нетипичная. Все остальные в его клане — добрейшей души люди, мягкие, предупредительные. Приезжая в Иллинойс, я словно бы попадал в рождественскую телепередачу: все в пестрых свитерах, и каждый взрослый при виде меня восклицает: «Только поглядите! Какой большой вырос, какой красавец!» — а затем оборачивается к моим родителям и, улыбаясь, говорит: «Ну правда же красавец?» Папа всегда отвечал одинаково: «Ага, я все жду, когда он пойдет в супермодели, чтобы прокормить меня на старости лет», — и заливисто смеялся — ужас как долго, иногда до хрипоты, а мы стояли вокруг, разряженные в свитера всех цветов радуги, и молча дожидались, пока он отсмеется.
И вот в ноябре 1997-го мы в очередной раз приехали в Иллинойс. Всюду резвились мои маленькие кузены. Все они были отличные ребята, но особенно меня развлекал Джои, которому тогда было три года. В предыдущий раз я видел Джои несколько месяцев тому назад в Сиэтле, где праздновали его день рождения. Он так ликовал, что добрый час носился как угорелый по всему дому, подбегал к каждому родственнику по очереди и вопил: «С днем рождения, я! Ура!» Примерно так Дэвид Ли Рот заводит толпу на концертах «Ван Хален». Каждый раз, когда он подбегал ко мне и уже раскрывал рот, я над ним прикалывался: «Что, с днем рождения, Джои?» Он удивленно таращил глаза, точно я вдруг взлетел над полом, и визжал: «С днем рождения, Джои! Ура!» Мы это проделали, наверно, раз двадцать пять, пока мой брат Дэн не велел мне: «Хорош! Хватит, в самом ты деле!»
И вот я снова увидел Джои. Едва заметив меня, он широко заулыбался и побежал ко мне с воплем: «С днем рождения, Джои! Ура!» Я засмеялся и сказал: «Рад тебя видеть». Но он точно не слышал — твердил: «С днем рождения, Джои!» — как заезженная пластинка. Первые десять минут родственники умилялись,
