нему ничего возвратиться не может.
Почему ты так закрываешься, — говорит он, мы же раньше так хорошо друг с другом говорили. Я ведь всегда тебе помогал, насколько мог.
Он снова вздыхает и слегка сжимает мне руки.
Если это из-за мальчика, — говорит он, Анна мне про него рассказала.
Я стараюсь быть спокойной, хотя не хочу ничего про это слышать. Муха — это уже прошлое. Я все испортила. Он разочаровался во мне, потому что я такая странная и не могу говорить с ним. Это моя вина. Надо было вчера сказать правду, или позавчера, или на прошлой неделе. Или надо было взять себя в руки и притвориться, что все в порядке. Изобразить нормальную Мальвину. Но что уж об этом думать. Теперь уже слишком поздно. Я видела вчера по его лицу, что он меня знать больше не желает.
Анна рассказывала, что он был здесь, — говорит Пауль и замолкает.
Хочет дать мне возможность ответить, но я не отвечаю. Губы слиплись.
Она говорит, что ты ему, кажется, очень нравишься.
Хорошо, что я парю под потолком, воздушному шарику не обязательно ощущать то, что в нем происходит. Все становится приглушенным, даже голос Пауля, его слова медленно-медленно поднимаются ко мне наверх.
Анна говорит, что он хотел тебя увидеть, а ты просто убежала через террасу. Потому что подумала, что он с ней заигрывал.
Он и заигрывал, — говорю я тихо.
Рядом со мной приоткрывается дверь в комнату Анны. Наверно, она подслушивала, сначала в щелке появляется светлая прядка ее волос, а потом — все лицо, покрытое веснушками.
А вот и нет, — говорит она, в ее голосе слышится обида, я не заигрываю с парнями, которые моложе меня. Это совершенно невозможно.
Она морщит нос от отвращения.
Ты даже не захотела узнать, что он сказал.
Она протискивается через щель в двери и усаживается на пол рядом с нами. Я не доверяю ей. До сих пор, общаясь с Анной, я всегда ожидала от нее какой-нибудь гадости. Выпросить у нее поносить футболку можно только посулив мороженое, а за помощь с домашними заданиями она вполне может потребовать броситься грудью на какую-нибудь амбразуру.
Вообще-то я считаю, что это нормально, когда люди друг другу помогают, но только если они делают это добровольно. А у Анны любимая поговорка —
Хочешь ты это узнать, вот прямо сейчас, или нет? — говорит она.
Я утыкаюсь подбородком в грудь. Специально ради меня говорить ничего не надо.
Конечно, она хочет, — говорит Пауль. Он опять сжимает мне руки. По-дружески, как будто мы с полуслова друг друга понимаем и у нас есть общая тайна. У нас троих, устроившихся на полу в коридоре. Но это давно в прошлом. Мы больше не команда. Мы не играем в нашем старом «Форде» в то, как затонул «Титаник», и не рассказываем друг другу страшные истории под одеялом.
Все мы изменились, и, наверно, Пауль прав, у меня изменения пошли в худшую сторону. Я уже не маленькая Мальвина, которой можно втюхивать, что в сказках все правда, что в них все всегда хорошо кончается, а принцесса становится королевой. Таких сказок не бывает. По крайней мере, в моей жизни.
Я Мальвина, у которой есть темная тайна, Мальвина, у которой много жизней, Мальвина, которая сидит в ванне.
Он сказал, что ты самая большая злюка и задавака, которую он в жизни видел, но все равно ты ему очень нравишься.
Пузырьки газировки облепили мне голову, они щекочут шею и залезают в нос.
Мне очень жаль, — говорит Анна, но это в точности то, что он сказал.
Пауль отпускает мои руки. Ему надо собираться дальше.
Ну, вот видишь, — говорит он, возвращаясь к себе в комнату, зря ты волновалась.
Анна осторожно дотрагивается до моей ноги.
Можешь взять мою красную футболку, когда будешь с ним встречаться, ту, с русалками, она тебе наверняка пойдет.
Я понимаю, что Анна предлагает мир, я киваю и жду, пока она найдет футболку, это ее любимая, она бросает ее мне на колени.
Удачи, — говорит она.
Хорошо, что ты пришла.
Я сижу под ангелами в золотой раме, а фрау Бичек стоит у плиты и готовит что-то из овощей и мяса. Сильно пахнет сладковатым фенхелем, а еще черным перцем и чесноком.
Хорошо, что пришла, — повторяет она, я уже ждала, каждый день смотреть хрустальный шар — нет Мальвины, но сегодня утром вижу — придет.
Слава Богу, наконец-то! Я думала, ты больше не придешь, думала — слишком поздно.
Я не знаю, что фрау Бичек имеет в виду, она не поворачивается ко мне, чтобы объяснить, а продолжает помешивать в кастрюле. Младенца она привязала к груди большим пестрым платком. Время от времени он чихает, если в нос попадает слишком много перца, но в общем ведет себя необычно тихо. Он засовывает маленькие толстенькие ручки в рот и пускает слюни на блузку фрау Бичек.
А где Братко, — спрашиваю я, потому что его нигде не видно.
Ах, этот, — говорит она, нашел себе любимая кошка, в голове одно — шляться на крыши и делать котята. Жрать и делать котята.
Я ухмыляюсь. Не могу себе такого представить. Разве толстый Братко сможет залезть на крышу?
Я подтягиваю под себя ноги и устраиваюсь поуютнее. По лицу пробегают пятна света, фрау Бичек ставит передо мной на стол миску с дымящимися овощами.
Ешь, — говорит она, тощая птичечка.
Она коротко проводит рукой по моим волосам, садится напротив на кухонный диванчик и отвязывает младенца.
Овощи очень вкусные, я уже давно ничего такого вкусного не ела. Может быть, мне они потому так нравятся, что в последнее время я вообще мало что ела. Я жутко голодна. Бичек смотрит, как я запихиваю в себя еду, обжигая язык, потому что горячо, но это ничего.
Ты спрашивать про детство, — говорит она, там, на площадке, помнишь? В прошлый четверг.
Она не ждет, пока я отвечу, просто говорит дальше, покачивая ребенка на коленях.
Я думала и кое-что вспомнила, одна история, я хочу тебе рассказать. Поэтому я ждала, когда ты придешь. История из моего детства, это было давно.
Бичек смотрит в окно, как будто там можно прочитать эту историю, как будто на стекле написаны буквы, которые надо расшифровать. Или она не знает, с чего начать, как начинается эта ее история.
У меня была подруга, — говорит она через некоторое время, в Польше, самая лучшая подруга. Мы жили в малюсенькая деревня. Все друг друга знали, там было всего десять или одиннадцать домов, понимаешь? В одном доме жила я с мамой, папой и шесть братьев, а рядом жила Катя, и Катин папа, и маленькая сестра. Мама Кати ушла с дружком из соседняя деревня, Кате было тогда девять лет. Ее мама так и не вернулась.
Бичек глядит в окно, как будто ищет там продолжение истории, а я продолжаю уплетать овощи, тут в дверь кухни входит Братко. Он невероятно растрепан, на носу кровоточит царапина. Наверно, получил от любимой кошки, думаю я, или от соперника.
Пока ее мама не ушла, мы каждый день играть вместе во двор, вместе ходить в школа и секретничать друг с друг. Как все маленькие девочки. Но потом… Однажды она не приходить в школа, просто не приходить, никто не знает почему.
Никто не спрашивать почему. Я тоже не спрашиваю. Может, болеет, думаю я.
Следующий день — Кати опять нет. После школа идти к ней и спросить, думаю я, но не спрашиваю. Я
