выдержать битву. Ее тело не станет пытаться уничтожить чужую кровь, но не сможет сразу создать собственные необходимые запасы. Поначалу ей придется пить кровь каждый день, для поддержки, но все меньше и меньше по мере того, как Соланж будет стареть.
— Но она же не постареет!
Я постаралась отогнать мысль о том, что когда-нибудь покроюсь морщинами, стану носить зубные протезы, а Соланж все еще будет выглядеть такой молодой, как будто она моя внучка. В конце концов, сейчас у меня были и другие причины для размышлений.
— Физически и внешне — да, не постареет. По крайней мере в течение нескольких лет, пока ее тело не приспособится полностью к новому состоянию. Боюсь, я не слишком-то понимаю, как можно объяснить эту адаптацию с научной точки зрения. Моя теория такова: это особый генетический механизм выживания. Мы стремимся достичь наилучшего для нас возраста, периода наибольшей силы. Это нечто вроде способа отпугивать хищников, как охотник старается выглядеть большим, чтобы устрашить черного медведя.
— Ох! А эти ее особые феромоны — они тоже связаны с механизмом выживания, заставляют всех гоняться за ней?
— Да. Это вопрос подбора пары. Всех интересует, сможет ли Соланж в свое время выносить ребенка- вампира.
— Ну и хрень!
— Изучай Дарвина, девочка.
Как будто от этого будет толк.
— И вот еще что, Джеффри… А почему хел-блары синие?
— Это побочный эффект, точно такой же, как и их дополнительные клыки, которые дают им возможность добыть первую… пищу, но с такой жестокостью и жадностью, что это налагает отпечаток на всю их жизнь. В результате они становятся страшно прожорливыми и неразборчивыми.
— Ох!
Мне просто необходимо научиться не задавать бесконечные вопросы, потому что никогда не нравятся ответы.
— Спасибо. Думаю, мне лучше не мешать вам работать, — сглотнув, сказала я.
— Впрочем, Дарвин не особенно мне помог, когда я проходил все это.
Джеффри отвернулся к микроскопу. Я прекрасно знала, что он успел забыть обо мне еще до того, как я дошла до выхода. Не могу сказать, что почувствовала себя лучше после разговора с ним, но, но крайней мере, я уже не ощущала себя бродящей в полной тьме.
Я поехала домой, усиленно размышляя. У нас было уж как-то очень тихо, совсем пусто. Мамина статуя богини Кали наблюдала за мной, пока я меняла чашечки с водой на алтаре. Здесь и останется так же тихо, пока мои родители не вернутся. Конечно, было немножко чудно думать обо всем этом, но мне необходимо было подготовиться. Соланж была бы просто счастлива спрятаться где-нибудь в уединенной хижине, пока все не кончится, но я хотела бороться. Родители до сих пор не понимали моей склонности к энергичным действиям, ведь они воспитывали меня особым образом: медитации, постоянное питание одним тофу, долгие поездки прямо в середине учебного года — лишь ради того, чтобы увидеть какие-нибудь петроглифы или понаблюдать за американскими лосями. Безграничная терпимость моей мамы распространялась не только на людей, но и вообще на все виды живых существ, включая вампиров. Они с Хеленой были лучшими подругами в школе, но разошлись, когда мама уехала в колледж, а потом путешествовала по всему миру в поисках самой себя. В родной город она вернулась только десять лет спустя. Однажды, возвращаясь с прогулки в полнолуние, мама натолкнулась на Хелену, пившую кровь оленя, которого убил Лайам, чтобы помочь жене утолить жажду. В то время Хелена как раз вынашивала Соланж, и такая жажда была у нее впервые. Когда Хелена вынашивала семерых братьев Соланж, ничего подобного не происходило.
Как бы то ни было, ничто не могло заставить мою вегетарианку маму забыть это необычное зрелище, даже воздействие на ее ум особыми вампирскими методами. Хелена не сумела скрыть все от мамы, тем не менее их дружба возобновилась. Именно так мы стали близки с семьей Дрейк. Нам иной раз было куда приятнее общаться с ними, чем им с нами… то есть я имею в виду Николаса.
Николас.
Иногда я хотела, чтобы он не умел так хорошо целоваться. Тогда мне было бы гораздо легче забыть о случившемся. Я не гадала бы, повторится ли такое еще раз.
— Сосредоточься, — строго приказала я себе, заперла входную дверь и дважды проверила, хорошо ли она закрылась.
Возвращаясь к машине, я подозрительно всматривалась в каждый куст и в каждое дерево. Шины взвизгнули и подняли в воздух облако пыли, когда я рванула с места. Но напряжение не оставляло меня, пока я не добралась до нужного мне пригорода, с его галереями леденцовых расцветок и изысканными кафе. Этот район облюбовали для себя художники, борцы за чистоту окружающей среды и фермеры вроде моих родителей. Здесь имелось несколько кусочков дикой природы — густые лесочки и скрытые от посторонних глаз водопады. Холодными зимними ночами иногда даже слышался волчий вой. Такое соединение первобытной среды и того, что тут каждому предоставлялась возможность оставаться наедине с собой и вести какой угодно образ жизни, делало это место идеальным для вампиров. Ведь на них никто не обратил бы внимания. По крайней мере, я так думала. Если и нет, то все равно никто об этом не говорил. Местных жителей гораздо больше интересовали теории тайных заговоров и хранилища ядерных отходов.
Сначала я остановилась возле аптеки, чтобы купить затычки для носа, и тут же распечатала упаковку. Продавец и глазом не моргнул. Потом я отправилась в маг азин за снаряжением для охоты и отдыха на природе. Признаюсь, я чувствовала себя немножко глупо, как будто сама взялась подражать герою какого- нибудь комикса, в чем совсем недавно обвиняла Кайрана, но была полна решимости. Если я и научилась у своих родителей чему-нибудь кроме того, как щепать лучину и налаживать водяной насос, так это тому, что следует сделать то, что ты должен сделать, и при этом не ныть и не прикидываться, будто все это никому не нужно. Потом я вознаградила себя двойной порцией кофе латте, а поскольку родителей не было рядом, даже не стала брать соевые сливки. Это в нашей семье рассматривалось как прямой бунт. Я чуть не фыркнула… потому как собиралась сейчас вернуться в дом, где кровь пили как вино, а вегетарианство вообще не рассматривалось в качестве возможного варианта. Я уже заставила Соланж пообещать, что она не будет досуха выпивать даже какого-нибудь кролика.
Я возвращалась к своей машине, но на полпути меня как будто что-то кольнуло. Я нервно сглотнула, заставляя себя идти как шла, не прибавляя и не убавляя шага, ровно, рассеянно. Неподалеку на скамье сидело какое-то семейство, поедающее хот-доги, а еще я заметила кого-то на велосипеде, две девочки выгуливали чихуа-хуа размером с чайную чашку. Но где-то рядом было что- то еще. Я же не просто так испытывала то неописуемое чувство, которое охватывает нас, когда за нами наблюдают, крадутся. Я свернула за угол. Слева от меня раскинулись зеленые лужайки парка, а моя машина находилась впереди справа. Нигде ни одного пешехода. Солнце так разогрело асфальт, что он казался мягким. Почти наверняка за мной следили не вампиры, для них сейчас было слишком светло и жарко.
Ветки густого орешника едва заметно шелохнулись. Я и не увидела бы этого, если бы не так напряженно наблюдала за всем вокруг себя. Во мне бушевал адреналин. Я лишь понадеялась, что продолжаю выглядеть как любая рассеянная девушка, На ходу попивающая кофе через соломинку и размахивающая пакетами с покупками. Я шла все так же ровно, пока не очутилась рядом с орешником, лишь тогда отшвырнула кофе, заорала и бросилась на того, кто прятался в зарослях. Мы столкнулись среди ломающихся побегов, ругаясь на чем свет стоит, и покатились по земле. Я видела только свободные брюки карго, черные затычки в носу, черные глаза… Наверное, его кодовое имя было Тень.
Кайран.
ГЛАВА 7. Соланж