Чужак не должен был бродить так близко к Долине Луны, этой впадине на ландшафте Аляски в форме тоненького полумесяца, которая представляла собой наполненный играми рай на земле для оборотней. В одиночку я ничего не могла сделать, только спрятаться и надеяться, что он не вооружён.
Не останавливаясь, я повернулась, нырнула под ветви сосны шириной с минивэн и стала ждать. Я не узнала ни одной составляющей запаха этого человека: дымного, болотистого, но отчасти свежего, как только что проклюнувшаяся листва и домашний мамин хлеб.
Рот стал наполняться слюной.
Это было странно.
Мои уши навострились при звуке шаркающих шагов по мягкой сухой траве. Я пригнулась ближе к земле и принялась ждать, пока его ботинки появятся в поле моего зрения. Я затаила дыхание, зная, что зарычу и тем самым выдам себя. Восхитительный запах зелени и домашней еды ударил в нос, когда две ноги очутились в опасной близости от моего укрытия. Старые ботинки, поношенные, но ухоженные, остановились сразу за опушкой, словно их владелец чего-то ждал.
Я услышала, как он открыл колпачок фляжки, сделал несколько глотков, а потом отошёл в сторону. Я отползла подальше от веток, чтобы получше разглядеть высокую широкоплечую фигуру. Со спины я могла видеть волнистые светлые волосы, торчащие из-под старой тёмно-синей бейсболки.
У него с собой были только старый рюкзак и фляжка. Значит, не охотник. Вероятно, просто турист, забредший слишком далеко от заповедника.
Всё же, чем меньше людей видели волков рядом с долиной, тем лучше. Человек снова остановился и повернулся. Я нырнула обратно под сень дерева. Ветви закрывали от меня лицо чужака, но его запах усилился, и мой мозг, вроде как… затих, что ли. Всё казалось спокойным и ясным, и тот инстинктивный внутренний сигнал тревоги, кричащий «Чужой! Опасно!», молчал.
Я фыркнула, пытаясь стряхнуть с себя странное чувство оцепенения. Мне больше нравилось, когда мой живой будильник громко звенел.
Мужчина побрёл в лес, прочь от моей маленькой деревушки. Какая-то магнетическая тяга повернула мои лапы в том же направлении, словно подталкивая меня последовать за ним. Но мне удалось разрушить чары, выскочить из-под сосновой хвои и побежать в сторону дома. От топота лап по земле мой разум почти очистился, но тут я учуяла более знакомый запах.
Я с трудом затормозила, и мои лапы взрыхлили холодную плотную почву, обдав карамельно-розовое шерстяное платье моей матери комьями земли.
У мамы было полное округлое счастливое лицо со светящимися карими глазами и ртом, созданным для улыбок. Но это вовсе не значило, что она не могла быть совершенно устрашающей, когда того хотела.
– Маргарет Фейт Грэхем, а ну сейчас же встань передо мной на две ноги, – строго скомандовала она, постукивая обутой в туфлю ногой по земле.
Это зрелище – да ещё с ракурса широкоугольной перспективы, видимой моими волчьими глазами, находящимися сейчас на высоте её талии! – должно было выглядеть поистине ужасающим. Но я этот вид лицезрею с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы обращаться в волка. Моя невестка Мо стояла за маминой спиной, всем видом выражая… Не буду говорить, что.
Я села на задние лапы и фыркнула. Мама упёрлась кулаками в бока.
– Не дерзи мне, юная леди. Альфа ты или нет, но я сейчас начну постепенно откусывать по кусочку от твоей шкуры.
Закатив глаза, я сосредоточилась на своём человеческом обличье. Руки, ноги, пальцы… Когда моё тело начало выпрямляться, я почувствовала тепло и тянущее ощущение, как будто через мою грудь протаскивали нить. Я покрутила головой, наслаждаясь освобождением от напряжения, когда мой позвоночник с хрустом встал на место. Глаза заволокло золотой дымкой, а затем взгляд сфокусировался. И вот я уже стояла на босых человеческих ногах.
Я ухмыльнулась, глядя на Мо, которая ещё не совсем комфортно ощущала себя в компании людей, частенько появляющихся в голом виде. Она прикрыла глаза одной рукой, но другой продолжила подавать предупреждающие знаки.
– Как ты могла не побеспокоиться о том, чтобы объявиться? – потребовала ответа мама.
С непроницаемым лицом я пристально посмотрела на неё, пытаясь понять, что именно пропустила. Честно говоря, у меня было несколько вариантов. За спиной мамы Мо подняла руку над головой, пытаясь что-то изобразить пальцами. Я выгнула бровь, глядя на неё. Она стала жестикулировать ещё усерднее, от чего и впрямь стало понятнее.
– На меня… напал кальмар? – догадалась я.
Мо резко опустила руку и уставилась на меня, когда мама повернулась к ней, закатила глаза, а потом смерила взглядом нас обеих.
– Такое вообще бывает? – спросила Мо, покрутив пальцем у виска. - Напал кальмар?
Я пожала печами.
– Вечеринка, – сказала Мо и снова сделала непонятный жест. – В честь будущего ребёнка.
– Ну, нечего винить меня, если сама не умеешь играть в шарады.
– Ты пропустила вечеринку у Кэти, – сказала мне Мо. Внезапное явление мамы посреди леса в её лучшем церковном платье обрело смысл.
– О, что ж, я в любом случае туда не собиралась, – пожала я плечами.
Мама пролепетала:
– Но ты же сказала, что днём встретишься с нами в муниципалитете!
– Чтобы помочь с уборкой! – воскликнула я. – Ни при каких обстоятельствах я не собиралась потратить свой выходной, измеряя пузо Кэти туалетной бумагой и лопая маленькие карамельки со вкусом зубной пасты.
– Что ж, с помощью в уборке ты опоздала примерно на два часа.
Я посмотрела на небо, оценивая высоту предвечернего солнца над горизонтом.
– Ой! Должно быть, я потеряла счёт времени.
– Как ты могла пропустить вечеринку собственной двоюродной сестры? – спросила мама.
– Может, потому, что у меня восемнадцать двоюродных сестёр, не считая троюродных, и постоянно хотя бы одна из них ждёт ребёнка?
Мама метнула в меня гневный взгляд и зашагала в направлении деревни. Мо с сочувствием скривилась, глядя на меня.
– Ой, только не надо изображать, что ты такая правильная, и притворяться, будто здорово провела время на вечеринке, – сказала я ей, когда мы последовали за мамой сквозь чащу.
Она скорчила рожу и свирепо прошептала:
– Ты знаешь, что нет. Чёрт, я не веселилась даже на собственной вечеринке. Эти гулянки в честь будущих детей вообще нужно приберегать в качестве наказания для предателей в седьмом круге ада. Но я же пошла. И знаешь, почему? Потому что именно это и значит быть частью семьи – проводить воскресный день, занимаясь всякой ерундой, которую ты терпеть не можешь.
– И это говорит женщина, которая переехала за три тысячи миль, лишь бы оказаться подальше от своих родителей, – сказала я, пожимая плечами под курткой «Кархарт» [3], выданной мне Мо. Лёгкая осенняя куртка моего брата почти доставала мне до колен, и я могла дважды в неё завернуться.
– Да, поскольку мои родители поставили бы беременную женщину в центре расположенных по кругу барабанов, призывая богиню Луны. Для сравнения, все ваши вервольфовские причиндалы попахивают откровенным роквеллианством [4].
Я фыркнула. Родители Мо вели себя непростительно хиппово. Два года назад Мо проделала весь этот путь от Миссисипи до Гранди, просто чтобы смыться от них подальше, но смягчилась и позволила им приехать к рождению Евы. Теперь, повидав их, я больше не могла винить Мо за то, что она предпочла стаю оборотней постоянным тусовкам и подробным обсуждениям способов очистки толстого кишечника.
Я ускорила шаг, чтобы догнать маму.
– Разве я не была сладенькой, как долбаный пирог, всё то время, что она носила ребёнка? – Мама и Мо подняли брови, а я добавила: – По крайней мере, последний триместр. Разве я отсутствовала,
