доме, то можешь официально сложить с себя полномочия. Ты исполнил свой долг.
— Что ты говоришь?
— Мое участие в этом проекте подошло к концу. Я сделала все, что обещала. — Она махнула рукой в сторону коробок с документами. — Дневники и письма можешь забрать. Бери все, что хочешь, и возвращайся в Непал или туда, где ты срочно требуешься. А мне позволь вернуться к прежней жизни.
— Лулу, прошу тебя, давай все выясним. Я не хочу вот так уезжать.
Она решительно посмотрела на него, вздернула подбородок и заговорила отчетливо и твердо:
— Я не хочу это обсуждать Я желаю, чтобы ты уехал. Прошу тебя, закрой за собой дверь.
Произнеся это, она повернулась к нему спиной и вышла через балконные двери, едва держа себя в руках. И лишь когда через приоткрытые шторы увидела свет фар его автомобиля, выезжающего в переулок, сдалась.
Отпустив шнуры штор, она рухнула на диван у окна, уронила голову на руки и позволила себе расплакаться. Она не знала, сколько времени сидела вот так, всхлипывая.
Прошло немало времени, прежде чем Лулу заметила терпеливо стоящую рядом с ней Беллу. Она выпрямилась, и Белла осторожно положила голову ей на колени. Сидя неподвижно, собака понимающе смотрела на нее темно-коричневыми глазами. Обняв ее за голову, Лулу продолжала плакать. Слезы катились по ее лицу и, падая на Беллу, утопали в собачьей шерсти.
— Похоже, мы снова остались одни, Белла.
Ранним утром к Лулу заглянула Эмма. Лулу, равнодушно позавтракав, опустила голову на вытянутые руки. Эмма погладила ее по плечу:
— Ты знала, что расставание будет тяжелым, но ты справишься. — Она заставила Лулу подняться на ноги. — Я права? Права. Пошли, детка, на балкон, я сварю тебе кофе, и ты вернешься к работе. Эти картины не могут сами рисоваться и продаваться. Ты должна им помочь.
Лулу надела на комбинезон старый свитер. Эмма права. Ей следует чем-нибудь заняться, чтобы взять себя в руки.
Пора возвращаться к прежнему существованию.
Прошедшие две недели, проведенные с Кайлом, Лулу совсем не рисовала. Ей уже позвонили из галереи, чтобы узнать, сколько акварелей с изображением полевых цветов она подготовила. Такие рисунки всегда пользовались спросом в качестве рождественских подарков и самодельных открыток. Если Лулу рассчитывает разобраться с заказами на Рождество вовремя, то нужно усердно работать. Теперь ей уже не придется заниматься книгой.
«Я не хочу, чтобы работа над книгой завершилась, — подумала Лулу. — Я не желаю жить без Кайла».
Она не осмеливалась произнести эти слова вслух. С Кайлом она испытала нечто настолько прекрасное, что ей было трудно даже представить, как можно прожить без него.
Как же получилось, что она так сильно и быстро влюбилась в Кайла?
В другом мире у них, возможно, был бы шанс связать свои судьбы. Но она знала, каков настоящий мир Кайла. Им обоим незачем оправдываться, чтобы понять друг друга.
И все же Кайл не был честен с ней.
Опустив плечи, Лулу на миг крепко зажмурилась, затем повернулась в кресле, чтобы взглянуть на портрет матери.
В этом кресле обычно сидел ее отец, день за днем. Он не расставался с женщиной, которая даже после смерти контролировала их с Лулу судьбы.
Десять лет назад эта женщина решила позволить молодому, чрезвычайно уставшему хирургу выспаться после того, как он проработал всю ночь. Она решила так, преследуя благие цели. А Кайл до сих пор винит себя за это.
— Ох, мамочка, — прошептала Лулу, — смотри, что ты наделала. Ты подарила мне того, кого я полюбила. Спасибо тебе за это. Но не поможешь ли мне вернуть его?
Она покачала головой. Что за вздор — разговаривать с картиной? Повернувшись к этюднику, она принялась за работу, смахнув с глаз соленые слезы.
Рисование было ее убежищем и утешением.
Никогда прежде Лулу не хотелось, чтобы ее утешили.
Быстро достав портфолио, она взяла один из рисунков и положила его на стол. На нем были примулы, соцветия которых возвышались над широкими мясистыми листьями. Примулы были нарисованы в натуральную величину, в нежных оттенках бледно-желтого и зеленого цвета. Такая акварель хорошо продается. Рисунок не претендовал на смелость, но покорял простой и чарующей правдивостью.
Однако теперь, разглядев рисунок при естественном свете, Лулу заметила, что из-под бледных тонов акварели проглядывают темные карандашные линии. Это портило впечатление, да и листья казались непропорциональными на фоне соцветий.
Лулу сочла, что цветочная композиция негармонична.
А потом весь рисунок показался ей невзрачным, унылым и посредственным.
Почему акварельные цветы выглядят так безжизненно? Где богатая палитра оттенков и текстуры? Как же Лулу так оплошала?
С расстояния никто не заметит оплошностей. Рисунок небольшой, и, когда его поместят в рамку, все недочеты скроются. Но Лулу будет по-прежнему знать, что они существуют.
То, что несколько дней назад казалось ей хорошим, теперь не выдерживало никакой критики.
Лулу схватила рисунок и принялась рвать его на кусочки — до тех пор, пока стол не оказался засыпанным разноцветными обрывками акварели.
С глухо стучащим сердцем она смотрела на них и улыбалась, ощущая себя свободной.
Нет, она не будет заниматься в Университете искусств ботаническими эскизами. Она пойдет в этот университет затем, чтобы выяснить, на что способна.
В мгновение ока она убрала акварели и портфолио со стола и положила на него старый отцовский альбом для зарисовок. Он был раза в два больше ее этюдника и изрядно потрепан.
Лулу улыбалась, просматривая старые зарисовки, которые видела еще ребенком. Пружина, соединяющая листы, была почти сломана. Лулу перевернула очередную страницу, и из альбома выпал листок.
Взяв его, она беззвучно ахнула. Это был не рисунок и не эскиз, а знакомый лист тонкой почтовой бумаги, исписанный бледно-синими чернилами.
Письмо матери.
Ноги отказались слушаться ее, и Лулу опустилась на пол у стола. Она никогда не видела этого письма прежде.
Почерк был тонким и неровным, но энергичным и быстрым.
Вздохнув, она прочла письмо, затем принялась вглядываться в строки снова.
