выяснила обстоятельства этих смертей? Ведь во всех них что-то явно нечисто!
— Не могу, — прошептала Джульетта призраку Дженс. Носильщик, миновавший её по пути наверх, оглянулся в недоумении.
Больше она старалась вслух не думать. На лестничной площадке уровня, где располагалось родильное отделение её отца, она помедлила, раздумывая, не навестить ли его. На пути наверх она тоже останавливалась здесь, но гордость не позволила ей тогда пойти к отцу. А теперь ей этого не позволил стыд. Стыд заставил ноги Джульетты двигаться, и она уходила всё дальше и дальше, укоряя себя за воскрешение призраков давно прошедшего и изгнанного из памяти прошлого.
Тридцать четвёртый этаж, вход в IT — и снова она решала, не остановиться ли. В комнате Скотти наверняка найдутся какие-то следы, которые айтишникам не удалось полностью уничтожить. Джульетта встряхнула головой. Подозрения уже угнездились в её мозгу. Но как бы ни было трудно уйти с места преступления, ничего другого ей не оставалось — её, конечно, и близко не подпустили бы к комнате Скотти.
Она продолжила свой путь, размышляя над тем, что местоположение IT в Хранилище, пожалуй, тоже не случайно. До следующего полицейского участка, в котором ей предстояло отметиться, Джульетте оставалось ещё тридцать два этажа — тот располагался почти в центре Срединного яруса. Офис шерифа находился в тридцати трёх уровнях над её головой. Таким образом, IT был расположен по возможности дальше от любого из полицейских участков Хранилища.
Она встряхнула головой. Паранойя, не иначе. На таком шатком основании диагнозы не ставятся — вот что сказал бы ей отец.
Отметившись около полудня у первого участкового и получив от него в качестве угощения немного хлеба и фруктов (заодно с напутствием не забыть поесть), она продолжила спуск через Срединный ярус. Вот и верхние жилые уровни. Где-то здесь живёт Лукас. Интересно, знает ли он о её аресте?
Груз прошедшей недели словно тяжкими гирями висел на ногах Джульетты и тянул её всё ниже и ниже в недра Хранилища; зато гнёт ответственности шерифа постепенно переставал давить на неё. По мере приближения к Машинному он всё больше уступал место предвкушению скорой встречи со старыми друзьями, и неважно, что Джульетта возвращается к ним опозоренной.
На сто двадцатом этаже она остановилась отметиться у Хэнка, участкового Глубины. Джульетта знала парня долгие годы; да и вообще, всё чаще стали встречаться знакомые лица; люди приветствовали её, хоть и довольно мрачно — такое впечатление, что им была известна каждая мельчайшая подробность её пребывания на посту шерифа. Хэнк предлагал ей остановиться у него и отдохнуть, но она задержалась лишь на короткое время, чтобы не выглядеть невежей. Наполнив свою фляжку, Джульетта снова пустилась в дорогу — ей оставалось ещё двадцать этажей до того места, которое она со всем основанием могла назвать своим домом.
Нокс, похоже, страшно обрадовался её возвращению. Он сдавил её в своих могучих объятьях, оторвав ноги Джульетты от пола и поцарапав лицо своей жёсткой бородищей. От него пахло машинным маслом и потом — раньше, живя в Машинном, Джульетта даже не замечала этого «аромата», поскольку он царил здесь везде и всегда.
По пути в свою старую комнату она получила множество дружеских похлопываний по спине, добрых пожеланий, вопросов о жизни наверху; люди в шутку называли её шерифом и позволяли себе некоторые грубоватые фривольности, с которыми она выросла и к которым привыкла. Казалось бы — такой радушный приём, а Джульетта ещё больше загрустила. Ей поручили ответственное дело, а она его провалила; и всё равно её старые друзья были счастливы, что она вернулась.
Шерли из второй смены встретила Джульетту в коридоре и проводила до самой двери в её старую комнату. По дороге Шерли рассказывала о состоянии генератора, о том, что теперь нефть к ним поступает из новой скважины, — словом, вела себя так, будто Джульетта всего лишь побывала в коротком отпуске. На пороге своей комнаты Джульетта поблагодарила подругу, а затем вошла внутрь, разбросав ногами кипу записок, засунутых в щель под дверью. Приподняла оттягивающий плечо ремень, перетянула его через голову и сбросила сумку на пол, а затем завалилась на койку, не снимая комбинезона, который, собственно, не был даже её собственным. Она так устала, что была не в состоянии даже плакать.
Джульетта проснулась посреди ночи. На маленьком дисплее её видеотерминала светились зелёные цифры 2:14.
Она поднялась, села на краешек койки и принялась размышлять о своём положении. Нет, жизнь ещё не кончена, решила она, пусть ей сейчас и кажется иначе. Она приступит к работе завтра же, хотя от неё этого никто не ждёт, и будет делать всё, чтобы Хранилище жило и дышало. Надо принять эту новую старую реальность и отставить другие идеи и задачи в сторону. Впрочем, они уже стали казаться далёкими, не такими уж важными… Наверно, она даже не пойдёт на похороны Скотти — ну разве что его тело вернут на Глубину, чтобы похоронить там, где его истинное место.
Она протянула руку к клавиатуре, вделанной в выступающую из стены полочку. На всём в комнате лежал налёт маслянистой грязи, а она этого раньше даже не замечала. Клавиши покрывал слой сажи, которую Джульетта приносила сюда после каждой смены. Монитор тоже был в серых разводах. Она подавила желание немедленно помыть его и натереть всё кругом до блеска. Нет, не сейчас; но ей нужно будет убраться у себя как следует. Вся эта грязь резала её свежий глаз.
Пытаться заснуть бесполезно, поэтому Джульетта пробудила монитор к жизни — надо занять чем- нибудь свой ум, отвлечься от событий прошедшей недели; ну хотя бы просмотреть завтрашний распорядок работы, что ли. Но прежде чем приняться за дело, она заметила, что в её почтовом ящике скопился добрый десяток сообщений. Да она в жизни столько не получала! Обычно народ подсовывал друг другу записки под дверь, используя одну и ту же бумажку по нескольку раз. Но опять же — пока весть об её аресте достигла Глубины, прошло много времени, а у Джульетты до настоящего момента не было доступа к компьютеру.
Она вошла в свой почтовый ящик и начала читать с самого свежего сообщения. Оно оказалось от Нокса. Всего лишь двоеточие и скобка — смайлик на пол-кредита.
Джульетта невольно улыбнулась в ответ. Ей казалось, что от её кожи до сих пор исходит запах Нокса. Она вдруг осознала, что для этого великана все суды-пересуды о её незадачливом шерифстве блекнут в сравнении с возвращением Джульетты в Машинное. Для Нокса самой большой неприятностью, случившейся неделю назад, стала, как подозревала Джулс, необходимость назначить нового мастера первой смены.
Она перешла к следующему сообщению — от мастера третьей смены, тот приветствовал её возвращение домой. Не иначе обрадовался, что пришёл конец постоянным сверхурочным, которыми его команде пришлось покрывать её отсутствие.
Но это ещё не всё. Шерли размахнула своё послание на целую однодневную зарплату, желая ей счастливого пути. Эти записки друзья послали ей в расчёте, что она прочитает их ещё будучи на Верхнем ярусе; в них выражалось пожелание не казниться, не чувствовать себя униженной, ошибки ведь случаются у всех. Джульетта расчувствовалась до слёз. Всплыло воспоминание: вот её стол, то есть стол Холстона, на нём — ничего, кроме кабелей и проводов; её компьютер забрали. У неё не было ни малейшей возможности прочесть эти записки тогда, когда они для этого предназначались. Она вытерла глаза и постаралась думать об этих пожеланиях не как о потраченных впустую деньгах, а как о свидетельствах дружбы, которую питали к ней жители Глубины.
Она читала их послания одно за другим, проникалась их настроением, старалась удержать в памяти… и потому последнее сообщение ударило её, словно электрический разряд. Длинное — в несколько абзацев. Наверно, какой-то официальный документ, формальное уведомление, может быть, перечень выдвинутых против неё обвинений. Подобные сообщения приходили в основном из мэрии, обычно в связи с какими-то важными событиями — такие получали все жители Хранилища. Но тут она увидела, что это записка от Скотти.
Джульетта села прямо и попыталась сосредоточиться. Затем начала читать, кляня своё затуманившееся от слёз зрение.
