горячего ароматного напитка и дозорному. Компания на заставе собралась весьма пёстрая даже для Ангарии. Начальник заставы Михаил Савин из тобольских казаков, его заместитель тунгус Пётр, карел Осмо, освобождённый из шведского плена, эст Индрек и дан Каспер. Последние трое завербовались в эзельскую дружину по собственному желанию и прошли необходимый курс обучения в лагере под Аренсбургом. Кроме того, среди пограничников находился и немой подросток, названный Митькой, прибившийся к беженцам-кашубам, которых норвежцы Олафа Ибсена вывозили из западной Померании, оккупированной датчанами. Какого он роду-племени, никто не знал. Зато парень умело обращался с лошадьми, был трудолюбив и послушен. Когда окончательно рассвело, а птицы, наконец, примолкли, в эзельском лагере раздался звон сигнального колокола с вышки.
- Митяйка с ночного возвращается? - неуверенно предложил Осмо, отставляя дымящуюся чашку и подтягивая к себе винтовку.
- Нет, - уверенно сказал Савин, поглядывая на Петра. - Вона, Пётр на Феллинскую дорогу кажет. К оружию! Картечницы на стены!
Пограничники, взяв дополнительные боеприпасы, заняли свои места на стенах, а Осмо бросился к стойлам, где оставался один жеребец - при появлении чего-либо, заслуживающего внимания на дороге, ведущей из Феллина - первого города, лежащего на пути в русские земли, по установленным правилам следовало отправлять гонца в Пернов. Савин взбежал на вышку и, взяв у тунгуса трубу, вгляделся в приближающихся всадников. Кони чужаков переходили на шаг, колонна вытягивалась. Число их Михаил оценил в три сотни с гаком. Это были русские воины - среди них были и стрельцы, и драгуны, и рейтары. Лица всадников были усталыми, а кони - измождёнными, будто им пришлось скакать несколько часов без роздыху.
- Осмо! - Савин подозвал карела и передал ему записку. - Быстро!
От остановившейся колонны вдруг отъехало трое всадников, и они стали приближаться к мосту. Тоболец присмотрелся к ним и вскоре узнал переднего. Это лицо он уже видел прежде и точно знал, кто это.
- Стой! - снова закричал Савин Осмо. - Это князь Бельский! Так и передай! Князь Бельский! Скачи!
*Копорский чай (иван-чай, русский чай) - традиционный русский чай, приготовляемый из кипрея узколистного.
Эзель, Аресбург. Два дня спустя.
Бельский появился в порту столицы воеводства уже на второй день, сойдя на причал с борта шлюпа 'Адлер'. На Эзеле князя, как дорогого гостя, встречали развёрнутыми знамёнами, шумно хлопающими на свежем морском ветру, небольшим оркестром, который сыграл бравурный марш, и строем почётного караула Аренсбургского полка. Белов и Саляев с искренней радостью объятьями приветствовали Никиту Самойловича. Бельский же был невесел и просил Белова о личном разговоре.
- Да на тебе лица нет, Никита Самойлович! - не опуская рук с могучих плечей князя, озадаченно произнёс Брайан. - Что за...
- Полковник Смирнов преставился, бают, отравлен боярами в Ладоге на пиру... - еле слышно проговорил он. - Уж сорок дён минуло, али более того.
- Что?! - едва не выкрикнул Ринат, вмиг побледнев. Во рту у него сразу же стало сухо, а виски будто сдавило горячими щипцами.
Позже Бельский рассказал многое. Как уже знали на Эзеле, собранный в начале апреля Земский Собор утвердил воцарение Никиты Романова. Уже через месяц новый царь отклоняет грамоту королевы Кристины о признании прежних границ между державами с включением Нотебурга - Орешка в состав Руси. В ответ Романов пишет, что 'прежний договор закреплял за Шведским королевством отчины Русские', а потому 'нынче жить по тому договору более не мочно'. Снова надвигалась война в карельских землях, старых новгородских вотчинах. Никита Иванович с рвением принялся продолжать дело прежних государей - увеличивал число солдатских, рейтарских и драгунских полков, в которые переводились дворяне и дети боярские. Особое внимание государь обратил к основанным в Туле чугуноплавильным, железоделательным и оружейным заводам голландского фриза Андрея Виниуса, а также заводу голландцев же Томаса де Свана, Тилмана Аккемы и Питера Марселиса, которые поставляли в русскую армию пушки и мушкеты. Царь подтвердил все их прежние льготы и приписал заводчикам пару волостей, для выполнения крестьянами черновой работы - подвоза дров и руды. Кроме того, как говорили в Москве, Андрей Строганов обещался Никите Романову к следующему году наладить выпуск пушек 'онгарского образца с бонбами'.
- Значится, послал Соколов ему мастеров, - безразличным тоном проговорил Саляев, сидевший, навалившись на стол, и смотревший в одну точку. - Будут и пушки Никите.
- Я по государеву приказу шёл к Юрьеву, - продолжал князь. - По дороге встретил посланных ко мне воеводой Ефремовым людишек, которые всё и обсказали, как есть.
- А ты, Никита Самойлович... - произнёс сидевший, как истукан, Брайан.
- А я пришёл сюда, - закончил Бельский. - Со мною семья и многие верные люди. И назад нам ходу теперича никакого нет. Я бы раньше пришёл, но отрок какой-то немой неверной дорогой послал нас брод искать...
- Какой отрок? - проговорил Ринат.
- Да лешшой его знает, - махнул рукой Никита Самойлович. - Верно, эст, пастух... Вздёрнуть его опосля хотел, да робяты не нашли ужо, сбёг.
- Кто отравитель, известно ли? - посмотрел на князя Ринат. - Нужны имена.
- У меня письмо от капитана Лопахина, - полез за подкладку кафтана Бельский под укоризненные взгляды ангарцев. - А ишшо на словах гонцы передали, что часть стрельцов Ефремова и солдаты Смирнова пойдут лесами до Ленинграда.
- Куда?! - поперхнулся Саляев. - Куда пойдут?
- До Ленинграда, - повторил князь, разводя руками. - К Васильевому острову, где устье Большой Невы. Нешто не так?
- Всё так, - ответил Ринат. - Всё правильно...
- Я распоряжусь готовить корабли! - воскликнул Брайан, резко встав и направившись к двери.
Молчание воцарилось на несколько долгих, тяжких минут, покуда Саляев читал письмо. Наконец, Ринат поднял глаза на сидевшего напротив князя:
- Ну а ты, Никита Самойлович, отчего нашу сторону взял?
- Нешто я слепой, не вижу, что затевается? - вздохнув, отвечал князь. - Подьячие с Тайного приказа на прошлой седьмице дознавались, отчего ко мне наведываются людишки онгарские с Москвы и с каким умыслом я сносился прежде с Эзельским островом... Беклемишев-то уже схвачен. А в Юрьеве в цепи и меня взяли бы, ей-ей!
- Тоже верно, - согласился Ринат, задумавшись. - Что же, располагайся, что далее будет - узнаем. А Беклемишева надо выручать.
Гонец, посланный Беловым к шведскому генерал-губернатору Эстляндии Карлу Карлссону Гюлленхельму, вернулся из Ревеля на четвёртые сутки. Помимо ответа нового наместника, назначенного на эту должность в начале года, в Аренсбурге появился приехавший вместе с ним старый знакомый Белова - майор Арно Блумквист, посланный Гюлленхельмом для переговоров. Эзельцам позволялось провести корабли через шведские воды, чтобы вывезти своих людей из Карелии. Однако эскадру островитян должны будут сопровождать шведские корабли. Брайан согласился с этим условием наместника.
Майора Блумквиста сопровождали двое, по всей видимости, чиновников - одежды их были типичными для зажиточных горожан, а таковых Белов навидался в Аренсбурге. Представляться они не стали, ограничившись именами. Одного, худого и высокого, словно жердь, звали Густав, второй же, дородный обладатель роскошной шевелюры, назвался Клаусом. Переговоры проходили в бывшем епископском замке, в кабинете Белова. Шведы уже знали о том, что воевода Смирнов был отравлен на пиру. Клаус, сложив руки на животе, посетовал на известные в Швеции вероломство и кровожадность московского царя. Так, по его словам, совсем недавно Никита Романов отверг и вторую грамоту королевы, в которой она предлагала мир, отдавая Руси не только Нотебург-Орешек и Ладогу, но и Дерпт-Юрьев. Кроме того, русским купцам даровалось право торговать через Нарву с взиманием в пользу короны весьма
