— Но, я думаю, он не мог прихватить оружие в Седарах?
— Думаю, нет. А Уоренби, кстати, был тоже приглашен в Седары и отказался лишь в самый последний момент. То есть убийца знал наверняка, что он находится в доме один. Пленмеллер же ушел пешком из Седар, когда молодой мистер Хасвел повез домой мисс Дирхэм и старика Драйбека. И кто может с точностью сказать, что он не свернул на тропинку, когда машина скрылась из виду. Возникает вопрос: что он делал между моментом ухода из Седар и появлением в «Красном льве»?
— Я плохой отгадчик. Расскажите лучше вы, — предложил Хемингуэй.
— Я тоже плохой отгадчик, сэр, и полагаю, что этим лучше заняться полиции, вместо того чтобы болтаться здесь и пугать мою жену, — обозлился вдруг Линдейл. — Я понятия не имею, убил ли его Пленмеллер или только собирался. Хотя я частенько задумывался, не воплощают ли эти мастера убийств на бумаге свои замыслы в реальной жизни?
— Ну что ж, возможно, это нам и предстоит узнать, — предположил Хемингуэй, беря со стола свою шляпу.
Линдейл проводил Хемингуэя до машины.
— Не сомневаюсь, вы не одобряете, что я наговорил столько всего о Пленмеллере. Честно говоря, не стал бы этого делать, если бы он сам не злословил про всех остальных. Но можете ему передать все то, что я сказал. Не возражаю.
— Насколько я знаю Пленмеллера, то он за это вам был бы только благодарен, — сказал Хемингуэй. — А что касается вашего ружья, то мы вернем его в самое ближайшее время. Желаю удачи, сэр!
Констебль Мелкинфорп, ожидавший от Хемингуэя интересный рассказ о беседе с Линдейлами, услышал лишь вопрос:
— Сможем ли мы проехать отсюда к дому мистера Айнстейбла?
— В Старую Усадьбу? Безусловно, сэр. Здесь есть проезд. Едем туда?
Хемингуэй кивнул:
— Но сначала подвезите меня к этой тропинке, о которой я столько раз слышал.
Свернув направо, они медленно поехали по проселочной дороге и остановились примерно в ста ярдах от тропинки. Хемингуэй вышел из машины и захлопнул за собой дверь.
— Ждите меня здесь, — распорядился он и двинулся вниз.
Слева от него лежали общинные земли, а направо, за длинной неглубокой канавой зеленели молодые елки. С южной стороны граница ельника представляла из себя выложенную из камней стену, растянувшуюся примерно на пятьдесят ярдов. Хемингуэй знал, что за стеной начинается территория сада Седар, и набросал в блокнот расположение ворот с южной стороны. За воротами изгородь сада резко уходила вправо, закрывая происходящее внутри от взглядов извне. Дальше тропинка шла по границе между общинными землями и небольшой рощицей, растянувшейся не более чем еще на пятьдесят ярдов. Далее, за главными воротами в Седары, тропинка резко уходила на запад и взбегала на небольшую возвышенность, откуда открывался прямой выход в Фокслейн, к дому Уоренби.
Хемингуэй постоял несколько минут в глубокой задумчивости, пристально глядя в сторону Фокслейна, где верхушки вязов золотились лучами заходящего солнца. Доносящиеся с той стороны голоса окончательно убедили инспектора в том, что в одном из своих предположений он был прав наверняка: Фокслейн был притягателен для любителей отдохнуть на природе. Хемингуэй поджал губы, слегка качнул головой и отправился в сторону поджидающей его машины. Захлопнув за собой дверцу, он явно расстроил своего шефа, ожидавшего от него большего, бросив всего одну фразу:
— Поехали!
Они въехали на территорию Старой Усадьбы с хоксхедского шоссе, миновав небрежно открытые ворота. Мелкинфорп объяснил Хемингуэю, что главный въезд на территорию мистера Айнстейбла находится в Торндене на Хай-стрит и представляет собой большие, добротно сделанные ворота.
— Хорошие места, — прокомментировал Хемингуэй, по мере того как машина продвигалась все дальше. — Чередование ухоженных парников и дикорастущих деревьев. Скажите, Мелкинфорп, земля сквайра заканчивается у шоссе или простирается еще дальше?
— Насколько я знаю, его земля лежит вдоль всего берега реки. Здесь ему принадлежит много домов и всяческих строений, — ответил констебль.
— Столько времени — коту под хвост, — тихо, как будто для себя, буркнул Хемингуэй.
Он не сказал больше ни слова, но, когда машина подъехала к дому, его острый взгляд уловил нечто странное в облике помещичьей усадьбы. Дальше дорога проходила мимо конюшни, огороженной забором с двумя въездными воротами. За ее территорией простирался большой огород с растущими по краям фруктовыми деревьями. Стены длинного здания конюшни были недавно выкрашены и ярко блестели на солнце. Двери в каждый бокс были приоткрыты. На территории конюшни, где нашлась бы работа как минимум для полугора десятков человек, трудился всего лишь один средних лет мужчина.
— Недурно для одиночки! — проговорил Хемингуэй и ограничился этой фразой, зная, что его молодой компаньон, увлеченный идеями послевоенной демократии, будет чересчур восторгаться тем, что очередной землевладелец вынужден был распрощаться с дюжиной наемных рабочих.
Мелкинфорп, не заставив себя долго ждать, сообщил старшему инспектору, что в былые времена на сквайра работало с полсотни конюхов, егерей и прочих, а сейчас все, конечно, по-другому.
— Вы правы, — согласился Хемингуэй. — Только мне кажется, что все эти перемены порадовали лишь завистников, — добавил он, вылезая из машины.
С этими словами он отправился к дому, предоставив Мелкинфорпу самостоятельно переваривать социальный смысл их краткой беседы.
На звон колокольчика дверь отворилась и появился слуга. Выяснив имя и должность посетителя, он проводил его в холл, предложив присесть и, сочетая в голосе вежливость с легким пренебрежением, попросил Хемингуэя подождать, пока он доложит хозяевам.
Вскоре в холл вошла миссис Айнстейбл в сопровождении двух терьеров и молодого ирландского сеттера, тут же бросившегося обнюхивать гостя.
— Ко мне! Прекрати немедленно! — отозвала пса хозяйка. — Простите, сэр. Я кому сказала — ко мне!
— Хороший, хороший, — ласково проговорил старший инспектор, потрепав собаку по холке. — Ну, достаточно! Иди к хозяйке.
— Как хорошо, что вы добры к животным. Он еще совсем молодой и невоспитанный, — извиняющимся тоном объяснила миссис Айнстейбл. Она подняла глаза и устало взглянула на Хемингуэя. — Я полагаю, вам нужен мой муж. Он только что пошел в другое здание. Я провожу вас, чтобы вам не терять времени. Кстати, там он и хранит свое ружье. Вы ведь наверняка захотите осмотреть это место, — предложила миссис Айнстейбл.
— Спасибо, мадам.
Она слегка усмехнулась.
— Знаете ли, в Торндене никогда не было подобного ажиотажа.
— Надеюсь, подобного никогда больше не повторится. По крайней мере, по такой трагической причине, — сказал Хемингуэй, выходя вслед за хозяйкой из дома на аллею, обсаженную с обеих сторон кустарником.
— Должна заметить, что это ужасное происшествие. Особенно когда подобное случается у тебя перед носом. Мой супруг тоже очень этим взволнован. Он не может избавиться от мысли, что в этом есть и доля его вины как человека, в какой-то степени ответственного за все, что происходит в Торндене. У вас уже есть какие-нибудь мысли по поводу того, кто мог совершить это? Или с моей стороны глупо задавать подобные вопросы? Тем более когда мой муж наверняка попадет в число подозреваемых. Сожалею, что не дождалась его в тот злополучный вечер и уехала одна!
— Вы уехали в тот вечер из Седар рано, мадам? — спросил Хемингуэй.
— Да, заглянула лишь из приличия на чашку чая. Я не совсем здорова и не играю в теннис. Тем более в тот день стояла невыносимая жара!
— А вы, случайно, не помните точное время?
— Нет, честно говоря. Не придала этому значения. Но если это так важно, то, наверное, где-то сразу после шести. Спросите Пленмеллера! Он может помнить, так как мы столкнулись с ним у ворот, —
