— Ты знаешь, что я права.
— Ну, если ты права, то думаю, тебе надо быть более осмотрительной в своих словах, Паула! — сказал Ройдон.
Ее сверкающий взгляд обратился на него.
— Почему? В каком смысле?
— Например, по поводу моей пьесы. Когда ты вошла, я как раз говорил мисс Клар, что разговорами о том, что ты собираешься финансировать пьесу, ты легко можешь создать у людей неверное впечатление. Кроме того, хотя я страшно благодарен тебе, я изменил свое решение. Вчера мисс Клар заставила меня понять, что было бы ошибкой полагаться на финансовую помощь.
Презрительное выражение, появившееся на лице Паулы, сделало ее внезапно похожей на Стивена.
— Ты трус, — сказала она. — Хочешь ты этого или нет, но я собираюсь поставить твою пьесу.
— Это исключительно великодушно с твоей стороны, но…
— Ничего подобного. Я сделаю это не из личных побуждений, а потому, что я верю в пьесу. Не знаю, как ты смог написать ее, но ты это сделал, и это все, что меня волнует.
Он не знал, как воспринимать ее слова, и просто сказал:
— Да, но чистая глупость говорить всем, что ты собираешься делать.
— Ты ошибаешься! Глуп именно ты! Все знают, что я просто без ума от 'Горечи полыни'. Я не делала из этого тайны! Ты слышал, что я говорила дяде Нату! Я была бы идиоткой, если бы запела на другой лад теперь, когда дядя Нат мертв. Идиоткой вроде тебя, Виллогби!
— Меня обижают такие намеки! — сказал он.
— Иди ты к черту! — бросила ему Паула через плечо.
Он вышел из комнаты с оскорбленным видом, что предвещало дурное настроение на целый день.
— Тебе не надо было говорить этого, — сказала Матильда Пауле. — Люди не из высших слоев общества часто бывают ранимыми.
Но Паула так же мало думала о чувствах других людей, как и Стивен. Она сказала презрительно:
— Он трусоват. Странно, как он умен на бумаге и как глуп в разговоре.
— Он здесь чужой. И еще напуган. Он не может справиться с собой.
— Страшно напуган. Мне надо было бы догадаться, что у него сдадут нервы. Не выношу мужчин, которые теряются в трудной ситуации! — Паула увидела быстрый, изумленный взгляд, который Матильда бросила на нее, и добавила, скривив губы: — Не бойся! Я не хотела сказать, что Виллогби — мой сообщник!
— Тогда, пожалуйста, будь более осмотрительна в своих словах! — сердито посоветовала Матильда.
Паула рассмеялась.
— Тебя уже начинает забирать, правда? Я знала, что так и будет. Ты стала подозрительной, ты ищешь — о, совершенно бессознательно! — скрытый смысл во всем, что мы говорим. Тебе интересно, кто из нас это сделал? Все твои мысли нацелены на это, сколько ты ни стараешься отвлечься?
— Да, — призналась Матильда.
Паула бросилась на диван, поставила локти на колени и оперлась подбородком на руки. — Знаю! Но это интересно, правда? Признайся!
— Нет, это омерзительно.
— О… омерзительно! — Паула вздрогнула. — Если хочешь! Но с точки зрения психологии разве это не завораживает? Наблюдать за нашим поведением, вслушиваться в испуганные ноты… повышенные голоса, ты замечала? Люди так глупы, что выдают себя, теряют выдержку, говорят слишком много!
— Твоя беда, девочка, что у тебя болезненный ум, — сказала Матильда. — Что это?
Ее восклицание было вызвано лязгом цепей, обмотанных вокруг колес автомобиля. Паула встала и двинулась к окну. Снег перестал идти несколько часов назад, но только одна пара следов от колес нарушила гладкую белизну подъездной аллеи и лужайки за ней. Огромный лимузин подъехал к парадной двери, и, когда Паула выглянула из окна, из машины появилась фигура в шубе из персидского каракуля и кокетливой шляпке, надетой на тщательно завитые золотые волосы.
— Думаю, — сказала Паула, — думаю, это миссис Дин.
— О, Боже, уже? — воскликнула Матильда, вставая. — Как она выглядит?
— Именно так, как ты могла ожидать. Джо выбежал, чтобы встретить ее.
— Ну, разумеется! — сказала Матильда.
Не один Джозеф вышел, чтобы встретить новую гостью. Прежде чем он смог пробормотать приветственную речь, Валерия бросилась на вызывающую благоговение грудь своей родительницы и запричитала:
— Мама, какое счастье, что ты приехала! Я не могу рассказать, как все это ужасно!
— Конечно, мама приехала, детка! — сказала миссис Дин голосом не менее волнующим, чем голос Паулы. — В такое время мама должна находиться рядом со своей маленькой девочкой. — Она протянула руку в туго натянутой перчатке Джозефу и сказала с лукавой улыбкой: — Мне не нужно просить мою девочку представлять вас. Я знаю, вы дядя Стивена — Джо! Вал рассказала мне о вас по телефону и о том, как вы были добры к ней. Позвольте матери поблагодарить вас, мистер Хериард!
Джозеф порозовел от удовольствия и церемонно откликнулся, что по-доброму относиться к Валерии — привилегия, которая не требует благодарности.
— Я не позволю вам кружить голову моей девочке! — сказала миссис Дин. — Она еще такой глупый ребенок.
— О, мама, это было просто ужасно! — сказала Валерия. — Я всю ночь не могла сомкнуть глаз, и этот отвратительный полицейский меня ужасно расстроил!
— Боюсь, у нас не очень крепкие нервы, — призналась миссис Дин Джозефу. — Мы всегда были очень хрупкими, совершенно невероятно чувствительными.
— А! — сказал Джозеф. — Я бы сказал, если позволите, что сейчас так редко встретишь цветок невинности!
Произнося эту речь, он увлек миссис Дин в дом, и Матильде с Паулой, которые вышли из библиотеки в холл, выпала честь услышать ее. Они сразу же поняли, что Джозеф встретил родственную душу — миссис Дин ответила ему теплой улыбкой и словами:
— Я всегда пыталась сохранить этот цветок в обеих моих дочках. И горько видеть, как эта росистая свежесть постепенно утрачивается! Вы должны простить глупое материнское сердце, если я скажу вам: как бы мне хотелось, чтобы этого никогда не произошло!
— Знаю и понимаю, — серьезно сказал Джозеф.
— Если бы только моей Вал не было в этом доме! — сказала миссис Дин, очевидно, это было единственное, что ее не устраивало в убийстве.
Джозеф не увидел в этом замечании ничего нелепого, он покачал головой и сказал с тяжелым вздохом:
— Как я хорошо понимаю, что вы должны чувствовать!
— У вас свои дети, я думаю, — сказала миссис Дин, распахивая пальто и показывая устрашающий бюст, плотно обтянутый кружевной блузкой, на которой держалась огромная брошь со стразом.
— Нет, увы! Своих нет! Но я считаю Стивена и Паулу своими детьми. Они мне очень дороги, — сказал Джозеф, оживая в своей стихии.
— Как только я увидела вас, я поняла, что моя девочка не преувеличила доброту 'дяди Джо', — заявила миссис Дин, кладя ему руку на плечо и слегка сжимая его. — Вы меня не обманете! Вы добрый гений этого дома!
— О, нет, нет! — запротестовал Джозеф. — Боюсь, я просто нелепый чувствительный старик, который любит находиться среди счастливых людей. А, вот и Паула! Паула, дорогая, подойди, поздоровайся с миссис Дин!
— Дорогая моя! — воскликнула миссис Дин, круто повернувшись к приближающейся Пауле и протягивая ей руки. — Значит, это любимая сестра Стивена! Дайте мне посмотреть на вас, детка! Да, в вас
