таким уютным. Спасибо, Элли. — Она взяла высокий стакан с аперитивом, который Элли протянула ей, и в это время раздался звонок в дверь. — О Дэвид, — Лиз схватила за руку брата, который как раз собирался сесть на маленький диванчик, — пожалей ноги Элли, пойди открой, должно быть, это Таня и Клайв…
— Не надо, я сама. — Элли почувствовала легкое возмущение: почему Дэвид позволяет сестре так командовать собой, во всяком случае в своем доме она не собиралась терпеть этого. — Потому что это может быть не… — Но прежде чем она успела закончить фразу, Дэвид уже поспешил к дверям и она услышала голоса своих соседей, о которых упомянула Лиз.
Внезапно ее поразила другая мысль. Дэвид явно старается произвести впечатление, что он часто бывает в этом доме. О она намекала Бену, что не обделена друзьями мужского пола, так что, увидев подобное поведение, тот наверняка сделает неверное заключение.
Это предположение должно было не огорчать ее, а, напротив, нести в себе покой и уверенность. Но, что любопытно, она не испытывала ни того, ни другого. Пока она занимала гостей, Дэвид снова пошел отворить дверь. На этот раз он ввел в гостиную Бена Конгрива, растерянно поглядывая на хозяйку дома.
— А, это вы, Бен. — Улыбка на ее губах дрогнула, когда она подняла на него глаза, стараясь, очень стараясь не сравнивать двух этих мужчин. Камень и воск… Один такой милый, а другой… Радушное беспристрастие, вот к чему она стремилась, и ей удалось преуспеть в этом. — Я так признательна, что вам удалось прийти.
Знакомство заняло несколько минут, затем Элли попросила Дэвида предложить гостям аперитив. Компания расположилась возле камина, и завязался обычный разговор, прерываемый смехом и шутками, создавая непринужденную дружескую атмосферу, так что Элли смогла оставить гостей и улизнуть на кухню, чтобы закончить все приготовления.
Зачем? О, зачем, спрашивала она себя, наливая в тарелки томатный суп и посыпая каждую порцию зеленью и тертым сыром. Руки дрожали, и даже эти обычные действия давались ей с трудом, но ничего не поделаешь, гости ждали в гостиной.
Идя в гостиную, она случайно наткнулась на свое отражение в зеркале, и это несколько утешило ее. Темно-фиолетовая юбка в складку и легкая атласная блузка цвета сливок удачно подчеркивали стройность фигуры и нежный оттенок кожи. Никаких украшений, за исключением тонкой золотой цепочки на запястье — подарок матери, с которым она никогда не расставалась.
Жаль только, что лицо такое раскрасневшееся, отметила она про себя, сразу видно, что много времени провела у плиты, да и глаза блестели больше, чем обычно. Не совсем тот образ, который был бы предпочтительным для сегодняшнего вечера. Хотя чем, собственно, этот вечер отличается от дюжины других… Лучше считать, что легкий румянец ей к лицу, временами она бывает чересчур бледна.
Элли вернулась в гостиную, и секундой позже все гости сидели за столом. Дэвид справа от нее, как бы подчеркивая свое право на первенство, Клайв с другой стороны. Бен — подальше, настолько, насколько это было возможно. Когда она обдумывала, как усадить гостей, то вроде бы все получалось неплохо, но на деле оказалось не совсем так: поворачивая голову, она то и дело натыкалась на него взглядом.
— Дэвид, будь добр, налей нам вина.
Поднявшись, она начала собирать тарелки, отнесла их на кухню и занялась вторым блюдом. Специальными ножницами ловко разрезала курицу на куски, уложила их на блюдо, окружив гарниром из картофеля и овощей, и на секунду залюбовалась своим творением: яркая зелень салата, алый цвет моркови, темно-зеленые кочанчики брокколи, желтый перец, лиловый баклажан…
— Прошу прощения, совсем забыла сказать. Эндрю просил извиниться, что не смог прийти. Он прислал мне телеграмму из Турции.
— А я как раз собиралась спросить, где он пропадает, — сказала Таня, сидевшая слева от Бена, и, повернувшись к нему, начала объяснять: — Эндрю, руководит компанией по импорту и очень много разъезжает. Вроде Элли. О, она у нас олицетворение успеха. — Несмотря на то, что Тане было за пятьдесят, она страшно любила пофлиртовать и по-видимому нашла, что Бен стоит ее усилий. Она морщила нос, заглядывала ему в глаза и сладко улыбалась. — Хотя вы, наверное, уже знаете это. Если ее дела и дальше пойдут столь успешно, боюсь, наша милая Элли покинет нас, и скоро мы тоже получим от нее сообщение об отмене обычных вечеринок.
— Что… действительно есть такая опасность?
Бен улыбнулся, потягивая вино, его глаза, скользнув мимо Тани, остановились на хозяйке дома.
— Никакой опасности, это сильное преувеличение. — Элли была настроена решительно, она не собиралась становиться центром разговора. — Еще брокколи, Лиз?
— Я надеюсь, что этого не произойдет. — Лиз, которая молчала весь вечер, положила себе моркови. — Пусть бизнес Элли растет, но не до таких угрожающих размеров, что в один прекрасный день она уедет и забудет нас. В нашей скромной деревушке она — главная достопримечательность. Мы могли обойтись без нее, отпустив ее в Гонконг, но дальше… Кстати, я так поняла, что вы именно там познакомились?
— Не совсем. — Бен снова пригубил вина и посмотрел Элли в глаза.
— Да, именно там, — воскликнула Элли почти одновременно с ним. Она не очень сознавала, что заставило ее так поспешно произнести эти слова, разве что его взгляд, который она больше не могла выносить, зондирующий и вместе с тем вопросительный, как будто он был на грани узнавания…
— Что ж, — тон Бена был категоричным, — может, по-вашему, мы познакомились в Гонконге, но вообще-то это было в Сингапуре. Позволю вам напомнить, в доме Роберта ван Тьега.
За столом послышался дружный смех.
— Прошу прощения. — Она чувствовала себя глупо и сконфуженно. — Конечно, вы правы. Я просто имела в виду, что мы встретились во время моей поездки в Гонконг, но на самом деле, действительно, в Сингапуре. — Затем, так как смех становился громче, она улыбнулась, пожав плечами по поводу собственной рассеянности. Забыв, как решила себя вести, чтобы сохранить свою безопасность, Элли поддалась общему веселью и взглянула на Бена искрящимися смехом глазами.
И в тот же миг она прочла в его глазах полное понимание, глубокое и, вместе с тем, очень личное, которое объединяло их, отделяя от всех других людей, сидящих за столом, от всего остального мира. Сердце Элли забилось в ответ, дыхание перехватило, она была на грани эйфории… Никаких мыслей, никаких доводов разума, только она и он, пусть очень краткое и опасное удовольствие, но отказать себе в этом она была не в силах.
И Бен испытывал нечто подобное. Оказывается, это так чудесно — просто смотреть на нее! Видеть прозрачные серебристо-серые глаза, видеть, как бьется голубая жилка на шее, как нежный румянец окрашивает щеки… Смотреть — и чувствовать, как горячий поток растекается по всему телу, наполняя его энергией и желанием… Внезапно до его сознания дошло, что доктор Мерриман спрашивает его о характере его бизнеса. Трезвый вопрос вернул Бена к действительности.
— Бизнес? — Он отрицательно покачал головой и взглянул на Элли, на этот раз чтобы узнать, не рассказывала ли она о нем своим знакомым. — Нет, совсем нет. Видите ли, я писатель и ездил в Сингапур собирать материал.
— Писатель? — Глаза Тани округлились, она была заинтригована еще больше, чем прежде. — Интересно!.. А почему, — она вопросительно взглянула на Элли, — ты не рассказала нам, что познакомилась с писателем?
— Просто у меня не было возможности. Я едва видела тебя, как вернулась… И кроме того, не была уверена, что Бен захочет распространяться о своей работе. Некоторые люди не выносят, когда их забрасывают вопросами.
— Пусть меня простят все собравшиеся, я позволю себе проигнорировать это и прямо спрошу Бена. — Таня решительно повернулась к своему соседу. — Бен, расскажите нам, что вы пишете. Надеюсь это не переложение какой-нибудь мрачной китайской истории XIV века, предназначенное для сцены?
— Нет, уверяю вас, я далек от этого. — Видя, что Элли начала собирать тарелки, Бен поднялся помочь, последовал за ней на кухню, поставил грязную посуду с той стороны, откуда ее легче было загрузить в посудомоечную машину. — Нет, — продолжил он, возвращаясь в гостиную, — что касается временного периода, XVI и начало XVII столетия были бы ближе, и скорее к Тибету, чем к Китаю.
— Не верьте. — Улыбаясь, Элли положила ему кусок принесенного из кухни сливочного пудинга. — Он
