создала собственный портрет: ноги скрещены, пальцы сцеплены в медитации. Между мускулами было небольшое углубление. Она просунула туда пальцы и нажала: кусок стены подался и отъехал в сторону, открыв дверь в форме змеиной головы. Дверь распахнулась, странники вошли в нее. Подперев дверь валуном, - чтобы случайно не остаться запертыми в неприветливом подземелье, - они вступили в галерею, стены и своды которой были покрыты чешуйчатой резьбой. Галерея привела к площадке, со всех сторон стиснутой горами. Наверху, на высоте двух тысяч метров, виднелось круглое голубое пятно, откуда по гладким склонам струился свет. Воздух был чистым, влажным, благоуханным. На плодородной земле росли всевозможные травы и деревья тропических лесов; над густой порослью звенел громкий хор попугаев. Как только пересохшие ступни путников коснулись нежного мха, сотни птиц закружились возле Альбины. Оперение их поменяло цвет с зеленого на белый, так что они напоминали теперь стремительное облако. Амадо, чтобы проложить путь, разгонял крикунов, угрожающе размахивая кулаками. Пернатые отлетели прочь и уселись на дерево, усыпанное огромными красными яблоками. Белые перья мало-помалу сделались гранатовыми. Каракатица захлопала в ладоши:
- В жизни не видела ничего подобного! Они меняют цвет, как хамелеоны!
Амадо, как всегда озабоченный точностью высказывания, поправил:
- Меняют все, кроме одного. Посмотрите вон на того серебристого: он остается прежним и отражает свет, как зеркало.
Птица будто догадалась, что речь идет о ней, взлетела - стая поднялась следом - и привела всех троих к каменной платформе с трещинами, заполненными водой. В центре ее имелось отверстие. Главный попугай остался серебристым, остальные приобрели небесно-голубой оттенок и вовсю галдели. Из дыры ударил водяной столб десятиметровой высоты. Среди мириадов искрящихся капель возникла радуга. Попугаи, исключая непохожего на всех, разбились на семь групп, каждая своего цвета и начали облетать гейзер, пока через несколько минут он не иссяк. Тогда они уселись на ветки буйных растений, вернув себе зеленую окраску. Появились новые зеленые попугаи, на этот раз ростом с человека: они угрожающе двигались между папоротников, неся копья с медными наконечниками. Под клювообразными шлемами блестели черные лица. Воины умело отогнали троицу к центру платформы, пока ступни путников не оказались на краю пропасти. Амадо и Изабелла нежно взглянули друг на друга, переплели руки и покорно приготовились ждать уколов, которые столкнут их вниз, в кипящую воду. Они познали любовь, они могли теперь умереть... Альбина же с налитым кровью лицом издала резкий свист. Человекопопугаи, впечатленные ее отвагой, остановились. Яростный лай заглушил густой шепот сельвы, и набежали псы. С лап все еще свисали змеи, но, полные решимости защищать свою богиню, они были равнодушны к яду, точившему их изнутри. Логан ошеломительным прыжком перепрыгнул через головы воинов и приземлился рядом с Альбиной. Затем зарычал, приказывая псам броситься на врага. Они уже собирались выполнить приказ, когда раздался торжественно-хриплый голос: «Ни с места!»
К ним приблизился идол трехметрового роста. На позолоченном шлеме развевался плюмаж из зеленых перьев. Щитки и ленточки, украшавшие его тунику, придавали ему вид безумной ящерицы. В руке он держал жезл в форме змеиного хвоста, на конце которого висели костяные бубенчики. Лицо закрывала деревянная маска, обработанная так, что походила на голову гремучей змеи; заканчивалась она рожком.
- Я видел таких в книгах по археологии: это наряд инкских воинов. А живой идол - колдун-целитель, - дрожа, прошептал Амадо. - По- моему, эти маги обладали сверхъестественной силой. Главное - не смотреть на жезл, он гипнотизирует.
Идол медленно и величественно поднял руку.
Из рожка донесся устрашающий голос:
- Падает камень на кувшин: горе кувшину! Падает кувшин на камень: горе кувшину! Если битва проиграна заранее, зачем начинать ее? Псы могут убить моих воинов - это не избавит их от возмездия. Прежде всего, они укушены моими змеями: яд прикончит их в полчаса. Затем...
Он топнул деревянным котурном по трухлявому стволу. Эхо от стука заполнило лес. Поднялся гвалт, в котором различались рычание и вой...
- Слышите? Так кричат наши гориллы. Больше сотни этих могучих созданий по моему приказу кинутся на вас и разорвут на части... Наконец, мои глаза могут испускать смертоносные лучи...
Он поглядел на уступ, которым обрывалась круглая стена. От него оторвалась глыба и упала на дерево, с которого слетело множество попугаев, сменивших цвет с зеленого на темно-коричневый.
- Видите? Вы пропали! Вам дан выбор: умереть с позором, став пищей обезьян, или же с достоинством, бросившись в колодец, где бурлящая вода лишит вас тела, возмутители спокойствия... Мы, воины повелителя Атауальпы, не потерпим, чтобы наш священный лес был осквернен проклятой расой.
Не расцепляя рук, Амадо и Каракатица наклонились и посмотрели вглубь колодца. Между раскаленными скалами бесновалась плотная вода, при столкновении с камнем порождавшая облака пара. Амадо с Каракатицей поцеловались, прижавшись языками, желая перелить друг другу свои души. Они приготовились прыгнуть. Альбина сурово остановила их.
- Стойте! Никто не должен приносить себя в жертву! Вспомните, что я когда-то сидела на троне. Старики украшали меня венками и пели детскими голосами: «Слава тебе, божественная мать, ведь ты сражаешься, не думая о победе, и прежде, чем одолеть бесчисленных демонов, ты одолеешь саму себя». Насчет победы решают боги, но насчет сражения решаем мы сами. В атаку, верные псы!
Как только свора кинулась на свирепых воинов, те побросали свои копья, крылья и птичьи клювы, поспешив укрыться в зарослях кустарника. Половина оказалась женщинами. Идол прогремел: «Ни с места, святотатцы, я зову горилл!» и снова ударил по пустому стволу. От воя и рычания задрожали листья на деревьях. Альбина указала на то место, откуда двигались грозные существа: «В атаку!». Псы побежали, насколько позволяли им лапы, ослабленные ядом. Через короткое время они вернулись, преследуя сотню обезьянок, крошечных, но широкомордых, испускавших оглушительные крики ужаса. Амадо и Каракатица, увидев, что опасность рассеялась, присели на корточки. Альбина погладила Логана и, указав пальцем на идола, воскликнула в третий раз: «В атаку!». Преданный зверь бросился на колдуна в готовности быть испепеленным лучами из его глаз, но тот повел себя неожиданным образом: побежал прочь, сразу же утратив все свое величие. Во время этого невероятного бегства ветки сбили его плюмаж, с головы упал шлем, идол потерял тунику, высокие котурны, жезл и наконец, превратившись в толстенького седоволосого индейца, рухнул наземь. Логан, не имея ни малейшего желания вонзать зубы в этого труса, гордо остановился, обнюхивая ему зад. Другие псы, менее сдержанные, один за другим помочились на него. Старик завопил:
- Сжальтесь! Не ешьте меня! Я знаю растение, которое обезвредит яд.
Он дополз до дерева, сорвал с него несколько красноватых листков и протянул их пострадавшим собакам. Пожевав листья, те почувствовали облегчение. Альбина же тем временем изучила кусок скалы, отколотый колдуном, и внезапно расхохоталась:
- Старый обманщик, ты наступил на эту лиану и запустил особый механизм, чтобы валун отвалился! Не бойся, мы не собираемся красть сокровища Атауальпы. Мы ищем кактус шиграпишку, и нам просто позарез надо его обнаружить.
Старик, вскочив на ноги с ловкостью подростка, принялся издавать пронзительное кудахтанье, выражая тем свою радость.
- Ах, ах, какой счастливый случай, ведь только я знаю, где он растет! Но я не покажу вам, где, если вы не выполните мою просьбу!.. Однако прежде всего, чтобы в деревне не утратили почтение ко мне, следуйте за мной, как загипнотизированные...
Круглый старичок подобрал детали своего одеяния, напялил их на себя и голосом, усиленным с помощью рожка, триумфально возвестил:
- Дети мои, чужестранцы побеждены моим волшебством! Я веду непрошеных гостей в храм, где их военные песнопения превратятся в мирные!
Мужчины, женщины и дети - смуглые, косоглазые, с гладкими черными волосами, изогнутыми ноздрями, крупными зубами, выкрашенными в зеленое, окруженные мартышками, попугаями, цаплями, зайцами, ламами и гуанако, прыгающими, летающими по кругу, праздновали окончание войны криками, песнями, смехом и болтовней. Один только серебристый попугай забил крыльями и воскликнул: «Врешь,
