— женщины.
— Как ты его назвала? — засмеялась Роберта.
— Кого? Николса? Дешевка — Секондхенд. Да и то, по-моему, слишком высокая для него оценка.
— Выходит, новый доктор тебе не по душе? — продолжала Роберта. Синтия мастер найти такое сравнение, что со смеху помрешь.
— О, никто не сомневается в том, что он красив до безобразия, но мне никогда не нравилось масло, Боб, а оно с него так и течет. Слишком слащавый. Конечно, он имеет успех у дурочек, эти чуть сдвинутые дамочки так и вьются вокруг него, словно пчелы вокруг меда, даже рот от восторга не закрывается, а он купается в лучах славы. Но поверь мне, он даже мать родную продаст, чтобы только добиться того, что пожелает.
Роберта внезапно вспомнила рассказ Стэна о его загубленном детстве и слова «мать свою я не помню, да и помнить не желаю» и подумала, что, возможно, Синтия недалека от истины, и тут же устыдилась своих мыслей.
Из палаты донесся звенящий смех, вскоре довольный и улыбающийся доктор Николс вышел в коридор, проигнорировал Синтию и немного замешкался, дожидаясь, пока та не скроется за углом.
— Не принимай близко к сердцу то, что мелет Пола Винслоу, Берта, — глубокомысленно посоветовал он. — Придется нам развлекать ее. Она неврастеничка: слишком много бессонных ночей, слишком много денег и слишком мало вещей, которые интересуют ее в этой жизни. И не забывай, Берта, что две ее родные тетушки заседают в нашем совете, очень влиятельные дамочки. Так что крепись, в конце концов, окупится.
— А я и не принимаю близко к сердцу, — немного натянуто заверила его Роберта. — И не такое видала, мы, медсестры, быстро привыкаем к капризам. — Она сделала попытку пройти мимо него, но Стэнли поймал ее за руку.
— Не будь такой, Берта, — прошептал он.
— Сестра! — истерично выкрикнула пациентка, и Роберта впервые была рада услышать ее голос.
Стэн мягко рассмеялся и на цыпочках удалился прочь.
— С кем это вы разговаривали там, за дверью? — потребовала миссис Винслоу.
Роберта хотела было сказать, что это не ее дело, но сдержалась и довольно холодно произнесла:
— С одной из сестер, она принесла вам вот эти цветы, миссис Винслоу.
— Дайте мне карточку, вон она, вы ее уронили, — надменно произнесла Пола.
Роберта подняла открытку и передала ее пациентке. Губы миссис Винслоу на мгновение скривились в улыбке, и юная леди критически осмотрела букет.
— Сколько раз он уже присылал мне розы, сестра? — спросила она, держа букет на вытянутой руке. — Что, в городе других цветов не осталось?
Роберта пересчитала карточки, подписанные «Бертранд Пайн». Их было семь, но первый букет уже давным-давно завял. Роберта объявила пациентке результаты подсчетов.
— Поставьте их подальше от меня, как можно дальше, — насупилась миссис Винслоу. — У меня аллергия на розы, особенно на эти, — фыркнула она и повернулась лицом к стене.
Роберта налила воды в вазу и водрузила букет в дальнем углу комнаты, а сама пошла за свой стол, располагавшийся прямо за дверью, и стала молча ждать дальнейших требований истеричной дамочки.
Роберта много думала, почему она так не нравится миссис Винслоу? Это было ново, и девушка пыталась найти хоть какое-нибудь здравое объяснение, прекрасно сознавая всю бесплодность своих попыток. Может, в ее отношении не было ничего личного, может, это просто нелюбовь к медсестрам вообще? Однако Дэвис утверждала, что причина ясна как божий день: просто Роберта намного красивее миссис Винслоу, вот та и бесится.
— Со мной-то она мила, — посмеивалась Дэвис. — Она передо мной словно персик, а я — дичок. Я ей не конкурентка, Камерон. Николс даже не подозревает о моем существовании. Все приходящие к ней мужчины не обращают на меня абсолютно никакого внимания, будто я пустое место. Так, часть интерьера больницы. Я слышала, как она в приказном порядке велела одному молодому человеку ни в коем случае не навещать ее днем. Объяснила это тем, что спит до пяти, но маневр-то налицо! Знает, что, если он придет в твое дежурство, у нее не останется никаких шансов.
— Девица может оставить свои маневры при себе, Дэвис, — презрительно фыркнула Роберта. — Меня не интересуют мужчины, которые западают на таких, как миссис Винслоу. А что касается внешности, Дэвис, я не слишком большая поклонница ее типа. Мне больше по душе честные и добрые девчонки из «Ребекки Мор». На месте мужчин я бы ни минуты не колебалась.
— Если бы ты была мужчиной, то западала бы на каждое смазливое личико, Камерон, — недоверчиво покачала головой подруга. — Желательно с банковским счетом, как и все другие. Мужиков не интересуют мозги и доброта, когда вокруг полно милых курочек. Не подумай, что я цинична, Камерон, только в жизни так оно и есть. Именно поэтому наша прелестная разведенка мило обращается со мной и лютой ненавистью ненавидит тебя, моя дорогая. И если поглядеть на дело с этой стороны, то она делает тебе комплимент.
— Не нужны мне ее комплименты, — ответила Роберта. — И она может успокоиться, я ей не соперница. Меня совершенно не интересует, что она имеет и чем занимается. Я медсестра и не по своей воле ухаживаю за ней — меня назначили.
Роберта снова и снова повторяла себе эти слова, блуждая по длинному коридору. Ладно, сегодня днем пациентке уже разрешили садиться, так что, кто знает, может, к концу недели девица съедет домой. Все равно в больнице ей больше ничем помочь не смогут, по крайней мере не смогут сделать ничего такого, с чем не в состоянии справиться ее горничная. Роберта от всей души надеялась, что в следующий раз ей попадется пациент больной физически, а не морально.
Днем Роберта усадила Полу в кресло у окна, а сама принялась перестилать ее постель. Визитеры начали прибывать рано, и, хотя большинство из них задерживались всего на несколько минут, четыре девицы явно вознамерились убить свой день в больнице. Они хохотали во все горло, кричали, курили и беспрестанно шутили. Когда Роберта сказала, что для первого раза достаточно, пора возвращаться в постель, юная леди наотрез отказалась покидать кресло.
— Именно об этом я и говорила доктору Николсу, девочки, — начала она, наслаждаясь тем, что поставила свою сестру в неудобное положение. — Камерон слишком много о себе думает. Мне, наверное, виднее, устала я или нет и пора ли возвращаться в кровать.
Роберта плотно прикрыла дверь, чтобы оградить остальных пациентов от шума, но все равно некоторые из них наверняка пожалуются на неудобства. У этих дамочек что, совсем мозги набекрень? Она начинала злиться.
— Боюсь, вам пора уходить, — не выдержала она наконец. — Столь долгие визиты запрещены, пациентам нельзя переутомляться. Прошу вас, уходите, — прошептала она одной из подруг, которую миссис Винслоу звала Лиз и которая казалась наиболее здравомыслящей из всей компании. — Она же сегодня первый раз поднялась с кровати.
— Пошли, девочки! — выкрикнула Лиз, натягивая норковое манто. — Нас милостиво просят удалиться. Мы и так уже злоупотребили гостеприимством. Нам следовало бы знать, что посещать подругу — грешно. Кстати, что у вас за заведение? Приют или тюрьма?
— Не смейте уходить! — разъяренно сверкнула глазами миссис Винслоу. — Я плачу за эту комнату, и вы можете находиться тут сколько душе угодно!
— О нет, милая, не можем, — промурлыкала одна из визитерш. — Во всех больницах имеются правила, и даже ты должна подчиняться им. Кстати, мне кажется, он сегодня не придет, так что мы, пожалуй, пойдем в клуб. Развеемся маленько.
— Вы просто невыносимы, — заявила Пола. — В следующий раз я сама буду выбирать себе сиделку. Оставь сигареты, Тилли, мои конфисковали. И зажигалку тоже. Это худшее из всех мест, в которых мне приходилось бывать. Надо поскорее выбираться отсюда. Поговорю с доктором, может, выпустит меня завтра. Ну ладно, пока, если вам и вправду пора. И отстаньте от Дока, ясно вам? Я первая его увидела, так что имею на него все права.
Шумная троица удалилась, а Роберта подумала: «Надо проветрить комнату, как только уложу ее в постель. И почему только женщины пользуются такими отвратительными духами и выбирают вонючий
