Новые знакомства, которых на пляже при всем желании не избежать, ему не нужны.
У пирса, сверкая эмалью, стояло несколько новых катеров. От моря веяло приятной прохладой. Понаблюдав за кораблями и сновавшими на них матросами, Геннадий направился к покачивающемуся на волнах судну, которое местные коммерсанты превратили в плавучий ресторан.
За столиками, привинченными к полу, сидело всего две пары матросов. Геннадий сел за свободный стол в отдалении, полистал меню и заказал сто пятьдесят водки и жареной ставриды. Хотелось хоть немного забыться и отогнать невеселые, тревожные мысли о Лане.
Матросы сидели за соседними столиками и о чем-то сердито спорили. Все четверо были в изрядном подпитии и не стеснялись в выражениях. Официант попытался успокоить их, но, судя по реакции, был послан к… Спор разгорался, пока один из матросов не схватил вилку (закругленное лезвие ножа его, видимо, не устроило) и не рванулся к соседям. Завязалась потасовка. Разнять дерущихся поспешили повара и официантки, матросы стали избивать и их. Геннадий не выдержал, вступился за работников ресторана. Вырвал у верзилы вилку и, получив от него удар в плечо – сумел увернуться, – врезал зачинщику кулаком в лицо. Брызнувшая из носа кровь несколько остудила пыл драчуна, но лишь на минуту; смахнув ладонью сгусток, он снова ринулся на Геннадия.
Вовремя подоспела вызванная кем-то милиция. Матросов и Геннадия забрали в местное отделение. Молодой, не по годам упитанный майор, не вникая в подробности, приказал всех драчунов отправить в СИЗО. На возражения Геннадия и вовсе отреагировал озлобленно:
– А этому добавить еще пять суток.
В следственном изоляторе тоже никто не спешил разбираться с задержанными. У Геннадия отобрали мобильный телефон, и он не мог позвонить ни Лане, ни Андреасу, ни Петру, который, имея обширные связи в силовых структурах, мог бы выручить «школьного друга».
Лишь на другой день начальник СИЗО майор Крюченков, проверив документы Геннадия и выслушав его и матросов объяснения, отпустил Геннадия. Он тут же позвонил Лане. Она сообщила, что долетела хорошо, ее встретил Лаптев с Галей, и отдыхает с дороги.
– Завтра займусь делами, – пообещала она.
Он несколько успокоился.
А вот Андреас и его супруга выразили квартиранту неудовольствие:
– Пропал, и мы не знали, что думать. Ныне вон какое время, люди исчезают ни за понюшку табака.
– Извините, так нежданно-негаданно получилось. – И Геннадий вынужден был рассказать о своих злоключениях.
Не успел объясниться с ними, как позвонил Долгоруков. Тоже с упреком, с претензиями: почему Людмила укатила, не предупредив его? Накануне-де договорились о круизе в Гагры, а оттуда он доставил бы ее домой – а она умотала. Геннадий придумал, что ей позвонили с работы и срочно просили приехать; она звонила ему, но мобильник ответил: абонент временно недоступен.
Петр сказал, что вечером заедет – надо поговорить.
Геннадий опасался, что Петр вернется к сделке с коттеджем, и настроился отстаивать прежний договор, поскольку главная владелица улетела за кредитом. Но Петра, оказалось, волновала другая, «сердечная» болячка: он якобы договорился с Людмилой о женитьбе на ней и готовился подать на развод со своей мымрой, с которой фактически не живет более года, а Людмила сбежала, и он никак не может связаться с ней.
– Она мне о своих сердечных делах не рассказывала, – ответил Геннадий. – И после отъезда не звонила. Да и зачем тебе такая молодая и красивая? Не боишься, что будет наставлять тебе рога?
– Не боюсь, – самоуверенно заявил Петр. – Что касается моих мужских достоинств, то ни одна женщина не оставалась неудовлетворенной.
– Это пока мы молоды. А после сорока, по наблюдению медиков, мужская потенция резко идет вниз, особенно у тех, кто злоупотребляет.
– Что ты киваешь на мой живот? Намекаешь на тот анекдот: живот растет, а кончик сохнет? Это не про меня. У меня он всегда в боевой готовности. Я чувствую себя юношей. И без укрепляющих мужскую силу препаратов, которых ныне в избытке.
– Дело твое. Но Людмилу в жены я бы тебе не советовал: врач, красавица, избалованная мужчинами.
– Ты же женился на ее сестре. А они – как близняшки.
– Лана старше на пять лет, и прожила более трудную жизнь. Серьезная, ответственная женщина, руководившая большим производственным концерном.
– А теперь?
– Теперь предпочла семейный очаг, хочет заняться воспитанием детей.
– Сколько у вас?
– В плане четверо. Когда можно перебраться в свою обитель? – не без тревоги спросил Геннадий, предполагая, что Петр и приехал по этому поводу.
– Да хоть сейчас. Лучше завтра. Я помогу тебе. Мебель будешь покупать?
– Пока самое необходимое. Лана лучше разбирается в хозяйственных вещах.
КТО ВИНОВАТ?
На другой день Геннадий переехал в коттедж. Купил диван, стол, два кресла, постельные принадлежности и сообщил об этом Лане. Она порадовалась за него, сказала, что у нее тоже дело продвигается успешно, даже разговор с Дмитрюковым состоялся примирительный, и он с пониманием отнесся к ее решению сменить заботы о корпорации на семейные.
И все-таки в ее интонации он уловил еле заметную неудовлетворенность то ли разговором с бывшим любовником и покровителем, то ли общим положением дел. Тревога снова заползла в грудь и не давала ему покоя. Вспомнился сон с шаровой молнией. Что-то последнее сновидение с огненным шаром предвещает? Ничего хорошего он не ожидал. Дмитрюков – хитрый и коварный человек. Корпорация Ланы, по существу, работала на него, приносила ему крупный доход.
Как-то Лана уже здесь, в Геленджике, рассказала Геннадию: Дмитрюков заказал из Якутска драгоценные камни и велел хранить их до поры до времени в Ижевске. Вскоре туда прилетел представитель из Израиля, некто господин Милявский. Дмитрюков распорядился передать ювелиру камни. Через три месяца ювелирных дел мастер прилетел с золотыми изделиями. Дмитрюков встретился с ним в Ижевске, бурно отметили сделку, и генерал улетел в столицу. Позвонил на другой день, желая поговорить с Милявским. Но его нигде не могли найти. Самолет, на котором он прибыл, еще накануне улетел в Израиль. С Дмитрюковым ювелир не полетел, решив лично в близлежайших регионах реализовать драгоценности. И пропал. С тех пор о нем ни слуху ни духу. Лана призналась: поначалу серьезно дрейфила, Дмитрюков успокоил: «Из Израиля о Милявском запросов не поступало. Значит, он и там был нелегалом».
Это одна из зацепок, на которой Лана могла споткнуться. А их у нее столько! В первую очередь, дружки киллеров, примкнувшие позже к шайке Тюлика. И Дмитрюкову Геннадий не доверял: слишком много Лана знала о нем и слишком хорошим была помощником, любовницей. Ревность – штука непредсказуемая, а власть у него, как говорила Лана, козырная.
Думы, думы… Крепко он любил Лану, потому так переживал за нее.
Он так задумался, что чуть не столкнулся с изрядно выпившим небритым мужчиной в дорогом, но давно не чищенном и не глаженном костюме.
– Здравствуйте, Геннадий Васильевич, – поздоровался бомж, удивив его и разогнав тревожные мысли. Где же он видел этого человека? – Не узнали? А вроде и не так давно расстались.
И Геннадий узнал – Макаров!
– А ты что делаешь здесь? – невольно сорвался вопрос.
– Отдыхаю, – кисло усмехнулся бывший бортовой инженер. – И работу ищу.
– А как же Бобруйск, новая жена, сад?
