должное, он никогда не упускал случая лишний раз вдолбить эту истину Кобе, Дато и Мамуке, еще с тех времен, когда все четверо были разведчиками. Но однажды майора ранило и в разведку он больше не ходил. Его назначили командиром роты, куда он и перевел зятя вместе с его приятелями. Сейчас в кромешной тьме Дато молча улыбался, вспомнив своего излишне эмоционального, если не сказать экстравагантного, командира.
Наконец он увидел и остальных. Они были в вестибюле административного корпуса. Белую «Ниву» и «Виллис» также загнали внутрь. Вокруг низкого столика, у «Виллиса» со снятым тентом, сидели четверо и играли в карты. Еще один, задрав ноги на приборную панель, устроился в «виллисе» и оттуда наблюдал за игроками. В стороне от стола прямо на полу вестибюля был разведен огонь.
К этому времени Дато залег под стеной корпуса напротив и внимательно следил за ними. Игроки за столом оживились и о чем-то заспорили. Тот, в «Виллисе», даже снял ноги с приборной панели и всем телом развернулся в сторону спорящих. В его движении, вернее, манере, как он это сделал, было что-то неуловимо женственное.
— Ну-ка, ну-ка, дайте полюбоваться на всех вас, ублюдки! — свирепо прошептал Дато. Он испытывал удовольствие, разговаривая сам с собой. Удовольствие, покой и облегчение.
Пока он насчитал шестерых. Один был у костра, четверо — за столом и еще один в машине. Тот, в машине, тоже заговорил, принимая участие в крикливой и беспорядочной перепалке, но его голоса в гуще спорящих не было слышно. Все шестеро выглядели какими-то нереальными при пляшущем свете костра и, очевидно, поэтому не внушали опасений. Сидящий у огня встал и пошел вверх по лестнице в глубине вестибюля. Внезапно остановился на середине, повернулся и что-то сказал, однако никто не обратил на него внимания. Из четверки, игравшей в карты за низеньким столом, больше всех ерзал, дергался и излишне азартно хлопал картами тот, что сидел спиной к Дато, он же заполнял игровую таблицу. Рядом с ним устроился бородатый в жилете из-под магазинов. На одной руке, очевидно обожженной, у него была перчатка. За столом он сидел боком, пододвинув раскоряченные ноги к огню. При неверном свете костра Дато показалось, что у него светлые волосы. Его скорее можно было назвать небритым, чем бородатым. Шляпа на его голове выглядела странно и комично. Во время разговора он кокетливо жестикулировал рукой в перчатке, как будто гордился раненой рукой; так некоторые недоумки хвастаются боевыми шрамами. Спиной к огню сидел человек с вислыми плечами, в кожаном жилете с шерстяной оторочкой. Раздав карты, мужчина в жилете встал, подошел к огню и прикурил от уголька. Он был высок, длиннорук и выглядел моложе всех присутствующих. Четвертый игрок, с пулеметом на коленях, сидел спиной к машине.
Тут показался еще один. Появился из того здания, откуда двое боевиков вынесли крашеную дверь. Шел медленно, пересекая площадь грузной, по-крестьянски уверенной походкой, с каким-то особым удовольствием шаркая подкованными каблуками по асфальту. На нем была кожаная, до колен, куртка, на голове вязаная шапка. Он тащил на плечах оконные рамы. Войдя в вестибюль, бросил у костра и, отряхнув кожанку, направился к столу.
Он сделал всего несколько шагов, когда на лестнице появилась еще одна довольно странная личность с седыми космами и длинной бородой, разодетая с нарочитой казацкой пышностью и атаманским обликом напоминающая персонажи из фильмов о казаках. Это и был казак — в широченных галифе, заправленных в лакированные сапоги. Надетый сверху то ли китель, то ли френч перетягивала кожаная портупея с кобурой на боку. Догадаться, что перед ним казак, для Дато не составило труда: у Кобы, из фильмов и из собственного опыта он научился узнавать представителей многонациональной армии «победителей». Свой интерес (по обыкновению, ерничая) Коба объяснял тем, что таким способом успокаивает себе нервы, дабы не беситься при виде разнообразных нарядов, носов и физиономий и не нажимать, не раздумывая, на спуск.
Дато предположил, что в постройке, из которой боевики выносили двери и оконные рамы для поддержания огня, содержался угнанный из окрестных деревень скот. Наибольшей популярностью у «победителей» почему-то пользовались козы. Здешнее поголовье не выдержало такого спроса, и раздобыть козу стало довольно сложно. Боевики умело резали коз, сдирали шкуру и жарили не над огнем, а на углях, а вино пили прямо из ведер. Подвешивали на дереве ведро с вином и пили, креня его руками. Это была мода, введенная «победителями». При виде ее у Кобы от бешенства сердце готово было лопнуть.
Прежде чем приступить к задуманному, Дато решил осмотреть постройку, в которой содержался скот. Надо было успеть все, пока не вернулись группы мародеров, рассыпанные по деревням. Очень может быть, что после возвращения собирались забить скотину и устроить пир горой. Возможно, что разосланные по деревням боевики привезут туши забитых животных: обычно разделывать заставляли стариков, чтобы самим не возиться. А возможно, здесь вообще никого не ждали. Если базировавшиеся здесь отряды разъехались в поисках добычи, они уже должны были бы вернуться. Похоже, что пассажиры белой «Волги», которая утром напоролась на них, были не из этой группы, в противном случае их наверняка хватились бы.
— Отчего бы вам не попить чайку, ублюдки? — с ненавистью шептал Дато. — Согрелись бы и развлекались. А то и дом родной припомнили бы, всласть поковырялись бы в ностальгических ранах… Попейте чайку, козлы!
Однажды они с Кобой оказались в схожей ситуации и Коба сказал, что на тех, кому приходится коротать ночь в полевых условиях, наваливается невыносимая тоска: чтобы разогнать ее, кружечка чая — первое дело. Внимательно вглядываясь в людей у костра, Дато подумал, что им сейчас в самый раз заняться чаем, поскольку ночь в разоренном санатории вряд ли способна настроить на веселый лад.
— Директор этого борделя наверняка удрал первым, — сказал вчера Коба, когда они с холма разглядывали корпуса санатория. — Как началась война, так и улизнул. Сейчас посиживает где-нибудь в теплом местечке и рассказывает таким же трусливым крысам о сладостном прошлом, когда у его кабинета выстраивалась очередь из длинноногих блондинок…
— Не заводись! — проворчал тогда Дато.
— Отчего же? Будь я директором этого борделя, тоже вешал бы людям лапшу на уши про веселые денечки, когда я был здесь хозяином…
Желание закурить становилось невыносимым, но он держался. Раз захотелось курить, значит, он не боялся. Не храбрился, а действительно не боялся. Просто был «напряжен и сконцентрирован», как говорил майор.
Человек в кожанке прислонил дверь под углом, ударил ее каблуком, пытаясь сломать. Паркет и дверные косяки отступавшая армия успела сжечь.
Тот, в кожанке, очевидно, повредил ногу, и его сменил боевик во френче. Сидевшая в «Виллисе» личность выскочила из машины и оказалась женщиной небольшого роста. Она подошла к костру, протянула к огню руки. У нее было кругленькое личико, из тех, какие Коба называл «аккуратненькими». На ней ладно сидела престижная американская униформа, хотя куртка и брюки были разных расцветок. Боевик в кожанке подтащил дверь к лестнице, один конец положил на край ступеньки и вспрыгнул на дверь обеими ногами.
— Если бы вы сейчас спали, ублюдки, я бы вам обязательно приснился! — еле слышно проговорил Дато. Его снова охватило ощущение уверенности, будто все они попались в западню и находились в полной его власти.
Женщина что-то строго выговаривала обоим боевикам, пытавшимся разломать дверь на дрова. До Дато доносился ее высокий капризный голос с придирчивыми нотками. Она распекала их в характерном для женщин ласково-укоряющем тоне. И манеры у нее были соответствующие: сразу можно было догадаться, что эта особа считала своей обязанностью навязывать окружающим свои желания.
