польского короля установить династическую связь с одним из подольских Кориатовичей могла иметь место только в 1344 г.
Утверждение власти Кориатовичей в Подольской земле происходило в кратковременный период спада внешнеполитической активности Орды на западе. Вплоть до 1349 г. источники не дают никакой информации об ее участии в политических событиях Галицко-Волынской Руси. Причины этого следует искать, по-видимому, не только во вспышке внутридинастической борьбы, предшествовавшей захвату власти после смерти хана Узбека в 1342 г. его сыном Джанибеком,[184] но и в ориентации внешнеполитического курса Орды главным образом на захват Аррана и Азербай- /46/ джана в связи с начавшимся в конце 30-х гг. XIV в. распадом государства Хулагуидов.[185] Ослабить потенциальные возможности Орды могла и эпидемия чумы ('черной смерти'); занесенная из Китая, в 1346 г, 'она свирепствовала на
Захват Саноцкой и Перемышльской земель не удовлетворил наиболее агрессивные круги малопольских панов, определявших при Казимире III внешнеполитический курс Польского королевства. Чтобы обеспечить наиболее благоприятные условия для захватов на Руси, Казимир III 8 июля 1343 г. подписал Калишский мирный договор с крестоносцами, по которому он отрекался от Поморья в пользу Тевтонского ордена, но взамен получал Куявскую и Добжинскую земли. [188] Намысловским мирным договором от 22 ноября 1348 г. польский король обеспечил мир своим владениям и со стороны чешских Люксембургов.[189] Учитывая опыт предыдущих походов, Казимир III в начале 1349 г. вступил в соглашение и с Ордой.[190] Эти дипломатические меры дали возможность польским феодалам сосредоточить значительные военные силы для нового наступления на Галицко-Волынскую Русь.
Заключив с Польским королевством Калишский мир, Тевтонский орден также получил возможность сосредоточить все свои военные силы против Литвы. Значительную помощь оказывало ему рыцарство Западной Европы, побуждаемое к борьбе с 'язычниками' папской курией. Ухудшение международного положения Великого княжества Литовского вследствие усиления агрессии крестоносцев вызвало глубокий кризис в его правящей верхушке, где, как можно предположить, обнаружилось отсутствие единства относительно главных внешнеполитических целей в этой сложной обстановке и способов концентрации сил для защиты находившихся под наибольшей угрозой собственно литовских земель. Зимой 1344/45 гг., в результате дворцового переворота, великим князем литовским при содействии Кей- /47/ стута стал витебский князь Ольгерд Гедиминович. Плененному Кейстутом Явнутию удалось бежать в Москву, где он был обращен в христианство.[191] Его ближайший сподвижник пинский князь Наримант был вынужден искать убежище в Орде у хана Джанибека.[192] Через год или несколько более оба они, однако, примирились с Ольгердом и вернулись в свои владения: Наримант в Пинск, а Явнутий в выделенный ему Заславль (в Белоруссии).[193]
2 февраля 1348 г. войска Великого княжества Литовского потерпели крупное поражение в битве при р. Стреве с 40-тысячной армией крестоносцев, в составе которой были немецкие, французские и английские отряды рыцарей. По словам Германа из Вартберга, в ходе сражения 'пало более 10000 литовцев и русских, призванных на помощь из различных мест, как-то: Лантмара (Владимира), Брейзике (Бреста), Витебска, Смоленска и Полоцка. Нармант, король русский, брат Алгерда и Кейнстута, литовских королей, был также убит в этом сражении'.[194] Сведения эти, в частности участие в битве войска Дмитрия-Любарта, подтверждают записи других орденских хронистов- современников.[195]
Военное поражение от крестоносцев еще более усугубило и без того сложное международное положение Великого княжества Литовского. Один из главных путей улучшения сложившейся обстановки Ольгерд и подвластные ему Гедиминовичи видели в урегулировании отношений с Ордой, обострившихся после присоединения к великому княжеству части Подолья. С целью снова добиться военно- дипломатической поддержки Орды, столь необходимой для Литвы в связи с усилившейся угрозой военного конфликта с Польским королевством, уже в 1349 г. в ханскую ставку было отправлено посольство во главе с Кориатом Гедиминовичем, но его миссия оказалась неудачной: по распоряжению хана литовские послы были выданы великому московскому князю.
Воскресенская и Никоновская летописи повествуют об этом посольстве следующим образом: 'Того же лђта князь великий Литовский Олгерд посла в орду к царю Чженибђку брата своего Корияда просити себђ помощи на великого князя Семена. Слышав же то великий князь Семен, и посла своих киличеев: Феодора Глебовича, да Амину да Федора Шибачеева ко царю жаловатися на Олгерда. Слышав же царь от послов великого князя, яко Олгерд с братиею улус его, отчину князя великого испустошили, и выдаст царь послом великого князя братью Олгердову, князей Литовских, Кориада да Михаила, Семена Свичслоскаго, да Аишка и дружину их, и приведены быша на Мос- /48/ кву послом царевым Тотуем'.[196] Летописный рассказ обнажает противоречивость литовско- ордынско-московских взаимоотношений конца 40-х гг. XIV в. и упоминает об обстоятельствах, имеющих несомненную историческую ценность: 1) скрываемая за антилитовской направленностью речей (обусловленной, очевидно, дипломатическими соображениями) явно дружественная Литве цель московской миссии в Орде; 2) сообщение московских послов о, как можно думать, недавнем наступлении 'Ольгерда и его братии' на ордынские владения ('улус' царев); 3) упоминание о наследственных правах на этот 'улус' великого князя московского. О цели московского посольства в Орду прямо говорится в Супрасльской летописи: 'В лђто 6857 (1349). Князь великыи Семень Ивановичь посла в орду князя Федора Глђбовича, а с ним кылычеи Федор Шубачев а Иминь. Вытягаше князеи литовъскых: Михаила-Кораида, Семена свислоцького и Якшу'. [197] Побудить московского князя направить своих послов в Орду, чтобы 'вытянуть' оттуда задержанных ханом литовских князей, мог поддерживавший тесные связи с Дмитрием-Любартом митрополит Феогност, который как раз в конце 'того же лђта прииде… из Волыни'[198] в Москву и потому был хорошо осведомлен о важнейших политических событиях, имевших место в Юго-Западной Руси и Литве в 1349 г. Что касается опустошенного литовскими князьями ханского улуса, то о его местонахождении в отечественной литературе высказывались самые разные догадки, но во всех случаях оно предполагалось в Северо-Восточной Руси. Между тем летописное определение царев 'улус' не может быть отнесено ни к одному из северо-восточных русских городов – объектам наступления Ольгерда в 40-х гг. XIV в.: Можайску (1341),[199] Пскову (1342, 1348),[200] Новгороду (1346),[201] но вполне применимо к Подолью или какой-нибудь его части.
Взаимно дополняющие друг друга известия русских и белорусско-литовских летописей о причастности Ольгерда к наступательным действиям Кориатовичей в подвластной ордынцам Подольской земле указывают на несомненную историчность этого факта, который следует датировать, вероятнее всего, 1346–1347 гг. Но вряд ли будет оправданным оценивать эти действия как главную причину утверждения власти литовских князей в Подолье. Из слов московских послов следует, что наступление войск Ольгерда в данном случае имело характер опустошительного набега на ордынские владения. Само предоставление военной помощи Кориатовичам со стороны великого князя литовского, возможно, преследовало цель не столько расширить подвластную им территорию в Подольской земле, сколько усилить /49/ зависимость этих князей от верховной власти в Литве. Особое выделение послами в Орде того обстоятельства, что опустошенная литовскими князьями территория являлась не только ханским улусом, но и отчиной великих князей московских, говорит о том, что подольские события 1346–1347 гг. воспринимали в Москве именно таким образом.
