Людовика Анжуйского в западную Волынь. Сам поход предшествовал этим событиям и послужил для них если не поводом, то своеобразным ускорителем. По свидетельству хрониста, в сентябре 1377 г., после семинедельной оса- /123/ ды Белза, его владетель Юрий Наримантович 'уступил королю замок вместе с землею и людьми' и взамен их получил новые владения в Венгрии. В то время, когда король осаждал Белз, 'ему добровольно подчинились Коддере (т. е. Кориатовичи. –
К тому же осенью 1379 г. наметился новый раскол в правящих верхах Великого княжества Литовского. Еще в 1378 г. виленская и трокская группировки действовали согласованно, добиваясь от стран католического Запада прекращения военных действий крестоносцев против Литвы. С этой целью в том же году в Мазовию отбыл с дипломатической миссией Скиргайло Ольгердович, в задачу которого входило встретиться затем с представителями Империи и Рима.[549] Однако орденским властям удалось свести переговоры к заключению сепаратных договоров сначала с Кейстутом, а затем и с Ягайлом. Первый из договоров, выработанный при участии Кейстута и скрепленный Ягайлом, был подписан послами Тевтонского ордена в Троках 29 сентября 1379 г. и гарантировал безопасность значительной части владений трокского князя в течение десяти лет.[550] Виганд из Марбурга в своей хронике упоминает, что из Трок послы отправились в Вильно, 'где задержались на три дня и три ночи, сговариваясь о тайных делах с королем'. [551] 27 февраля в Риге и в мае 1380 г. в Давыдишках Ягайло заключил договоры с Ливонским и Тевтонским орденами, в силу которых находившаяся под его непосредственной властью часть Великого княжества Литовского изымалась из сферы военных действий.[552] Соглашениями он фактически выдавал крестоносцам владения Кейстута, чем создавал серьезную опасность для единства и территориальной целостности государства литовских феодалов, но зато получал взамен возможность направить имевшие- /124/ ся в его распоряжении войска на соединение с ордой Мамая для осуществления совместного похода на Москву.
Как глава церкви в Великом княжестве Литовском Киприан мог быть посвящен в некоторые обстоятельства наметившегося противоборства в его правящей верхушке и воспользоваться создавшейся ситуацией, чтобы в конце 1379 г. предложить Дмитрию Московскому содействие в отрыве от Литвы и переходе под его контроль пограничных княжеств на юго-востоке. В таком случае поход московских полков во главе с Владимиром Андреевичем Серпуховским, Андреем Полоцким и Дмитрием Боброком Волынским в декабре 1379 г. на территорию Чернигово-Северщины и его результаты следует рассматривать как реализацию общего политического замысла, а само летописное известие об этом походе – как одно из важнейших свидетельств письменных источников о политическом сотрудничестве между феодалами Среднего Поднепровья и Московского великого княжества в канун Куликовской битвы.
Другим таким свидетельством являются сообщения летописей о посольстве Дмитрия Московского в Киев с целью приглашения митрополита Киприана в Москву и о его приезде. Все они, в сущности, сводятся к констатации этих двух фактов и указаниям на их сроки, причем датирующие признаки в разных летописях поданы с неодинаковой полнотой, а в отдельных случаях находятся в противоречии друг с другом. Определить поэтому точные даты отправки посольства из Москвы в Киев и приезда Киприана довольно затруднительно, но возможно. Рассмотрим сначала летописные сведения о посольстве. По характеру датирующих признаков соответствующие записи можно сгруппировать следующим образом: 1) записи, лишенные каких-либо прямых датирующих признаков;[553] 2) записи, где отправка посольства из Москвы датируется подвижным церковным праздником ('великим заговеньем');[554] 3) записи, датирующие посольство зимой того года, летом которого Пимен 'поставлен бысть в митрополиты'; [555] 4) записи в составе рубрик, обозначенных определенным годом.[556]
Если первая из указанных групп ставит посольство в прямую связь с получением в Москве сведений о смерти Михаила-Митяя и поставлении Пимена, то вторая обозначает день и месяц отъезда послов. Для 1380 г. ими будут 5 февраля, а для 1381 г. – 24 февраля. Третья группа записей помещена составителями летописей в конце повести о Донском побоище или же Сказания о Мамаевом побоище (после известия о прибытии на Русь послов от нового хана Тохтамыша). Тем не менее, их определенно следует датировать 1380 г. /125/
Записи четвертой группы, как правило, сделаны в летописях дважды: в составе Повести о Митяе и в повествованиях о Куликовской битве. Так, в Московском летописном своде конца XV в. под 1377 г. сообщается, что, в то время как Пимен медлил в Константинополе, Дмитрий Иванович '… посла на Кыев по Киприана митрополита Федора игумена Симановьского отца своего духовного. И поиде с Москвы на великое заговенье по Киприана митрополита, зовущи его на Москву от великого князя'.[557] Обозначающий в данном случае всю рубрику 1377 г. не может быть соотнесен с московским посольством, которое следует датировать не ранее осени 1379 г. Но в этом же своде имеется еще одна запись по этому поводу под 1380 г. и она представляется верной: 'Тое же зимы посла князь великы по Киприана митрополита на Киев'.[558] Близки по содержанию к этим записям известия Никоновского свода, также в составе рубрик, обозначенных 1377 и 1380 гг.[559] Примечательно, однако, что в отличие от других летописей в Никоновском своде сделана особая запись о приезде Киприана, из Киева в Москву, который датируется 3 мая 1380 г.: 'И прииде Куприан из Киева на Москву в четверток 6 недели по Пасцђ, еже в самый праздник Възнесения в лђто 6888'.[560] Следует также отметить, что хронологическая последовательность событий, имевших отношение к митрополиту Киприану, в этом своде нигде не нарушена. Только в Никоновском своде Киприан изображен в Сказании о Мамаевом побоище как лицо, принимавшее непосредственное участие в подготовке похода общерусской рати на Дон в 1380 г. [561] Видимо, на основании записи Никоновского свода о приезде Киприана в Москву Н. М. Карамзин отметил особую в нем датировку московского посольства, но вывод сделал не в ее пользу: 'Великий князь по Троиц., Ростовск., и всем летописям, кроме Никонов., послал за Киприаном уже во время царя Тохтамыша, и Киприан приехал в Москву в 1381 году'.[562] Предложенные им даты не пересматривались в отечественной историографии.
Действительно, в летописях, восходящих к летописному своду 1408 г., приезд Киприана в Москву датируется не 1380 г., а 1381 г. Этим же годом обозначено прибытие Киприана в Москву в реконструированной М. Д. Приселковым Троицкой летописи, в Рогожском летописце, Тверском сборнике, Симеоновской летописи, Летописном своде 1497 г. и др. [563] Но именно в этой группе летописей сделаны значительные пропуски в описании событий последней трети XIV в. и особенно тех из них, которые каким-либо образом характеризуют московско-литовские отношения. Содержание рассматриваемой записи также подвергалось редакционной правке. Он имеет такой вид: 'В лђто 6889 в чет- /126/ верг 6 недђли по велице дни, на празднике възнесения господня прииде из Царяграда на Русь пресвященный Киприан митрополит на свою митрополию ис Киева на Москву'.[564] Нетрудно заметить, что редактор, желая, возможно, придать видимость законности появлению Киприана в Москве внес добавление, которое исказило первоначальный смысл записи. В связи с этим датировка сводом 1408 г. прибытия Киприана в Москву вызывает определенные сомнения, тогда как хорошо вписывающиеся в общую канву событий соответствующие даты Никоновского свода и Московского свода конца XV в. выглядят предпочтительнее. Правда, в некоторых сводах (Летописный свод 1497 г., свод 1518 г., Типографская летопись и др.) прибытие Киприана в Москву датируется по приезду на Русь Пимена ('По семи же мђсяцев прихода его прииде вђсть,
