вывеске вашу фамилию, я подумала, что вы, возможно, являетесь родственницей Поля Ожильви?
Она улыбнулась и сказала очень мягким голосом, почти полностью скрадывавшим едва заметный французский акцент:
— Ну да, конечно. Я — его мать.
Пожилая дама дружески предложила мне войти. Я оказалась в малюсеньком коридоре, который вел в обставленную со вкусом комнату с низким потолком.
Мебель производила впечатление очень старой и смотрелась весьма живописно. Наверное, то была обстановка, унаследованная от предков. В отличие от меблировки замка, здесь все казалось уместным и создавало впечатление уюта. Скорее всего, это объяснялось тем, что каждый предмет меблировки постоянно использовался. Комната выглядела живой, и это было то, чего мне так не хватало в замке.
— Мой сын многое рассказывал о вас, мадам Леонора. О вас и вашем сыне. Он у вас очень умный ребенок. — Она жестом предложила мне занять место на несколько потертой софе. — Поль пару раз обещал мне привезти вас, но каждый раз что-нибудь да мешало ему. Поэтому сейчас мне особенно приятно, что вы сами, по собственной инициативе, пришли ко мне.
Внезапно я почувствовала себя крайне неловко. Как мне теперь было объяснять ей, что меня в ее дом привели лишь поиски портнихи, но никак не желание познакомиться с нею...
— Простите, но я прочитала на вывеске, что вы портниха, — сказала я. — А мне срочно необходима пара новых платьев...
— Но мадам Леонора, — удивленно возразила она. — Я не шью для hautevolee[17].
— Ну а я, откровенно говоря, просто не могу себе позволить иного, — призналась я.
Она хотела что-то сказать, но промолчала. Наверняка ей было трудно понять, что у кого-то из д'Эшогетов могут быть подобные проблемы.
— Конечно же, я охотно сошью вам платье. Подождите, я принесу сейчас метр и пару выкроек, чтобы вы могли выбрать себе что-нибудь по вкусу.
Она исчезла в небольшом коридоре и отсутствовала так долго, что у меня уже стало тревожно на душе. Но затем старая дама вернулась с многочисленными извинениями.
— Я поставила воду. После вашей длительной прогулки вам нужно будет выпить чашечку горячего чая.
Уверена, что ни один кутюрье в Париже — тем боле при его известности — не обшивал бы меня с таким удовольствием, как это делала мадам Ожильви.
После того, как я выбрала себе фасон и мы согласовали материал и цвет, она принесла поднос с огромным чайником, чашками и тарелкой с великолепным печеньем.
Неожиданно для самой себя я вдруг выпалила:
— Иногда я испытываю такой смертельный страх...
Мадам Ожильви осторожно отставила в сторону свою чашку и сказал:
— Я очень сожалею.
Она не стала успокаивать меня какими-нибудь банальностями типа «нужно привыкнуть к новому месту» или «со временем все пройдет». Вместо этого она без обиняков спросила:
— Ваш страх имеет какое-нибудь отношение к моему сыну?
— Да. В некоторой степени, — неохотно призналась я.
И тут я вспомнила угрозы Поля. Я вспомнила, что меня ожидает, если хоть кому-нибудь намекну о том, что мне случайно стало известно. Предупреждение наверняка касалось и разговоров с его матерью. А она, скорее всего, передаст ему каждое слово из нашей беседы.
Мадам Ожильви не спросила меня, почему я не ответила на ее вопрос, из чего следовало, что ей было что-то известно.
— Да, он действительно находится в весьма непростой ситуации, — сказала она со вздохом после непродолжительного молчания. — Но вам, конечно, там еще хуже. И все-таки на вашем месте я бы не уезжала оттуда.
— Это совсем не из-за вашего сына, — сухо заметила я.
Она печально улыбнулась.
— Знаю, знаю. По всей видимости, он считает, что лучше вам оставаться там, где он может присматривать за вами. Но поверьте, с его стороны вам не грозит никакая опасность.
Конечно, она смотрела на все глазами матери.
Словно прочитав мои мысли, она добавила:
— Должно быть, это звучало довольно угрожающе. Но для него было бы весьма неприятно, если бы вы сообщили полиции все, что вам известно.
— Неприятно? — недоверчиво переспросила я. — Только неприятно и ничего более?
Она улыбнулась. Не было никакого сомнения, что она слепо верила во все, что он рассказал ей.
— Ну что мы с вами все вокруг да около, — вдруг сказала она, глядя на меня своими ясными серьезными глазами. — Поль не бросал эту бомбу. Вы должны были уже понять, что он не относится к людям, способным прибегать к грубой силе.
Как я могла сказать его матери о том, что придерживаюсь как раз обратной точки зрения!
— Но его угрозы... предупреждения, — осторожно сказала я. — Было даже большее... хотя я не совсем уверена в этом... Несчастный случай... пару раз я была...
Тут я смешалась, поскольку внезапно мне стало просто страшно от осознания того, каким безумием было одной, в сопровождении завываний ветра и волков преодолевать крутой подъем к замку. Ведь за каждым поворотом меня могла поджидать Мари-Лизет.
Мадам Ожильви смотрела на меня отсутствующим взглядом. Она будто прислушивалась к чему- то.
Я откашлялась и сказала:
— Вы случайно не знаете эту девушку, Мари-Лизет?
— Мари-Лизет? Ну конечно же, — ее огромные темные глаза остановились на мне. — Вот с нею я не стала бы особенно сближаться.
Я улыбнулась немного истерично.
— Нет-нет, об этом нет и речи. Она настроена далеко не благожелательно по отношению ко мне. А кроме того — я боюсь ее.
Откровенно говоря, я подозревала, что мадам Ожильви начнет высмеивать меня. Но вместо этого она заметила абсолютно серьезно:
— Может быть, я несколько пристрастна и у меня слишком сильно предубеждение против нее... Не знаю. Некогда Поль... был увлечен ею. И хотя он никогда не рассказывал мне об этом, я это знаю. И — я не люблю ее.
Так значит, у них уже была прежде связь? Ну, да мне до этого не должно быть никакого дела. Меня это не касалось.
— Хотелось бы мне знать, кто так заинтересован в том, чтобы устранить меня, — задумчиво сказала я, обращаясь скорее к самой себе, чем к радушной хозяйке.
Мадам Ожильви озадаченно поглядела на меня.
— Устранить вас? — повторила она. — О Господи! Да что случилось?
Затем она прикусила губу и тихо сказала:
— Хотелось бы мне заверить вас в том, что речь может идти лишь о несчастном случае. Но — увы — не могу вам даже пояснить, отчего не уверена в этом.
Мне казалось, я понимаю, отчего она была так сдержанна. Покушения на меня явно не имели ничего общего с бомбой на вокзале. Опасность исходила от кого-то, кому было выгодно, чтобы мы с Майклом исчезли отсюда. Брайан? — напрашивался ответ. Нет, он никогда бы не сделал ничего подобного! А Дениз?
— Это верно, что если что-нибудь случится с Майклом, то наследство перейдет к детям Дениз? — откровенно спросила я.
Мадам Ожильви как-то странно посмотрела на меня.
— Брайан станет опекуном Майкла, если с вами что-нибудь случится, — спокойно сказала она. — И
