обедневшей знати.
Как выяснилось позже, Фарамон испытывал мало почтения к «славным традициям», которые так много значили для других членов его семьи. Он полагал, что д'Эшогеты с их стилем жизни в условиях двадцатого века являются явным анахронизмом. И точно так же были они анахронизмом и в девятнадцатом веке, — а точнее говоря, с тех самых пор, как нога первого из д'Эшогетов вступила на канадскую землю.
Во всяком случае, для меня с первого взгляда стало ясным, что мадам д'Эшогет анахронизм из анахронизмов. В тот первый вечер, когда я ее увидела, она была одета в черное шелковое платье, украшенное сказочно красивыми бриллиантами. И они наверняка были настоящими, не могло быть даже мысли о том, что мадам д'Эшогет может носить модную бижутерию. С небольшой головой и коротко подстриженными снежно-белыми волосами она выглядела настоящей королевой. И когда она протянула мне руку, я вдруг поняла, что мне следует поцеловать ее.
Однако я ограничилась тем, что скромно подала ей свою руку. То же проделал и Майкл. Она же притянула его к себе и поцеловала в лоб. Как ни странно, это ему понравилось. Во всяком случае, процедуру знакомства он перенес спокойно, без протестов. Майкл даже не покривился, когда она сказала:
— Так-так, ты, следовательно, Мишель, — а затем продолжила, как бы ни к кому не обращаясь: — Какое счастье, что ты, мальчик, похож на своего отца.
— Но, мама! — встрепенулась молодая женщина, сидевшая рядом с нею. — Как можно говорить такое! Леонора очень красивая женщина.
Это была Дениз д'Эшогет, жена Брайана. По-английски она говорила с ярко выраженным французским акцентом, из чего я заключила — и это позже подтвердилось — что она родом не из Квебека, а непосредственно из Франции.
Мадам д'Эшогет наблюдала за мной с ледяной улыбкой.
— Я абсолютно уверена, Леонора понимает, что мое замечание не относится к тому, как она выглядит. А выглядит она очаровательно.
Это было сказано таким тоном, что я тут же прокляла то обстоятельство, что предварительно не потрудилась привести себя в порядок. Я наверняка могла бы попросить Брайана предоставить мне для этого немного времени, но у меня не хватило мужества.
Между тем мадам д'Эшогет продолжала:
— Алан был моим сыном. Его уже нет среди нас. Так разве же не естественно, что я рада найти его вновь в моем внуке?
— Абсолютно естественно, — поспешила я ее заверить.
По какой-то мне самой непонятной причине вмешательство Дениз мне показалось крайне неприятным. Может быть, это объяснялось тем, что мое чуткое ухо уловило покровительственные нотки в ее мелодичном голоске. Не знаю. Во всяком случае, Дениз была странным видением в этом Богом забытым краю, удаленном на сотни миль от ближайшего крупного города, где она наверняка смотрелась бы более естественно. Ее едва ли можно было назвать красавицей — она не была даже по-настоящему интересной, — но ее украшала некая удлиненная худоба манекенщицы экстра-класса, которая поневоле наводила на мысль о породе. Вне всякого сомнения, ее гардероб пополнялся не из местного салона мод. Я бы даже сказала, что он формировался не в, Штатах, а скорее за «большим прудом» — непосредственно в Париже.
Своей элегантностью Дениз отлично дополняла холодного, сдержанного Брайана. Я подумала, что такой жены не могло бы быть у жизнерадостного Фарамона. Впрочем, как я вскоре узнала, у Фарамона и вовсе не было жены. Постоянство вообще не являлось отличительной чертой его характера.
Мадам д'Эшогет обратилась с каким-то замечанием по-французски к Майклу. Но мальчик лишь непонимающе посмотрел на нее.
У мадам д'Эшогет глаза округлились так, как если бы она вдруг почувствовала сильные боли. Помолчав, она сказала:
— Меня предупреждали, что такое может случиться, но я не могла заставить себя поверить в это. Мой собственный внук — и не знает ни слова на своем родном языке!
Майкл повесил голову, как если бы он сам был виновен в этом.
— Вероятно, все дело во мне, — заметила я. — Я не говорю по-французски. Или, точнее, почти не говорю.
— Разумеется, в вас! — процедила мадам д'Эшогет с нескрываемым презрением.
И тут я сделала неожиданное открытие — в ее глазах читалась какая-то первобытная ненависть. Однако мадам д'Эшогет достаточно быстро справилась с собою и принудила себя к вежливости, которую была обязана соблюдать хотя бы потому, что я была ее гостьей.
— Возможно, для вас и нет никакой трагедии в том, что вы не говорите по-французски. Но я должна заметить, что и для вас это может оказаться достаточно неприятным. До сих пор мы изъяснялись по- английски лишь ради вас, но в нашем доме принято говорить по-французски. Весь персонал говорит исключительно на языке этого края. Что касается Мишеля, то в один прекрасный день ему предстоит стать главой этого дома, и овладеть французским языком ему необходимо как можно скорее, хотя, конечно, он должен был бы владеть им уже с пеленок.
Откровенно говоря, я много лет думала над этим. Но моего отца и его братьев сама мысль, что Майкл будет изучать французский, приводила в ужас. Они полагали, что ни в коем случае нельзя заставлять мальчика изучать эту «канакскую тарабарщину». Ради мира и спокойствия я никогда не касалась этой темы. Однако мне тоже было бы много приятнее, если бы Майкл вырос у меня говорящим одинаково хорошо на двух языках.
— Ему так или иначе предстоит изучать французский в школе, — робко возразила я.
— В школе! — повторила мадам д'Эшогет звенящим голосом. — Мой Бог! Надеюсь, вы не собираетесь отправить ребенка в этом возрасте в школу?!!
Хотя я и не имела такого намерения, сама идея не представлялась мне такой уж абсурдной. Конечно, для Майкла было бы лучше, если какое-то время родственники не докучали ему чрезмерным вниманием. Но это означало одновременно, что и мне также придется расстаться с ним.
Дениз улыбнулась.
— Мне кажется, Леонора имела в виду деревенскую школу. По всей видимости, это соответствует воспитанию, которое до сих пор получал «petit Michel»?
На сей раз не нужно было быть особенно чувствительной и восприимчивой, чтобы услышать в ее голосе упрек.
Мадам д'Эшогет презрительно наморщила нос, а Брайан невозмутимо пояснил:
— Боюсь, ему будет там не очень весело, Леонора. Дело в том, что патер Давье и сам не говорит по- английски, и я очень сомневаюсь в том, что он будет в достаточной степени терпим к человеку, который не говорит по-французски.
— И все-таки он, конечно же, будет изучать язык! — восторженно воскликнула Дениз. — И еще какой французский!
— Во всей округе патер Давье говорит на самом лучшем французском, — обратилась мадам д'Эшогет к своей невестке, — но я, конечно, не допущу, чтобы мой внук ходил в школу вместе с бастардами и дураками из села.
— Но ведь ему так или иначе нужно посещать какую-нибудь школу, — возразила я. — В конце концов существует же всеобщее образование даже в...
— ...В таком Богом забытом месте, как это, — сердито закончила она. — Вы абсолютно правы. Этот закон действует и тут. Но вот только законы не особенно-то нас интересуют. Ведь мы д'Эшогеты!
Фарамон озорно подмигнул мне, но это уже не могло исправить сложившуюся ситуацию. У меня было такое ощущение, что я падаю. Мне казалось, что часы идут в обратную сторону и уже таким образом перенесли меня с сыном в те средневековые времена, когда законом было слово лорда.
— Разумеется, мой внук должен получить приличествующее ему образование, — продолжила эта кошмарная старая дама. — И именно с этой целью я уже пригласила к нам учителя. У мальчика будет свой личный учитель.
