ныряльщиков. Старейшины не шли. «Эти грязные парава никогда не спешат, — со злобой думал Фролес. — Но жемчуг они приносят добротный. Его серебристый блеск действует лучше, чем ром».
Теперь, когда Фриаса убрали, через его руки прошло много драгоценных зерен. И не все они из этих рук ушли.
— Параос! — неожиданно раздается крик наблюдателя с мачты. Все бросаются к борту и всматриваются в нечеткую линию горизонта. Там неясно маячут четырехугольные паруса пиратских судов. Гремит якорная цепь. Каравелла с трудом разворачивается, чтобы уйти, но ветер не наполняет паруса. Корабль и шлюп остаются на месте. Канониры, стряхнув сонную одурь, замирают у пушек. Параос уже близко. Видны темные тела матросов, слышны крики команды. Капитан на головном параос скалит белые зубы в издевательской улыбке. Красная косынка съехала на лоб. Он кричит фактору что-то обидное.
— Огонь! — Фролес закрывает глаза и стискивает зубы. Ядра, шипя, вырываются из стволов. Фактору страстно хочется, чтобы они угодили в эту издевающуюся рожу. Но ядра, вздымая столбы воды, падают в океан. И опять Фролес видит издевательскую улыбку и красную повязку.
— Огонь, огонь! — В бешенстве кричит он. Но параос ловко маневрируют. Пули аркебузов тоже не помогают.
Вдруг приближающаяся флотилия пиратов делится. Двенадцать параос устремляются к каравелле и восемь к шлюпу. На шлюпе что-то кричат, но выстрелы заглушают все. Над бортами параос появляются дымки разрывов. У них тоже пушки. На каравелле всего двадцать человек. На шлюпе почти никого. Джутовый тяжелый трос летит с каравеллы на шлюп. Теперь шлюп подтянули к корме. Несколько матросов прыгают в него. Шлюп начинает отстреливаться. Пираты окружают каравеллу и шлюп. Ядра с параос падают на палубу каравеллы. Обшивка корабля с треском лопается. Падают незакрепленные реи. Одна из них придавила двух канониров. Их пушки замолкли. На корме в луже крови плавают двое других.
Неистовый крик вонзается в раскаленное небо: «Во имя Аллаха всемогущего и милостивого!» Это сигнал к абордажу. Фролес, хватаясь за окровавленную голову, тяжело падает на горящую палубу. Из клубов порохового дыма на корму каравеллы выскакивают пираты. Появляется капитан в красной повязке. Он толкает ногой тело убитого фактора.
— Фролес, — зовет он, — ты слышишь, Фролес?
Но могущественный белый фактор уже ничего не слышит. Тогда капитан резким движением наклоняется к португальцу и срывает с него кожаный пояс. Сверкает нож и из пояса сыплется жемчуг — драгоценные, совершенной формы зерна.
Бесславный конец Фролеса отбил охоту у португальцев посылать корабли в залив Маннар. Владельцы мусульманских параос на какое-то время заменили португальцев. Мусульманские купцы и торговцы забирали львиную долю улова. Мусульмане-ныряльщики стали конкурировать в своем искусстве с парава. Наяк Мадураи внимательно следил за нараставшей враждой между мурами и парава. Наконец она вылилась в открытый конфликт. Мусульманин оскорбил жену одного из парава. Тот собрал друзей, они поймали оскорбителя и отрезали ему мочки ушей. Это послужило сигналом к массовому выступлению парава против муров. Наяк Мадураи перестал выжидать. Благосклонный кивок правителя, и началась охота за головами парава. Сначала за голову платили пять панамов[20]. Обезглавленные тела выбрасывали в океан на съедение акулам. Потом цена за голову снизилась до одного панама. Слишком много было этих голов. Парава стали уходить с насиженных мест, прятаться. Одни укрылись в прибрежных пещерах, другие уплыли на дальние пустынные острова. Жемчужные отмели остались далеко, и парава не рисковали приближаться к ним. Родной берег стал недоступным. Питаться приходилось одной рыбой, да и той не всегда хватало. Ночами парава дрожали от холода, дети плакали и просили есть, угрюмо молчали мужчины. Не было дерева, чтобы починить прохудившиеся каное, и улов рыбы становился с каждым днем меньше. Не было пресной воды. Людей охватывало отчаяние.
Где-то прятались король и старейшины. Они не могли помочь парава. Они боялись за свои головы и за свои богатства. Когда наступил сезон дождей, стало совсем плохо. Доставать пищу было трудно. Острова заливало, и люди совсем забыли, что такое сухая, теплая земля. Тропическая лихорадка трепала их, сильные мужчины превращались в беспомощных стариков. Боги парава больше не думали о них. Люди презрительно отворачивались от своих жрецов. Надежд не было. Призрак голодной смерти витал над островами.
И вот к одному из островов причалило каное. В нем были незнакомый человек и два парава. Незнакомца звали Жоао де Круц. Несмотря на португальское имя, он был индийцем. Предприимчивого и хитрого де Круца знали многие в Каликате. Он торговал пряностями и посылал свои корабли в далекий Лиссабон. Ему покровительствовал сам заморин, правитель Каликата. Это заморин предложил ему однажды отправиться в Лиссабон: «Португальцы умеют хорошо торговать. Поезжай поучись».
В Лиссабоне де Круц научился не только торговать. Он понял, что заморин не такой уж могущественный повелитель. Португальский король был сильнее. И подданный заморина принял христианство и стал синьором де Круц. Золотой крест украсил его грудь. Король Португалии заинтересовался предприимчивым индийцем.
Де Круц вернулся в Каликат коммерческим королевским советником при заморине. Заморин весьма холодно встретил новоиспеченного христианина и советника, и де Круц понял, что ему нечего рассчитывать на прежнее покровительство. Но новые хозяева были рядом, на Малабаре. Они расширяли свои территории, строили крепости, мадонна с крестом победно шла по побережью. Поблескивая пушками, португальские каравеллы швартовались в Кочине, Каннаноре, Гоа. Де Круц не ошибся в своих надеждах на помощь новых хозяев. Он начал собственное дело. И опять корабли де Круца стояли в гавани Кочина.
Однако неудачи стали преследовать его. Корабли де Круца гибли один за другим. Португальский фактор в Кочине очень неохотно предоставил последний заем: португальцы не любили неудачников. А потом случилось самое страшное и непоправимое. Он навсегда запомнил эту ночь — ночь кораблекрушения. Тогда погибли его жена и дети. Самого его выбросило волной на скалистый берег. Он потерял все и едва добрался до Кочина.
На бледных губах кочинского фактора играла презрительная улыбка. Фактор назвал его неудачником и потребовал вернуть долг. У де Круца подкосились ноги, и он рухнул к начищенным ботфортам португальца. Тот был неумолим. Солдаты пинками подняли купца с пола. Они тащили де Круца по улицам Кочина и кричали: «Расступись — черномазого королевского советника ведем в его дворец!» Прохожие испуганно шарахались. Некоторые узнавали его, но он не заметил сочувствия на их лицах. А потом тюрьма. Он потерял счет дням и ночам.
Де Круц был по природе энергичен и изворотлив. Среди португальских капитанов были люди, которые помнили его услуги. Ему удалось передать через них письмо королю в Лиссабон. Король вспомнил сметливого услужливого индийца. Королевский указ гласил: «Верноподданного христианина Жоао де Круца из тюрьмы освободить и дать два года отсрочки для уплаты долгов».
…Он узнал, что около мыса Коморин можно хорошо заработать на торговле лошадьми. На этом деле он прогорел, но ему удалось выяснить кое-что поважнее: о неудачах португальцев с жемчужным ловом. Де Круц действовал решительно. Он отыскал короля парава: плыл от острова к острову и наконец напал на его след. Король утратил свое величие. Он жадно слушал де Круца.
? Никого нет сильнее португальцев, только их защита спасет парава и ваши богатства, — вкрадчиво говорил де Круц.
Король закрывал глаза и качал головой.
? Божественная могущественная покровительница руководит португальцами. Ее символ — крест — уже сияет над Малабарским побережьем. Ваше достоинство как правителя будет восстановлено. Парава снова будут приносить жемчуг из океана.
Через несколько дней делегация из пятнадцати парава отправилась в Кочин. Викарий епископа Гоа[21] Ваз крестил их. Делегации была обещана вооруженная защита. Де Круц был принят португальским вице-королем. Его заслуги оценили… Все это произошло в 1532 году.
А через некоторое время к Тутикоринскому побережью вновь пристали вооруженные португальские каравеллы. Вместо солдат на берег сошли католические священники в белых длинных рясах. Под защитой морских пушек священники крестили измученных парава. Им вешали на грудь кресты и медальоны с изображением никогда не виданной ими женщины — мадонны. Священники принадлежали к ордену
