долетев до кустов, в которых прятался Володя, он сорвался с крючка и заплясал на песчаном берегу. Я быстро и судорожно убил его, шмякнув головой о прибрежный камень, и закинул блесну снова. Вторая поклевка, и второй хариус заплясал рядом с неподвижным уже первым. Больше поклевок не было. Шутки и баловство кончились…
В этот вечер мы впервые поели свежей рыбы. А ночью я в ужасе проснулся в палатке от тихого, тонкого воя. Выл Володя, неподвижно лежа в спальнике с широко раскрытыми глазами. Я несколько раз сильно толкнул его, пытаясь как-то расшевелить. Наконец он замолчал, полежал немного неподвижно, затем тяжело и грузно вылез из спальника.
— Миша, мне в голову вошел парализующий шар! Я не мог двигаться. Я мог только лежать и звать тебя. Но ты спал. Тогда я испугался. — Сбивчивый Володин рассказ был особенно гнетущ посреди окружающей палатку мертвой тишины. Выглядывать наружу не хотелось.
— Володя, все это ерунда! У тебя опять фантастическое воображение проснулось. Нет никаких шаров и надгробий. Медведь есть, правда, но он держится поодаль. Мы просто идем обычным русским путем, — я старался говорить уверенно, чтобы унять дрожь в голосе. Крепкие руки умело разводили напиток утреннего мужества.
— Что значит — русским путем? — Володя слегка успокоился и заинтересовался.
— Предки наши шли в неведомое, поморы и ушкуйники. Ну и что, что лопари колдуны и шаманы были сплошь. Ну и что — Куйва на скале и сейды вокруг. У наших — крест на шее и топор в руках. Крестили же лопарей, последних, но крестили. А бесы все — внутри. Нет ничего снаружи, всё — внутри.
Володя как-то приободрился героической историей и глотком спирта.
— Я кофе поставлю.
Он осторожно, но настойчиво полез из палатки, мелькнув напоследок своими голыми ступнями с кровавыми потертостями на них.
А я остался внутри, чтобы подумать. Опять достал карту. Красивая она была и в чем-то неуловимо, по-женски, лживая. Расстояния какие-то не те, уже семь дней идем, а волока не видно. Изгиб на реке вот этот был, а следующего не было. Ручья чего-то не заметил, а он большой на карте. Но все равно, красивая она. Зеленые массивы лесов и болот. Голубые извивы рек. География. Давно изученная, написанная, нарисованная. И любой путь теперь — лишь повторение идущих пред тобой.
Другое дело — внутри. Ничего не ясно. Смутно и не проясняется. Душа человечья, злоба и радость. Боль. И путь навстречу боли. Любовь. Баба Лена. Кровь всегда морковного цвета. Жесткие пустые глаза и свет улыбки. Карта души…
Видимо, я задремал. Очнулся от пыхтенья у костра — Володя раздувал огонь.
Карта лежала рядом. Поверх нее — описание маршрута. Взгляд упал на последний абзац:
“Село Чальмны Варэ. В переводе с саамского — Глаза леса…”
Глава III
Мария Чепурина
Сон в руку
Мария Чепурина (1984) — живет в Москве. По образованию — историк, аспирант ИВИ РАН. Прозаик. Сотрудничает с издательствами “Эксмо” и “Крылов”, с журналом “Урал”.
Автор романов “Садик с каштанами”, “Гечевара”, “На самом деле”, “С.С.С.М.”, “Свиток всевластия” и ряда повестей для подростков.
На следующее утро я проснулся в одноместном номере гостиницы (на самом деле — общаги) в Борисовском проезде. За стенкой переругивались трое таджиков — мои соседи по блоку. Судя по серому небу, денек обещал быть хуже некуда. Башка трещала.
Этой ночью мне опять снились кошмары про Кольский полуостров, где я никогда не был и куда, надеюсь, никогда не попаду. Подобные сны приходят ко мне регулярно, два-три раза в год. Обычно так бывает после чтения современной литературы, но может произойти и просто так, самопроизвольно. В любом случае, это не к добру. Вообще, если говорить обо всяких потусторонних явлениях и вещах, которые нельзя потрогать руками, то я не верю почти ни в какие из них. Бог — изобретение кучки фанатиков. Призраков, экстрасенсов и домовых приходится выдумывать по долгу службы, так что думать о них всерьез я, разумеется, не могу. Загробную жизнь, равно как и пространственно-волновой дуализм, невозможно даже представить себе — что уж говорить о большем! Что касается светлого будущего и честного правительства, то знакомые просто засмеяли бы меня, скажи я им, что верю в такую галиматью. Любовь? Ну что — любовь… Для меня несомненно лишь одно: если всю ночь бегаешь по тундре, шарахаешься от медведей да тебя при этом еще и зовут Мишей — жди беды…
…Выбросив из головы глупые мысли, я стряхнул остатки сна и потянулся к телефону — выяснить, который сейчас час. Тот, к моему неудовольствию, оказался выключен: вчера я забыл подсоединить его к сети, и аккумулятор полностью разрядился. Ладно, воткну, пусть поест. Вряд ли я пропустил что-нибудь важное. Могу даже поспорить: за то время, что я был недоступен, никто обо мне и не вспомнил. Разве что жена могла позвонить, догадаться, что аккумулятор снова испустил дух, и в очередной раз посетовать на мою забывчивость.
Пока аппарат заряжался, я успел почистить зубы и сходить за кипятком к дежурной по этажу — в отсутствие кухни она была единственным легитимным источником теплой пищи. Вернулся, включил — и обалдел. Судя по непрекращающемуся пиликанью, на телефон одна за другой приходили эсэмэски и оповещения о пропущенных звонках. Забыв опустить в кипяток чайный пакетик, я бросился к своему электронному другу — уж не случилось ли чего?
Эсэмэсок было двадцать. Девятнадцать из них сообщали о том, что, пока телефон был выключен, мне звонил редактор (десять раз), Багров (шесть раз) и еще какой-то незнакомый номер (три раза). Двадцатое сообщение тоже было от вчерашнего картографа. “Мне необходимо с Вами встретиться. Позвоните, пожалуйста, как сможете!” — прочитал я на экране, сперва удивившись тому, что старик не поленился набирать такую длинную мессагу и расставлять в ней все запятые, а потом задумавшись, для чего я ему понадобился. Забыл, что ли, что у него? Нет, вроде все на месте. В таком случае?..
Следуя просьбе Багрова, я нажал кнопку вызов. В трубке пошли длинные гудки. Один, второй, третий… девятый, десятый. “Нет ответа. Включить автодозвон?” Ни к чему. “Наберу еще раз чуть попозже”, — сказал я себе, прогоняя из головы нелепые предположения.
В следующую секунду телефон в моей руке завибрировал: редактор звонил в одиннадцатый раз.
— Ты что, спишь? — буркнул он вместо “здравствуй”. — Зачем телефон отключил?! Уже десять!
— Так ведь никуда же… — сразу начал я оправдываться.
— Вот именно — никуда! Руки в ноги — и обратно в Питер! Ясно?
— Ну, Станислав Львович, я же и так сегодня возвращаюсь, вы что, забыли? Поезд в 14.10…
— Какие 14.10!? Дуй немедленно на вокзал и обменяй на пораньше! Возьми билет на скоростной! На этот… Как его?.. Дорогой… С собачьим названием!
— Может, с птичьим? — съехидничал я, сам не зная зачем.
— Не остри! Чтобы к полудню тебя в Москве уже не было! Уяснил?! На месте все объясню.
У нашего редактора, конечно, немало странностей, но таким взвинченным я видел его впервые. Вернее, слышал. В надежде отвести от себя начальственный гнев и переменить тональность разговора, я решил между делом поведать о своих достижениях.
— А я тут к Багрову…
— Держись от него подальше!!! — заорал редактор в Петербурге с такой силой, что я в Москве вздрогнул.
— Но вы же сами…
— Задание отменяется! Вместо Башни пойдет девочка-полтергейст в языках пламени.
— Но…
— Так, без возражений!
