впивались в горло друг другу, передавая многочисленные «подхваченные» у людей болезни. Кровь из пчело-комариных ульев, как все прочие бюджетные вливания, расходились на подпитку районной верхушки.
По законам природы всякая популяция, достигающая запредельной численности, обречена на вымирание от эпидемии или недостаточной кормовой базы. Появление Обломка с пистолетом внесло некоторое оживление, взбаламутило омуток, но надолго ли?... Вампиры Непряхнска злобствовали и куражились над населением, будто чувствовали приближение Страшного суда. ГАИшники методично 'облизывали' каждый остановленный автомобиль, отыскивая зацепку для штрафа. Как последнее средство просматривалась аптечка, и утомленный служению Безопасности Дорожного Движения гаец, победно выписывал штраф за просроченный аспирин.
-- Здорово, Петрович, -- рядом с лавочкой остановился дед Семен, давний сосед и приятель. – Старые кости погреть выбрался? – Хищно вздрагивая ноздрями большого горбатого носа, он проводил глазами переходящую улицу полногрудую девицу и примостился рядом с Петровичем.
-- Ни дождинки, ни ветринки, ни лишней жары. -- Петрович подвинулся, освобождая побольше места хорошему человеку. -- Живи, радуйся. На девиц засматриваешься?
-- Чему удивляешься? В восемьдесят пять жизнь только начинается, а бывших танкистов не бывает. Быстрота и натиск. Огнем и гусеницами. Вперед и с песней. Расступись, красавицы, иду любимую сватать, -- дед Семен делал рукой отмашку коротким фразам, и лицо его хранило серьезность, но в затененных соломенного цвета бровями глазах прыгали веселые бесенята.
-- Так и женишься по третьему кругу
-- По четвертому,... но не женюсь. Некогда. В доме нечистая сила завелась. Третьего дня полночи по чердаку охи, стоны и завывания слышались, а собрался посмотреть, -- во дворе очередь, вроде, из Шмайсера, и граната рванула. О, времена, блин: домовой с гранатой шухерит!
-- Погодная аномалия, -- Петрович достал из нагрудного кармана очки, протер платочком линзы, навесил на нос, и глянул на деда Семена значительно. -- Гроза, и сопутствующие ей атмосферные явления: гром и молния. Может быть, шаровая, что не исключено в нашем резко континентальном сухом климате.
-- Сосед, не обижайся, но ты, пока не умничаешь, похож на умного, -- Дед Семен сунул руку в карман и достал горсть мелких осколков. -- Из стен наковырял, и стекла в веранде повылетали. Застеклил, отремонтировал, и дубину приготовил ухватистую -- нечисть отваживать. Разгоню, а там и... -- девица возвращалась назад, и дед Семен привстал, не в силах отвести глаз. -- Есть женщины в русских селениях.
-- Видит око, да зуб неймет, -- заулыбался Петрович, радуясь возможности отомстить за обидное замечание.
-- Ладно, проехали. Я к твоей баб Тане. Говорят, она у тебя в экстрасенсы переквалифицировалась. Дубина хорошо, но пусть и специалист посмотрит.
-- И напишет заключение, -- ехидно прищурился Петрович. -- Точно, мир рушится, если уже и фронтовики подобным бредням верить начали. Пенсия ветеранская. Живи и вкушай радости жизни.
-- Если бы еще пауки ее не отравляли, -- дед Семен вздохнул и начал рассказывать. – Помнишь, летом Газовая Компания население рэкетировала. Вдвоем-втроем в дома вваливались, требовали заключать договор на обслуживание газового оборудования, показывали какую-то Филькину грамоту, грозили судом и штрафами. Весь город, сволочи, обобрали, а вызов и обслуживание, как оплачивались, так и оплачиваются по факту.
-- Еще бы не помнить. Моя чуть не тысячу за котел и плиту выложила, а я, бедолага, искал пятый угол, чтоб не попасть под горячую руку.
-- А мне и злость сорвать не на ком, -- взгрустнул дед Семен. – Разве собаку ругнуть… или власть, будь неладна. Раз терпят этих пауков, значит в доле. Теперь придумали газовые счетчики менять. Две триста -- купить, две семьсот -- поставить, двести -- запломбировать. Да еще номер откололи аферюги: в начале месяца прошел по домам контролер, составил акты, дал расписаться, а в конце месяца люди приходят платить, а им объявляют: ваш лицевой счет закрыт, и этот месяц придется оплачивать без счетчика за все оборудование. Меня на тысячу наказали. – Дед Семен бросил окурок, растоптал и сразу достал новую сигарету. Руки его вздрагивали. – Не нажрутся никак.
Петрович с грустью смотрел на приятеля. Ветеран Великой Войны – восьмидесятипятилетний дед Семен выглядел, против обыкновения, растерянным и обескураженным.
-- Ты это, Семен, -- Петрович посучил ногами перед лавочкой. -- Наливка у меня есть, забористая.
-- Печень, мать ее, -- вздохнул в ответ дед Семен. -- Совсем распоясалась, подлая. Неделю уже не употребляю.
-- А это зря. Непьющему тяжело -- порог ответственности повышается, роскошь человеческого общения сокращается. Нервы на кулак мотаешь, а негатив сбросить не на кого. Надо с печенью договариваться: хоть потихоньку, хоть по чуть-чуть.
-- Не знаю, не пьется, -- дед Семен потянул из кармана пачку сигарет. -- Живем в сетях. Газовики паутину сплели, себе сосут, электрики -- себе, водяники за тухлую воду, которую через раз подают, кровь пить из людей готовы. Начал дом оформлять, чтоб внукам передать все в исправности, так и пенсия моя военная затрещала, а ведь не маленькая, -- дед Семен сплюнул. – Хотел сто лет жить, а не получается. Уходить пора. На днях гроб себе смастерил.
-- Ты б не торопился, -- заволновался Петрович. -- А то я один на всю здешнюю бабскую гвардию останусь.
-- Душа не позволяет. За что воевал? Чтоб всю оставшуюся жизнь от меня подачками откупались, и в президиум сажали – с ворами рядом посидеть? Честь великая.
-- Колючий ты, Семен, хлопчик, зазубристый, а был бы поласковей с властью, глядишь и она к тебе. Иной правду-матку в глаза режет, а уткнется в стену, достанет вазелин, смажет, где надо, и опять в шоколаде. Снова режет правду-матку.
-- Все верно, Петрович, -- дед Семен вытянул сигарету и щелкнул зажигалкой прикуривая. -- Люди с зазубринами частенько удивляют: становятся гладкими и пушистыми, когда находят своим зазубринам достойную оплату, а надо быть до смерти корявым и неровным, чтоб и в гроб не утрамбовывался. Последовательным надо быть даже в искривленности. Вот, где-то так. -- Он оглянулся и расцвел улыбкой, поднялся на ноги. – Летит твоя баб Таня. – Оглянулся насмешливо на приятеля. – Спрятаться уже не успеваешь.
Баба Таня, заметив мужчин, притормозила стремительный бег, поставила на землю плетенную сумку и уперла кулаки в бока:
-- Сижу в очереди, жду, пока эти крысы помадой губы намажут, -- степенно заговорила баба Таня, но сразу же в нетерпении заперебирала ногами, и дальше зачастила скороговоркой. – Входит бабка, а ей из окошка: «Дверь закрывайте, у нас спит система!» Бабка растерялась, оправдывается, мол, за мной идут, закроют. А девка крашеная снова рычит: «Закрой дверь! Спит система работает!» Спит и работает. Бабку до инфаркта чуть не довели. Вот молодежь.
-- Сплит-система, вроде кондиционера, -- поспешил разъяснить Петрович. – А посетителей держать в страхе – психологически точный расчет: опущенные ниже плинтуса готовы любые деньги платить, лишь бы убраться поскорее из учреждения.
-- Ты, значит, их оправдываешь? Счетчик газ считает, чего проще? Нет! Послали в БТИ: принеси справку об отапливаемой площади -- две тысячи рублей; и справку о составе семьи -- два часа в очереди. Всю кровь выпили. Сами пьют и с другими делятся. Рука руку моет. Я две тысячи им выложила ни за что, и еще завтра платить, и они все делают правильно?...
-- Я... -- накликавший очередную беду на свою голову Петрович, не находил слов.
Дед Семен веселился от души:
-- А я к тебе, баб Тань. Ты, вроде как, специалист теперь по нечистой силе.
-- Даже не сомневайся, -- баба Таня погрозила указательным пальцем и понизила голос. -- Думаешь
