картинка. Люба взяла антенну и стала пятиться с ней от телевизора. Когда она дошла до двери, картинка перестала прыгать, установилась, но не было звука.
— Стой там! — крикнул Гога-Гоша.
Звук не появлялся. Тогда он махнул рукой, сел и стал жадно смотреть на экран, забыв про Любу, которая оставалась стоять в неудобной позе, держа антенну на вытянутых руках. Показывали новогодний прием в Кремлевском дворце. Гога-Гоша увидел президента, его жену и дочь и еще какого-то незнакомого тщедушного человека, сопровождавшего президентскую семью. Потом в кадре появились и стали рассаживаться, по-видимому, члены правительства, большинство которых были Гоге-Гоше уже не знакомы. Зато он узнал нескольких вечных депутатов Госдумы и двух-трех олигархов, чем-то сильно озабоченных, промелькнул и один хорошо знакомый ему криминальный авторитет в сопровождёнии знаменитой немолодой певицы. Когда все расселись за красиво накрытыми столами, президент встал и беззвучно зашевелил губами, камера показывала то его, то гостей с застывшими на лицах улыбками, и вдруг…
Вдруг Гога-Гоша увидел… себя. Он сидел за Одним из ближайших к президентской семье столов, был одет в черный смокинг и красную бабочку, держал в руке бокал с шампанским и улыбался вместе со всеми. В первый момент Гога-Гоша подумал, что все это ему показалось, и он даже скосил глаза на Любу: как она реагирует. Люба во все глаза смотрела на экран, взгляд ее отражал вместе восторг и удивление.
— Яблочки… апельсинки… тортики какие… — завороженно шептала Люба и была в этот момент похожа на маленькую девочку, которая стоит у витрины закрытого на обед кондитерского магазина и вот- вот заплачет. Гогу-Гошу там, в телевизоре, она то ли не заметила, то ли не узнала.
Тем временем камера отъехала и теперь взяла крупным планом весь зал, залитый огнями, с огромной елкой посередине и множеством гостей, из-за смокингов и вечерних платьев странно похожих друг на друга.
«Что же это? — думал Гога-Гоша. — Что все это значит? Если я там, то кто же тогда здесь? А если я здесь, то кто же…» И как уже было с ним однажды, не успел он додумать свою мысль до конца, как в мозгу его сам собой отозвался ответ: «Это значит, что твое место там занято».
И тут, словно молния сверкнула, — он вспомнил, наконец, свою фамилию.
Но это не имело уже никакого значения.
МАЛЕНЬКИЙ ЭПИЛОГ
В пятом часу утра на середине речки Пропащенки сидели у проруби три мужика с удочками, в одинаковых черных полушубках и шапках-ушанках, натянутых до самых глаз.
— Так я не понял, — сказал один. — Мы сейчас в каком веке живем? Еще в том или уже в этом?
— Вы как хотите, а лично я — еще в этом.
— А я уже в том, в новом! Надоел мне этот XX век — во как!
Третий рыбак молчит и сосредоточенно смотрит в прорубь, где неподвижно стоят три поплавка.
— А ты, Гош, чо молчишь? Скажи чо-нибудь.
— А чо я вам скажу? Вы лучше меня все знаете, — говорит Гога-Гоша.
— Нет, ты скажи, по-твоему, мы в каком веке сейчас живем — еще в том или уже в этом?
— А какая, хрен, разница, — говорит Гога-Гоша. — Света-то все равно нет.
1998 — 1999 гг.
