такие), заблаговременно просили заведующего патологоанатомическим отделением Тутубалина оставить им «лишний билетик» на вскрытие Озорицкой. Тутубалин, не любивший, когда торопят события, посылал горе-шутников на три веселые буквы, но шутники не унимались.
Расширенный консилиум (столь блистательного сборища врачей возле своей кровати мало кто удостаивался) осмотрел Озорицкую, повертел и так и сяк историю болезни, но поиск из тупика не вывел. Озорицкая сильно сдала — отощала, подурнела, скандалила редко, а если и скандалила, то вяло и недолго. Выписываться больше не порывалась. Куда выписываться, если до туалета дойти нет возможности, приходится все дела в постели делать.
Накал страстей за пределами Склифа тем временем нарастал. К звонкам и мельтешению журналистов здесь все привыкли, но когда и того, и другого слишком много, то вся эта суета начинает досаждать. Какой-то ловкий прохиндей даже затеял сбор средств на лечение Веры Озорицкой за рубежом. Ясное дело, что не в Таджикистане, и не в Молдавии, а в некоей «самой передовой клинике Германии». На первом этапе требовалось ни много, ни мало, а триста тысяч евро, во всяком случае именно такая сумма была заявлена. Какая-то истеричка в Живом журнале разродилась постом, озаглавленным: «Таких актрис больше не делают». Пост сутки провисел в топе Яндекса. А Вера Озорицкая лежала и не могла встать. Укатали сивку крутые горки, называется. И, вдобавок ко всему, затемпературила и покрылась мелкой точечной сыпью.
Срочно вызванный инфекционист диагноза не выставил, но санкционировал перевод многострадальной звезды больших и малых экранов во вторую инфекционную больницу. Подозревали геморрагическую лихорадку,[19] говорили о карантине, но через три дня Озорицкую вернули обратно без инфекционного диагноза. Не нашли ничего.
В нейрохирургической реанимации к Озорицкой уже привыкли и звали ее «наша Вера».
— Осталось еще, чтобы крыша поехала, и будет полный набор! — сказал заведующий нейрореанимацией Жиров.
Жиров, как самое заинтересованное лицо, сломал голову, сточил мозг и чуть ли не рехнулся в поисках диагноза Озорицкой. Она даже начала ему сниться. Не той обворожительной соблазнительницей, что раньше, а такой, как сейчас — «доходящей». Ломали головы и стачивали мозги в отделении острых хирургических заболеваний печени и поджелудочной железы. Как-никак Озорицкая была им не чужая, да и вообще, любопытно же, что там за диагноз. Чисто с профессиональной точки зрения, а не досужих сплетен ради.
— Доктор ходит по палате от кровати до кровати. Возле Кати сел на стул и в лицо ей заглянул, — бубнил Коростылевский, сидя за своим столом в пустой ординаторской. — Приложил ко лбу ладонь — лоб горячий, как огонь! Кате жарко и неладно, и знобит ее слегка, но приятна и прохладна чья-то добрая рука. Врач лекарство назначает: «Через каждых два часа». Катя плохо различает над собою голоса. Только слышит: «Все пройдет…» Продолжается обход…[20]
— Что за декламация, Максим Петрович? — поинтересовалась вошедшая Анастасия Даниловна.
— Это специальная мантра, настраивающая на обход, — ответил Коростылевский.
— А вы в курсе, чем клоун отличается от психбольного? Клоуну нужны зрители, а псих спокойно обходится без них.
— Спасибо на добром слове, Анастасия Даниловна, — поблагодарил Коростылевский.
— А мантры, просветляющей мозги, у вас в запасе случайно нет? — уже более мягко спросила заведующая отделением и даже улыбнулась, давая понять, что шутит. — Не знаю, что мы будем делать с Озорицкой. Неужели только на КИЛИ[21] мы узнаем ее диагноз? Не знаю, как вы, а я скоро тупо поверю в то, что Озорицкую сглазили. Хотя бы только для того, чтобы успокоиться.
— У меня, вообще-то, есть один способ, — признался Коростылевский. — Только он очень нудный. Надо взять справочник практикующего врача и пойти от буквы «а» к букве «я». Рано или поздно нужное заболевание попадется на глаза.
— Жуть! — оценила Анастасия Даниловна.
— Пару раз срабатывало. Кстати, Анастасия Даниловна, ехал я полчаса назад в лифте с Жировым, так он сказал, что Озорицкая начала чудить. Вызвали психиатров.
— Этого еще не хватало! — воскликнула заведующая отделением. — Пойду-ка спущусь, узнаю…
Психиатр ясности не добавил. Написал, что для уточнения диагноза необходимо динамическое наблюдение, рекомендовал постоянное наблюдение (случалось, такие вот дезориентированные в пространстве и времени в окно выходили, а тут четвертый этаж и решеток нет) и выразил желание побеседовать с близкими родственниками больной. Подруга Аня, та самая, что способствовала побегу, и единственная навещавшая Озорицкую, сообщила, что с близкими родственниками у Веры дело обстоит не лучшим образом. В далеком алтайском городе Камень-на-Оби вроде бы живет Верина мать-алкоголичка, с которой Вера не поддерживает никаких отношений, и где-то под Тюменью отбывает наказание за разбой младший Верин брат, которому Вера время от времени отправляет посылки. Со старым бойфрендом Вера рассталась полгода назад, нового завести не успела, так что ближе Ани нет у нее человека, а она, Аня, ничего такого интересного рассказать не может, потому что подруга всегда была адекватной. Кроме тех случаев, когда напивалась в стельку, конечно.
— Это я сглазил! — Жиров мрачно хмурился и играл желваками. — Сказал: «Не хватало, чтобы крыша поехала» — и сглазил! Ну прямо хоть как в том анекдоте, диагностическое вскрытие проводи! Мыслей никаких не осталось. Моя старшая (имелась в виду старшая медсестра нейрохирургической реанимации) предложила вызвать дух Склифософского и узнать диагноз нашей звезды у него. Шутки шутками, но другого способа я не вижу.
— Ляг поспи и все пройдет, Юра, — сказала Анастасия Даниловна. — Утро вечера мудренее, а старшая твоя пусть сама с духами общается, если уж ей так приспичило.
— Это надо же такому случиться! — Жиров схватился за голову. — В Склифе, не где-то в районной больнице, а в Склифе умирает молодая баба, еще недавно бывшая здоровой, и никто не может ей помочь! Двадцать первый век, е… его в …!
Поздно вечером, когда сын и муж уже спали, Анастасия Даниловна сварила себе крепчайшего кофе, взяла с полки «Справочник практикующего врача» и уселась за кухонный стол. Метод, рекомендованный Коростылевским, — сплошная чушь, но почему бы не полистать справочник?
Листание затянулось до половины третьего. По уму пора было отправляться спать, но благодаря двум чашкам кофе спать не хотелось. Отложив справочник в сторону, Анастасия Даниловна посидела еще немного, потом встала, взяла чашку, чтобы помыть ее, и в этот момент ее осенило.
Коростылевский дал хороший совет. Справочник помог отвлечься, переключил какой-то тумблер в мозгах, и мыслительный процесс вырвался из замкнутого круга. Цена озарения была невелика — разбившаяся чашка. Тем лучше — мыть не придется. Анастасия Даниловна двумя взмахами веника смела осколки на совок, высыпала их в мусорное ведро и позвонила в нейрохирургическую реанимацию.
Если дежурный врач и удивилась столь позднему (или уже не позднему, а раннему?) звонку по столь пустяковому поводу, то никак это не выказала. Полистала раздувшуюся до солидных размеров историю болезни и сказала:
— Вы правильно все помните, Анастасия Даниловна. Вот, при поступлении написано: «Последний год принимает афродитин-37,[22] до этого предохранялась посредством внутриматочной спирали, но после двух абортов перешла на оральные контрацептивы».
Внутриматочная спираль не дает стопроцентной гарантии. Случается, что женщины, у которых установлена спираль, беременеют. И не так уж редко случается.
— Спасибо, Сусанна Артемовна, — поблагодарила Анастасия Даниловна. — У меня к вам будет еще одна просьба. Назначьте Озорицкой анализ мочи на дельтааминолевулиновую кислоту и порфобилиноген. Юрию Львовичу скажите, что это я посоветовала, он не будет против. Только проконтролируйте, чтобы все было как надо…
Радости по поводу того, что правильный диагноз — острая перемежающая порфирия — наконец-то «ухвачен за хвост», не было. Была досада на то, что не сообразила раньше. А должна была сообразить. Порфирия — это нарушение пигментного обмена, при котором небелковая часть гемоглобина, называемая «гемом», превращается в токсичное вещество, повреждающее организм изнутри. Заболевание редкое, не
