силиконовых ягодиц.
— Фу, какая гадость!
— Ошибаетесь, — откликнулся Ланг, — это великолепные изделия, столь же качественные, как наши религиозные аксессуары. Когда мы производим такой муляж, как вы понимаете, речь идет о тех же самых материалах и технологических процессах.
— Это кощунство! Подумать только, наша святая Рита рядом с этим… и этим…
— А чем святая Рита отличается от нас? Месье, вы что, торгуете оптом только предметами культа? Жаль, ведь когда занимаешься коммерцией…
Зазвонил телефон. Ланг выслушал то, что ему сказали, и, не сказав ни слова, положил трубку, а потом, явно утратив интерес к Бомонам, бросил:
— Я к себе.
Не успели французы пробормотать «до свидания», как за ним затворились двери лифта.
Вернувшись в свой кабинет, Ланг направился к секретарю, тощему и долговязому, в ниточку вытянувшемуся корейцу лет двадцати пяти.
— Итак?
— Они его обнаружили.
Секретарь впервые увидел, как патрон смеется: губы мистера Ланга разомкнулись, и в образовавшуюся трещину из горла прорвался смешок.
— Наконец-то!
Молодой человек, убежденный, что угодил тирану, выложил информацию, которой располагал:
— Он работает совсем в иной сфере, а не там, где мы искали. Вы ведь говорили о классической музыке, так?
— Да. И чем он занимается? Он что, обратился к эстраде?
— Его деятельность теперь не имеет ничего общего с искусством. Вот буклет, касающийся рода его занятий.
Мистер Ланг схватил документ. Брови на его обычно столь бесстрастном лице поднялись.
— Вы уверены, что это именно он?
— Абсолютно.
Ланг покачал головой:
— Я хочу туда поехать. Немедленно. Забронируйте мне билет на самолет.
Секретарь скользнул к столу и взял телефонную трубку. Пока он набирал номер, Ланг небрежно заметил:
— С сегодняшнего вечера мадемуазель Ми больше у нас не работает. Уволена за профессиональную некомпетентность.
Секретарь соединился с бюро путешествий.
— Я хочу забронировать билет во Францию. Город Аннеси… Нет прямого рейса? Вы уверены? Нужно лететь: Шанхай-Париж, потом Париж-Гренобль и затем на машине до Аннеси? Или еще Шанхай-Женева и оттуда на такси?
Прикрыв рукой телефонную трубку, он спросил шефа:
— Вам подходит это?
Делец, сколотивший состояние на религии и порнухе, кивнул.
— Хорошо, — заговорил секретарь, — Шанхай-Женева, самый ранний рейс. Бизнес-класс. На имя Ланга. Акселя Ланга.
Подъехав к окну, Аксель вертел проспект, переданный ему секретарем, пытаясь в дневном свете разглядеть на мелких фотографиях человека, которого разыскивал долгие месяцы и воспоминания о котором преследовали его двадцать лет.
Его массажист Сунил, тучный громила, эксчемпион по дзюдо, хлопнув в ладоши, прервал его занятие:
— Пора на массаж, господин.
Несколько минут спустя умащенный маслом Аксель подвергался ежедневной процедуре, необходимой для реабилитации. Под столом, на уровне отверстия для лица, он положил рекламный буклет и читал его нараспев, словно заучивая наизусть.
— Похоже, сегодня, мистер Ланг, настроение у вас получше, чем обычно?
«Во что вмешивается этот идиот? — пробурчал Аксель. — Каким боком этого болвана касается, весел я сегодня или, как обычно, не в духе? Он ведь массажист, а не психиатр!»
Когда через пять минут Аксель вновь принялся напевать, бывший дзюдоист из симпатии к пациенту осмелился повторить свой вопрос, полагая, что тот будет рад поделиться хорошим настроением.
— Что вас так обрадовало, мистер Ланг?
— Надежда. Я поклялся, что, заработав первый миллиард, исполню мечту. Свою мечту.
— Вот как? Поздравляю. Я хочу сказать, поздравляю с миллиардом.
— Мне больно, кретин!
— Простите. А что это за мечта?
— Отправиться во Францию.
— Понимаю…
— В Аннеси.
— Не знаю такого места.
— Я тоже. На виллу «Сократ».
— Вилла «Сократ» — что это? — спросил массажист тягучим голосом. — Ресторан? Центр талассотерапии? Клиника акупунктуры?
— Ничего подобного. Просто место, где я смогу отомстить. Я колеблюсь между пыткой и убийством.
— Какой вы шутник, мистер Ланг!
Смех гиганта звучал фальшиво; его переливы выдавали скорее глупость, чем радость. Аксель подумал, что за шесть месяцев сеансов массажа его достала безмятежность бывшего борца, тупые высказывания и потные руки придурка. Завтра перед отъездом он его уберет.
Умиротворенный, он снова принялся рассматривать фото из буклета, где люди в возрасте, обнявшись, позировали перед объективом. Где же он? Который из них? Как теперь выглядит Крис?
Из динамиков лился концерт «Памяти ангела» — едва уловимый, робкий, мимолетный. Не звучащая музыка, а скорее воспоминание. В своей комнате под самой крышей Крис никогда не позволял себе усиливать громкость, так как в этом большом деревянном доме, прилепившемся к горе, звуки разносились повсюду, а ему не хотелось, чтобы кто-либо из подростков, вверенных его попечению на вилле «Сократ», заявился и оскорбил его, раскритиковав его вкус. Не потому, что он стыдился: просто это произведение было частью его внутреннего мира, а туда он никого не хотел пускать.
Потрескивание дешевого плеера, плоское звучание скрипки, оркестр, спрессованный в звуковую магму, — но ему было достаточно этого, чтобы воскресить концерт, высвободить воспоминания. Крис слушал диск, как разглядывают старые цветные снимки, и превращал музыку в средство передачи мечты.
С тех пор как умер Аксель, он беспрестанно думал о нем. Поначалу это ограничивалось малым, составляло тонкую струйку в его памяти, но со временем ручеек превратился в широкую могучую реку. Аксель, гениальный, приветливый, совершенный, отныне занимал существенное место в сознании Криса, превратившись в икону, в святого, едва ли не бога, к которому неверующий Крис обращался в затруднительных случаях.
Сидя перед небольшим письменным столом, куда падал дневной свет, Крис наслаждался любимым зрелищем — пейзажем, где непрерывно сменялись времена года. В наклонном окне мансарды можно было видеть скорее небо и воду, чем землю. Окно в бесконечность? Меж крутых берегов дремало озеро Аннеси, в ясном небе парили орлы. Окруженные елями дома, взбегавшие вверх на том берегу, на фоне темного луга выглядели кирпичиками, а выше, там, где расстояние делало их призрачными, благодаря светлым крышам они напоминали стадо белых вершин.
