Она стояла под заголовком МАШИНА: «Теперь двигатель ревет».
Гаррод ездил в «роллсе» Ливингстона, был хорошо знаком с подобными автомобилями и знал, что даже на полных оборотах услышать шум турбодвигателя практически невозможно.
Допив кофе, Гаррод взял в кружок еще один подзаголовок и по видеофону связался с Грантом Морганом.
— Доброе утро. Как там старик?
— Принял успокоительное и спит, — нетерпеливо ответил Морган. — У вас что-нибудь важное, Эл? Я сейчас очень занят делом Бонда.
— Я, между прочим, тоже. Вчера вечером он сказал, что наркотики ему, должно быть, подмешали политические противники. Я понимаю, это звучит дико, и все же: кто заинтересован, чтобы Ливингстон не попал в совет округа?
— Послушайте, Эл, по-моему вас понесло…
— Причем неизвестно куда. Знаю. Однако — вы ответите или мне самому наводить справки в городе?
Морган, будто изменяя своей натуре, пожал плечами.
— Ни для кого не секрет, как Бойд относится к азартным играм. Он давно подбирается к казино и, если войдет в совет, наверняка хорошенько прижмет их. Я тем не менее сомневаюсь…
— Вполне достаточно. В сущности, мотив мне неважен; главное, такая возможность не исключена. Теперь скажите, вы когда-нибудь ездили в машине Бойда?
— В «роллсе»? Да. Я несколько раз с ним ездил.
— Двигатель шумит сильно?
Морган позволил себе слабо улыбнуться.
— Разве там есть двигатель? Мне казалось, нас тянет невидимая сила.
— Иными словами, работает он практически беззвучно?
— Да…
— Тогда как объяснить фразу, сказанную Бондом вчера вечером? — Гаррод взял свой листок и прочитал: «Теперь двигатель ревет».
— Если бы мне пришлось объяснять, я бы предположил, что возможным побочным действием МСР является обострение восприятия…
— А сочетается ли обострение восприятия с одновременной потерей сознания за рулем?
— Я не специалист по наркотикам, но…
— Ладно, Грант, я и так отнял у вас много времени.
Гаррод выключил аппарат и вновь принялся изучать записи. Незадолго до полудня он предупредил секретаря, миссис Вернер, что уезжает по личному делу, и под серо-стальным небом повел машину к полицейскому управлению. Коридоры были буквально запружены людьми, и ему пришлось ждать минут двадцать, пока освободился лейтенант Мэйрик.
— Прошу прощения, — сказал Мэйрик, когда они уже сидели за его столом. — Но вы сами отчасти виновны в нашей перегруженности.
— Каким образом?
— Всюду куда ни плюнь — медленное стекло. Раньше любители подсматривать в замочную скважину особых хлопот нам не доставляли — поступала жалоба, и они либо скрывались, либо попадали к нам. Риск не давал этому занятию вылиться в повальное увлечение. Сейчас ничего не стоит оставить стеклышко в гостиничном номере, в ванной комнате, где угодно. А если кто-либо замечает его и обращается в полицию, нам приходится устраивать засаду и ждать, пока любитель острых ощущений придет за своей собственностью. Потом еще надо доказывать, что это его собственность.
— Простите.
Мэйрик едва заметно покачал головой.
— Что привело вас ко мне?
— Дело моего тестя, разумеется. Вы совершенно не допускаете мысли, что улики против него могут быть сфабрикованы?
Мэйрик улыбнулся и потянулся за сигаретами.
— У нас не принято сознаваться в подобных вещах, но порой надоедает строить из себя эдакого все допускающего, широких взглядов либерала. Поэтому — да, я и мысли не допускаю. Что дальше?
— Не возражаете, если я обращу ваше внимание на некоторые моменты?
— Милости прошу. — Мэйрик великодушно махнул рукой, взвинтив водоворотики табачного дыма.
— Благодарю вас. Первое. Сегодня утром по радио я слышал, что Уильям Колкмен — тот, кого сбила машина, — работал в биллиардной в пригороде у реки. Так что же он делал ночью не где-нибудь, а на самой Ридж-авеню? Гулял?
— Кто знает? Может, собирался вломиться в один из тамошних роскошных особняков. Но это не дает права автомобилистам начать на него охоту.
— Стало быть, значения вы этому не придаете?
— Никакого. Что еще?
— Мой тесть, в частности, припоминает, что слышал громкий звук двигателя, но… — Гаррод заколебался, внезапно осознав, как неубедительно звучат его слова, — …но двигатель в его машине работает практически бесшумно.
— У вашего тестя, должно быть, прекрасная машина, — подчеркнуто ровным голосом заметил Мэйрик. — И какое же отношение это имеет к делу?
— Ну, раз он слышал…
— Мистер Гаррод, — потеряв терпение, резко перебил его лейтенант. — Не говоря уже о том, что ваш тесть был так накачан наркотиком, что с успехом мог возомнить себя летящим на бомбардировщике, этот якобы бесшумный автомобиль заявил о себе достаточно громко. У меня лежат письменные заявления людей, которые слышали удар, были на месте происшествия спустя тридцать секунд, когда Колкмен еще истекал кровью, и видели мистера Ливингстона в машине.
Гаррод был потрясен.
— Вчера вечером вы не говорили о свидетелях…
— Возможно, потому, что вчера вечером я был занят. Как, между прочим, и сегодня.
Гаррод встал, собираясь уйти, но будто помимо собственной воли упрямо продолжил:
— Ваши свидетели не видели самого происшествия?
— Нет, мистер Гаррод.
— Какое освещение на Ридж-авеню? Панели из ретардита?
— Пока нет. — Мэйрик злорадно усмехнулся. — Понимаете ли, денежные мешки, живущие в том районе, возражают против установки шпионского стекла у своих домов, и городской совет до сих пор ничего не может сделать.
— Ясно.
Гаррод кое-как извинился перед лейтенантом за беспокойство и вышел из здания. Слабый, совершенно нелогичный проблеск надежды, что он сумеет убедить мир в невиновности Ливингстона, исчез. И все же вернуться на завод оказалось выше его сил. Он поехал в северном направлении, сперва медленно, затем постепенно набирая скорость, по мере того как признавался себе, куда ведет машину.
Трехполосное бетонное шоссе, на территории города называвшееся Ридж-авеню, змеилось к отрогам Каскадных гор. Гаррод отыскал место происшествия, отмеченное на дороге желтым мелом, и остановился. Ощущая смутную неловкость, он выбрался из автомобиля и окинул взглядом погруженные в полуденную дремоту покатые зеленые крыши, лужайки и темную растительность. В этом районе нужды в стекландшафтах не было — вид из окон открывался и без того приятный, — и все же панели медленного стекла оставались достаточно дорогими, чтобы служить символами положения в обществе. Из шести выходящих на автостраду особняков у двух вместо окон зияли прямоугольники, словно вырезанные из склона холма.
Гаррод сел в машину, включил видеофон и вызвал секретаря.
— Миссис Вернер, прошу вас выяснить, какой магазин поставил стекландшафты жителям дома 2008
