своих притязаний. Обед, увы, кончился слишком скоро.
— Здесь неплохо кормят, — сказал Маннхейм, сокрушенно тыча пальцем в располневший живот. — Теперь, пожалуй, вы можете позаботиться о счете.
Гаррод, который и без того намеревался заплатить за обед, едва сдержался, чтобы не выдать вспыхнувшей в нем неприязни к полковнику. Но тут он заметил, что Маннхейм поднялся на ноги с видом человека, который торопится уйти. Между тем Джейн и не думала вставать из-за стола.
— Вы уходите? — Гаррод старался скрыть свою радость.
— Боюсь, что мне надо идти. Меня ждет целая кипа бумаг.
— Как жаль! Маннхейм пожал плечами.
— Знаете, что меня беспокоит? Мне начинает нравиться сидеть под защитной накидкой. Как в утробе — ничего не видно. Скверный признак.
— Выдаете свой возраст, — сказала Джейн с улыбкой. — Фрейд давно устарел.
— В этом наше сходство.
Маннхейм пожелал Джейн спокойной ночи, дружески кивнул Гарроду и вышел из ресторана.
Гаррод с любовью смотрел ему вслед.
— Жаль, что ему пришлось уйти.
— Вы уже дважды это сказали.
— Перестарался?
— Немного. Я начинаю чувствовать себя мужчиной.
— А я сидел и думал, как бы устроить Джону срочный вызов в Вашингтон. Я бы рискнул, но у меня нет ясности; как обстоит дело…
— Что у нас с Джоном? — Джейн тихо засмеялась.
— Он обнимал вас и…
— Какое восхитительное викторианство! — Ее лицо стало серьезным. — Вы совсем не умеете подойти к женщине, Эл. Я не права?
— Никогда не видел в этом необходимости.
— Ну да, женщины сами вешаются вам на шею — вы богаты и красивы.
— И вовсе не это имел в виду, — сказал он с досадой. — Просто…
— Я знаю, что вы имели в виду, и я польщена. — Джейн прикрыла ладонью его руку. Прикосновение отозвалось в нем сладостной дрожью. — Вы женаты, если не ошибаюсь?
— Я… женат, — с трудом произнес Гаррод. — То есть пока женат.
Она долго смотрела прямо ему в глаза. Рот ее приоткрылся.
— У вас один зрачок похож на…
— Замочную скважину — сказал он, — я знаю. Мне оперировали этот глаз в детстве.
— Зря вы носите темные очки — вид несколько необычный, но это почти незаметно.
Гаррод улыбнулся, поняв, что богине не чужды человеческие слабости.
— Очки не для того, чтобы скрыть зрачок. На этот глаз падает в два раза больше света, чем следует, поэтому на улице в ясный день мне немного больно.
— Бедняжка.
— Пустяки. Чего бы вам хотелось сейчас?
— Может быть, поехать куда-нибудь? Терпеть не могу безвылазно сидеть в городе.
Гаррод кивнул. Он подписал счет и, пока Джейн ходила за накидкой, распорядился, чтобы к подъезду подали автомобиль. Через десять минут они уже катили к южной окраине города, а еще через полчаса дома остались позади.
— Похоже, вы знаете, куда мы едем, — сказала Джейн.
— Понятия не имею. Одно несомненно — утром я ехал в противоположном направлении.
— Ясно. — Он почувствовал на себе ее взгляд. — Вам не по вкусу это так называемое расследование?
Гаррод кивнул.
— Я так и думала — вы слишком честны.
— Честен? О чем вы, Джейн? Долгая пауза.
— Ни о чем.
— Нет, за вашими словами что-то кроется. Побджой ведет себя довольно странно, и Джон сегодня утром говорил о спектакле. Что это, Джейн?
— Я же сказала — ничего.
Гаррод резко свернул на проселок, затормозил и выключил двигатель.
— Я хочу знать, Джейн, — сказал он. — Вы сказали либо слишком много, либо слишком мало.
Она отвернулась.
— Может быть, уже завтра вы вернетесь домой.
— Почему?
— Миллер Побджой просил вас приехать только затем, чтобы воспользоваться вашим именем.
— Простите, Джейн, но я не понимаю.
— Полиция знает, кто убил сенатора Уэскотта. Они знали это с самого начала.
— Будь это правдой, убийцу бы схватили.
— Это правда. — Джейн повернулась к нему. В зеленом свете приборного щитка ее лицо казалось маской русалки. — Не знаю откуда, но им все известно.
— Бессмыслица! Зачем посылать за мной, если…
— Это все маскировка, прикрытие, Эл. Неужели вы не поняли? Они знают. Но не хотят, чтобы кто- нибудь узнал, откуда они узнали.
Гаррод покачал головой.
— Это уж слишком.
— По словам Джона, вы очень резко реагировали на то, что отдел Побджоя передал прессе, — продолжала Джейн. — Для чего им это понадобилось? Теперь все уверены, что вы изобрели новый метод опроса медленного стекла. Отрицай вы это, слухов все равно не остановить.
— И тогда?
— И тогда, арестовав убийцу, им не придется раскрывать, как они его нашли! — Джейн выбросила руку к ключу зажигания, и в ее голосе прозвучало раздражение: — Мне-то что до этого!
Гаррод перехватил ее кисть. Секунду она сопротивлялась, потом их губы нашли друг друга, дыхание смешалось. Гаррод, без особого, впрочем, успеха, пытался думать в двух направлениях. Если предположение Джейн справедливо — а как секретарь Маннхейма она имеет доступ к секретным данным, — то сразу проясняется многое из того, что не давало ему покоя… Но эта кожа, эти губы — именно такими он представлял их, упругая грудь отвердела под его ладонью, давила на пальцы.
Они разжали объятия.
— Помнишь тот день, когда я увидел тебя в Мейконе? — спросил он.
Она кивнула.
— Я специально прилетел из Вашингтона — просто в надежде тебя встретить…
— Я знаю, Эл, — прошептала она. — Я говорила себе — это самообман, этого не может быть, но я знала…
Они снова поцеловались. Когда он коснулся шелковистой кожи ее колен, они на мгновение раздвинулись и снова сошлись, крепко сжав его пальцы.
— Вернемся в гостиницу, — сказала она.
По дороге в город, несмотря на вожделение такой силы, какой ему еще не приходилось испытывать, выработанная годами привычка заставляла его снова и снова думать о мотивах Миллера Побджоя. И в ее спальне, когда они завершили ритуал раздевания друг друга, в его мозг все еще вторгались новые мысли — об Эстер, о бдительных черных дисках, о часто повторяемых словах: «Ты холоден, как рыба, Элбан».
И когда они соединились на прохладных простынях, он почувствовал, как его телом овладевает губительное напряжение. Пауза между тем, первым, моментом в автомобиле и этим оказалась слишком длинной.
— Расслабься, — прошептала в темноте Джейн, — люби меня.
