острием штыка. Фигура сделала несколько шагов наперерез Шухмину. У Шухмина часто застучало в висках: мозг прорезала острая короткая мысль: «уже»? Сквозь сетку дождя Шухмин ясно различил красноармейца, быстро идущего ему наперерез, и остановился. Несколько мгновений, понадобившихся красноармейцу для того, чтобы подойти, растянулись для Шухмина в ряд быстрых сбивчивых мыслей. Заложенные в карманы пальто руки нервно сжимались и разжимались.
Красноармеец остановился против Шухмина и неуверенно произнес:
— Гражданин, одолжите спичку.
Эти обыкновенные слова не сразу проникли в охваченный быстрыми сбивчивыми мыслями мозг Шухмина. Красноармейцу пришлось повторить вопрос.
— Гражданин, а гражданин. Спичку прошу, ай не понял?
Дрожащими руками Шухмин нащупал в кармане коробок и протянул красноармейцу. Пока тот закуривал, пряча спичку от дождя в рукав шинели, Шухмин быстро пошел к городу.
— Эй, гражданин, спички-то возьми.
Но Шухмин уже не слыхал. Сжав зубы он быстро шагал к белеющему сквозь пелену дождя зданию почты. В голове нервно стучала мысль: «распустился, так нельзя… глупо».
По гулким железным ступеням с отполированными до блестка краями он быстро взбежал на второй этаж. Дежурная телеграфистка клевала носом над затрепанной книжкой и вздрогнула от нервного вопроса:
— Нет ли телеграммы до востребования на мое имя?
— А как ваша фамилия?
— Ах да… Чекалов, — уверенно произнес Шухмин.
Порывшись в затянутом железной сеткой шкафике, телеграфистка вынула депешу:
— Как фамилия-то?
— Ч е к а л о в.
— Ну, значит, это не вам, тут Ч и к а л о в у.
— Это мне.
— Вы же сказали Ч е к а л о в у.
— Это вам показалось, товарищ. Я сказал именно Ч и к а л о в — уверенно произнес Шухмин.
— Ваш документ.
— Вот, пожалуйста, — Шухмин протянул в окошечко профсоюзную книжку.
Телеграфистка мельком взглянула на фамилию и выдала Шухмину депешу. Попрежнему пряча в воротник лицо, и избегая взгляда телеграфистки, Шухмин быстро вышел.
Только на углу под слабым светом номерного домового фонаря Шухмин раскрыл телеграмму и с трудом разобрал расплывающиеся в глазах бледные строки:
«Тося телеграфировала благополучном приезде курорт все спокойно Энгель».
Шухмин несколько раз прочел телеграмму, стараясь хорошенько запомнить ее текст и быстро вышел из под света фонаря. Стук его сапог по доскам тротуара гулко разносился по проспекту. У длинного темного забора какой-то стройки Шухмин приостановился и, старательно разорвав листок телеграммы, просунул клочки сквозь щель тротуара. Затем он сделал то же самое с только что предъявленным на телеграфе профсоюзным билетом.
III
Ровный гул моторов действовал усыпляюще. Второй пилот, молодой белобрысый Ян Глюк, клевал носом. Полет проходил совершенно спокойно. Все были заняты своим делом.
Навигатор, он же радист, не снимая наушников, старался уловить относящиеся к нему тонкие писки мощной судовой радиостанции ледокола, стоящего у пролива Югорский шар. Но писки то и дело прерывались разнотонными невнятными взвизгиваниями, Несущимися с береговых станций и беспорядочно загромождающими эфир. Заставив ледокол несколько раз повторить передачу, радист подобрал, наконец, из разрозненных точек и тире связную радиограмму:
«Настаиваю на скорейшем прибытии в бухту Варнека. Экспедиция крайне нуждается в воздушной разведке. У Варнека вполне возможна посадка на чистую воду. Лед мелко битый, быстро разгоняется ветром. Начальник Енисейской Курганов».
Радист тщательно выписал радиограмму и просунул ее в окошечко Шухмину. Тот взял мечущийся под бьющей струей встречного воздуха смятый бланк. Ветер рвал бумажку из рук. Не было возможности ее развернуть. Шухмин ткнул под бок дремлющего Глюка и передал ему управление. Кое-как, скрючившись за козырьком, он, наконец, разобрал радиограмму.
Перечтя текст, Шухмин на минуту закрыл глаза. Подумавши, он поманил в окошечко навигатора и прокричал ему в прислоненное к отверстию ухо: «давайте курс прямо на Колгуев, сядем в Бугрино». Слова срывались ветром и терялись в реве моторов. Шухмин трижды повторил фразу, прежде чем навигатор согласно кивнул головой.
Машина шла невысоко. Временами Шухмину казалось, что он слышит шум размашистых темных волн, поспешно кативших на юг свои наростающие до белизны вспененного мыла гребешки. Гребешки гнались друг за другом и, падая с вершины волны, растворялись в темной воде. Шухмин хорошо знал эти гребешки. Он любил седые волны Баренцова моря и всегда с радостью глядел на их неустанную борьбу. Но теперь, когда он смотрел через борт самолета, к обычному чувству восторга перед мощью этих темных холодных масс воды примешивалось что-то неприятное, в чем он не мог дать себе отчета. Точно от прекрасной ветки винограда во рту осталась оскомина. Шухмин задумался, следя за бегом гребешков. И вдруг ему показалось, что он понял откуда этот привкус оскомины: «Я предал вас, мои седые друзья. Мы видимся в последний раз». Но, тряхнув головой, он постарался отогнать от себя неприятную мысль: «Глупости. Я делаю то, что должен сделать всякий честный русский. Пусть они называют это вредительством — история, не их сумасшедшая, а наша подлинная, русская, настоящая история назовет это иначе. Лейтенант Шухмин не вредитель для единой великой России, той России…»
Шухмин поймал себя на мысли, что старается убедить самого себя в чем-то, в чем он не очень уверен. «Пустяки, — подумал он, — не нужно только распускаться».
Вдали в северо-восточной части горизонта появился низкий темный валик. Валик катился, разматывая за собой серую мохнатую пелену. Надвигался туман. Шухмин постучал в переборку навигаторской кабины.
— Эй, Иваныч, как метеосводка?
— Не получал.
— Придется безусловно садиться на Колгуеве, — прокричал Шухмин. И подумал: «по крайней мере есть настоящее оправдание».
Он внимательно вглядывался в горизонт, ища на востоке цель своего полета — Колгуев. Но острова все не было видно. Только через полчаса, почти сливаясь с тусклым сводом неба, показалась серо-желтая низкая черточка. По мере приближения можно было различить плоскую бляху острова, опоясанную с юга широкой белой полосой прибоя. Там берег настолько отмелый, что нельзя и мечтать совершить посадку вблизи острова. Шухмин хорошо знал это. Он взялся за штурвал и велел Глюку оставить управление.
Внизу желтели проступающие сквозь пенистую воду широкие кошки. Далеко в море, сквозь зеленоватую воду, сквозило песчаное дно. Машина подходила к острову широкими плавными кругами. Было видно, как из крошечных домиков становища Бугрино выбегают люди и, постояв минуту с задранной головой, стремглав бегут к высокому откосу берега. Фигурки скопились у широкого разлога речки Бугрянки; долго суетились там, пока от берега не отделился маленький катер, медленно потащившийся к морю в обход желтых кошек.
