дождевик.
— Ты предусмотрительна, — сказал он. Добавил, что взял с собой плавки.
— После обеда будет дождь, — пояснила Фабьен.
Хотя она уже говорила ему это по телефону, он еще раз спросил, сколько у них времени. Она ответила, в полдвенадцатого ей обязательно надо домой. Спросила, чем он занимался в последние дни. Открыла калитку и снова закрыла ее, когда оба вошли. Если ее не закрывать, сказала она, то здесь разводили бы костры и оставляли мусор.
Они стояли на большой лужайке со старыми деревьями. Слева и справа участок ограждали разросшиеся кусты, а со стороны озера — обширные заросли тростника. Деревянные мостки вели через тростник к чистой воде.
Они брели по лужайке, словно просто хотели размять ноги. Фабьен подобрала несколько лежавших в траве игрушек и отнесла их в фургон.
— Думаешь, сезон уже позади? — спросил Андреас.
— Мы здесь и осенью часто бываем, — ответила Фабьен. — Даже зимой. У нас есть лодка, Мануэль с Домиником удят рыбу.
Солнце просвечивало сквозь тучи, и все сверкало в его лучах. На деревьях и тростнике лежала почти прозрачная дымка. Андреас и Фабьен пошли по мосткам сквозь тростник. Сели на самом краю и принялись смотреть на озеро. Воздух был очень ясным, казалось, до немецкого берега рукой подать.
— Смотри, — сказала Фабьен и показала на чомгу, нырнувшую под воду неподалеку от них. Они молча дождались, пока птица вынырнет. Андреас лег на живот и опустил руки в воду.
— Вода теплее, чем воздух, — сказал он. — Не хочешь искупаться?
— Почему бы нет? — ответила Фабьен. — Раз уж мы сюда приехали.
Она переоделась в фургоне, а он на лужайке.
Фабьен вышла, забрала у Андреаса одежду и отнесла в фургон.
Он шел следом за ней. Фабьен шла быстрее, чем раньше, — быть может, ей стало холодно или она чувствовала на себе его взгляд. На ней был закрытый купальник, а вокруг пояса она повязала полотенце. Андреас попытался вспомнить, как она выглядела, когда они познакомились. С тех пор как он увидел ее снова, старые картинки стерлись из памяти. Ей он сказал, что она не изменилась, но такого быть не могло.
Вода оказалась холоднее, чем он думал. От холода перехватило дыхание. Они проплыли немного вперед, а потом поплыли вдоль берега. Андреас обогнал Фабьен, но старался не отрываться от нее. Проплыв несколько сотен метров, они повернули обратно.
Андреас вышел из воды. Фабьен держалась за металлическую лестницу и болтала ногами. Улыбаясь, смотрела на него снизу вверх. Он ходил по мосткам, размахивая руками, и несколько раз подпрыгнул. Потом из воды вышла и Фабьен. Они завернулись в полотенца и сели рядом на мостках — так близко, что их плечи соприкасались. Солнце скрылось. Андреас дрожал от холода.
— Ты не замерзла? — спросил он.
— Чуть-чуть.
Они молча смотрели на воду, потом Андреас обнял Фабьен за плечи. Внезапно он почувствовал себя очень молодым и неуверенным. Он откашлялся.
— Да? — откликнулась Фабьен, и Андреас спросил, помнит ли она, как он поцеловал ее двадцать лет назад. Фабьен ответила, что в тот день было не так холодно. Он сказал, что очень любил ее тогда.
Андреас наблюдал за ней со стороны, видел ее профиль, тонкую шею с блестевшими капельками воды, намокшие и потемневшие кончики волос. Фабьен смотрела на озеро и немного охрипшим голосом проговорила, что она этого не заметила.
— Я написал тебе письмо. Но не отправил его.
— Ты замерз, — сказала Фабьен, — пойдем переодеваться.
Они побежали по мосткам и влажной траве к фургону. Андреас сбил дыхание и закашлялся. Вошел в фургон следом за Фабьен. Она протянула ему его вещи. Пока он медлил, Фабьен сняла мокрый купальник и повесила его на веревку с детскими плавками. Одно мгновение она стояла перед ним обнаженной. Неуверенно и игриво улыбнулась, потом отвернулась и начала одеваться.
Они вышли с участка. Андреас взглянул на часы, еще и десяти не было. Молча шли по полю. Удаляясь от машин, они миновали несколько огороженных участков и большой луг. Дорога проходила неподалеку от озера, но из-за разросшегося тростника воды видно не было. Через несколько сотен метров от дороги отделилась узенькая тропинка, уводящая в глубь зарослей. Фабьен шла впереди. Андреас следом. У деревянной смотровой площадки тропинка кончалась. Они поднялись по крутым ступенькам. Наверху висела табличка, сообщавшая, что площадка построена Союзом орнитологов «для всех друзей птичьего мира и тех, кто еще не разучился удивляться».
Фабьен перегнулась через перила и посмотрела в озерную даль. Спросила, мерзнет ли еще Андреас. Нет, ответил он, теперь ему лучше. Он встал позади нее. Положил руки ей на плечи. Она опустила голову и немного нагнулась вперед. Он приобнял ее за бедра, засунул руки под дождевик. Она распрямилась и застыла. Он поцеловал ее в шею, коснулся груди. Она обернулась. Когда он захотел поцеловать ее в губы, она отвернулась. Он попытался просунуть руку ей под джинсы. Она высвободилась, расстегнула пояс и пуговицу.
— Так будет легче, — сказала она.
Они занялись любовью на смотровой площадке. Доски были мокрыми и холодными. Фабьен сняла джинсы и ботинки. Подняла футболку и лифчик, но осталась в куртке. Закрыла глаза и лежала неподвижно. Она казалась совершенно голой и беззащитной. Андреасу в голову полезли кадры криминальной хроники: бледные, мертвые тела на придорожном склоне, в лесу или тростнике.
Простились они на парковке. Андреас сел в свою машину и смотрел, как Фабьен завела мотор, развернулась и уехала. Держалась она очень непринужденно, словно ничего не произошло. Андреас завел мотор, но с места не трогался. Начало моросить, и вид за окном расплылся. В машине было холодно. Изо рта шел пар. Андреас думал о Фабьен. Его удивили та настойчивость, с которой он давал волю своим рукам, та обстоятельность, с которой она отдалась ему, и, наконец, внезапное, быстрое наслаждение. Все это не заняло и пятнадцати минут. Потом Фабьен достала из куртки упаковку бумажных платочков и тщательно вытерлась. Она показалась Андреасу совершенно чужой. У обнаженной Фабьен как будто даже лицо изменилось. Прежней она стала, лишь когда снова оделась.
Андреас не знал, чего он ждет от Фабьен. Даже не знал, чего он от нее хочет. Чтобы она ради него бросила семью? Чтобы уехала с ним во Францию или еще куда-нибудь? Чтобы стала его любовницей и, испытывая угрызения совести, встречалась с ним раз в две недели? Они бы поладили друг с другом — быть может, даже лучше, чем ладят между собой супруги, — ведь, кроме любви, их ничего бы не объединяло.
Он приехал в деревню не для того, чтобы начать новую историю, а чтобы закончить и понять старую. Если бы Фабьен, когда он полез к ней целоваться — тогда или сегодня, — влепила ему пощечину, он бы это пережил, как пережил другие неудачные увлечения. Ему надо было получить от нее ответ, узнать, любит ли она его, смогла бы полюбить. Но ответа он так и не дождался. Фабьен сказала, чтобы он больше не звонил ей домой. Андреас спросил, как же им тогда связаться. Она ответила, что завтра сама позвонит ему.
Он поел в том рыбном ресторане, куда хотел пригласить Дельфину. Когда-то он славился хорошей кухней. Еда не понравилась Андреасу. Было бы здорово, если б рядом была Дельфина, подумал он.
Вторую половину дня он просидел в номере. Надеялся, что позвонит Фабьен. Вдруг он засомневался, что дал ей правильный телефон. Быть может, она забыла номер, звонила в справочную отеля и никто не брал трубку.
Фабьен, как и обещала, позвонила на следующее утро.
— Мы можем увидеться?
— Мануэль и Доминик запускают воздушный шар, — сказала она. — До обеда я свободна.
— Встретимся у фургона?
— Они забрали машину.
