самоуправление развернулось в Италии и Германии. Эти попытки не прошли бесследно — сегодня почти во всех странах Западной Европы существует система «участия» — влияния организованных в профсоюзы трудящихся (в том числе и инженеров) на принятие управленческих решений. Так синдикализм постепенно пробивает себе дорогу в странах, несколько обогнавших нас в развитии. Не стоит игнорировать чужой опыт, тем более, что он соответствует и отечественным традициям — движение советов начиналось как борьба за самоуправление на производстве. Поскольку профсоюзы сами по себе являются самоуправляемой организацией — им и карты в руки. Поэтому идеология социализма неотделима от синдикализма, как цель от пути к ней.
Борис Немцов недавно сказал: «У нас общество не гражданское, а корпоративное». В этих словах кроется очень важное недоразумение, которое лежит в глубине либеральной идеологии. Противопоставление гражданского общества и корпоративности надуманно. Когда люди объединяются для защиты своих интересов в корпорацию, они становятся сильнее, чем человек, превращенный лиоеральными реформами в оторванный от общества «самодостаточный» атом. Корпорации, «общины» — основа прочного гражданского общества, в котором развито начало самоуправления.
Тесная связь общины и начал гражданственности было обнаружено еще русскими социалистами XIX века — народниками. Первым об этом заговорил Александр Герцен, который увидел в общине черты будущего социального устройства. В 70-е гг. прошлого века народники «пошли в народ», дабы просветить его. К удивлению своему, они обнаружили, что им самим есть чему поучиться у народа. Сторонники демократического и социалистического преобразования самодержавной России, народники неожиданно обнаружили «республику» в русских деревнях. Крестьяне не только обсуждали все важнейшие вопросы, отнесенные к их «сфере компетенции», но и решали их не голосованием, а консенсусом, согласием. Большинство предпочитало убедить меньшинство, а не подавить его. Это и была российская демократия, которая прорастала снизу, а не насаждалась сверху. Община помогала слабым членам общества и, вопреки более поздним либеральным легендам, не подавляла предпринимательскую жилку крестьян — после освобождения от крепостного права общинное крестьянство постепенно выкупало у частных собственников — помещиков землю, подтверждая эффективность своего хозяйства.
Если крестьянин XIX века еще не был гражданином, так как «республика» ограничивалась для него деревенским «миром», то краткий миг свободы с февраля по октябрь 1917 г. показал, что крестьяне, привыкшие жить своим умом, готовы активно участвовать в переустройстве страны на началах демократии и социализма. Крестьянская Россия проголосовала не за большевиков, обещавших золотые горы, а за социалистов-революционеров — народническую партию, отказавшуюся от былого радикализма народников и предлагавших постепенное переустройство российского общества на основе синтеза традиций солидарности и «новомодных» идей свободы.
Между коммунистами и многими либералами существует трогательное единодушие в одном важном вопросе. И те, и другие утверждают, что большевики победили потому, что за ними пошел народ России. Эта смелая гипотеза пока не нашла подтверждения. Большевикам удалось сплотить вокруг себя относительно небольшую часть маргинальных (деклассирующихся) слоев и с их помощью нанести военное поражение своим врагам. В гражданских войнах успех зависит не от воли большинства, а от организованности войск, быстроты и натиска, таланта полководцев. Это — не голосование. Это — насилие.
Община с ее самоуправлением была несовместима с тоталитаризмом. Именно поэтому с ней так ожесточенно боролись коммунисты. В 1917–1921 гг. главные удары большевиков наносились по крестьянству (хотя и рабочим от «партии рабочего класса» доставалось немало). В 1929–1932 гг. кровавая коллективизация разрушила общину, но вытравить общинную (корпоративную) душу России не удалось. Общинные традиции продолжали сохраняться в коммуналках, в колхозах, превратившихся со временем в некое подобие общин, на предприятиях, которые в сознании значительной части рабочих были не «казенные», а «наши». До сих пор Россия — страна общинная. И потому народ наш умудряется тихо саботировать все те эксперименты, которые проделывают с ним коммунисты и либералы. Он живет своим умом, обсуждая житейские напасти в разнообразных «общинах» — будь то заводская курилка или традиционное российское застолье.
Увы, это лишь остатки былой мощи общинной самоорганизации. Сочетание коммунистического наследия с криминальным рынком, разрушение идеалов и насаждение «западных стандартов» — все это составляет крайне опасную смесь, которая разъедает общинный костяк народной культуры быстрее, чем это делалось прежде. Корпоративная структура российского общества нуждается в поддержке — иначе наш народ превратится в бесформенное месиво, состоящее из враждебных друг другу особей.
Конечно, общину не стоит «восстанавливать» в изначальном виде. Нельзя два раза войти в одну реку. Глупо и опасно возрождать круговую поруку или порки по приговору «мира». Напротив, социальная реформа должна быть основана на приоритете общепризнанных гражданских прав. Община сама была хранителем права, обычного права. Характерно, что в русском языке слова «справедливость», «правда» и «право» однокоренные. Право, законотворчество должно строиться на основе традиции, норм, которые воспринимаются как справедливые. В то же время справедливость должна сочетаться с общими для страны стандартами (гражданскими, социальными, экологическими), ниже которых не может опуститься ни один общинный мир.
Однако местное самоуправление, демократия, растущая снизу, еще не решает проблему извечного российского авторитаризма. Демократическая традиция Руси замкнулась на уровне общин, предоставив в условиях тяжелейших внешних напастей свободу рук самодержавному государству. Но уже в XVI веке государи стали созывать для решения важнейших вопросов Земские соборы — собрания представителей разных сословий и земель необъятной России.
Опыт Земских и Церковных православных Соборов, в которых принятию решения, как правило, предшествовало длительное обсуждение, согласование интересов элит, привел к формированию в общественной мысли идеала Соборности.
Между традициями соборности и общинности было много общего. Соборность (как идеальная модель) — объединение интересов на основе поиска согласия (а не механического голосования). Эту традицию не худо было бы развивать. И тогда строительство государства будет происходить снизу, на основе самоуправления, сильного гражданского общества и общепризнанного права, а не разгонов, расколов и всевластия временщиков.
Итак, в самом общем приближении мы можем сформулировать основные принципы реформ, основанных на идеалах демократического социализма и традициях России:
— сочетание солидарности и свободы как главные общественные ценности;
— постепенность, эволюционизм преобразований;
— общественный контроль за социально-экономическими процессами с помощью профсоюзных структур (синдикализм);
— участие трудящихся в принятии управленческих решений на производстве;
— общинность (корпоративность, самоуправление), доминирование гражданского общества над государством и бизнесом, право, основанное на понятии справедливости и общепризнанных гражданских, социальных и экологических стандартах;
— поиск согласия, компромисса; соборность как демократия консенсуса.
«КРАСНЫЕ» КАПИТАЛИСТЫ
