Металлический каркас снова поднялся наверх, выставив его на всеобщее обозрение: тело, опутанное серебряными нитями паутины, заключённое в железный остов.
– Боль – это… урок, который преподаёт нам природа, – изрёк капеллан.
– Боль предохраняет нас от травмы. Боль сохраняет наши жизни. Это оздоровляющий, очищающий скальпель для наших душ. Это вино, причащающее нас к. героям. Это панацея от слабости – квинтэссенция преданности. Боль – это философский камень, обращающий простых смертных в бессмертных. Это – Возвышенное, золотой астральный огонь! Я всегда пребываю в боли, благословенной боли. Рекомендую тебе сосредоточиться на сущности Рогала Дорна, кадет.
Мгновенье спустя Лександро показалось, что тело его сверху донизу окатили крутым кипятком, и внутри его охватил испепеляющий огонь. Теперь он понял, что должны были чувствовать те две несчастные жертвы, сброшенные в люк теплового колодца.
Разница состояла лишь в том, что они быстро умерли, во всяком случае, так считалось.
Он умереть не мог.
Потому что его бьющиеся в агонии члены, заключённые в тонкий, но прочный остов, не подвергались смертоносному воздействию. Даже в такой непереносимой муке он понимал, что его физическая сущность оставалась нетронутой.
Его ноги не были опущены в расплавленный свинец, они сами были расплавленным свинцом. Его живот служил тиглем, ребра – рашпером, пальцы – щипцами. Из чресел у него торчала добела раскалённая кочерга. По артериям вместо крови текла лава.
И потерять сознание он тоже не мог…
Тогда кипящая вода превратилась в перегретый пар. Пламя топки стало светящейся плазмой.
Он вопил так, что сорвал голос и начал задыхаться. Может быть, он потеряет сознание от асфиксии, возникшей в результате воплей?
Нет, его лёгкие со свистом втягивали воздух, чтобы разразиться новым криком. Грудь его исторгала животный рёв.
Но проклятий в адрес капеллана не последовало. Как не последовало просьб о помиловании. Даже в такой чудовищной ситуации подсознательно Лександро понимал, что первое было бы глупым, а второе – напрасным.
Каким-то образом перчатка поддерживала его в сознании и не давала отключиться чувствительности, блокируя вырабатываемые мозгом опиаты и не включая защитный механизм беспамятства. Его тело яростно исполняло симфонию боли.
Вдруг перед его мысленным взором возникло алебастровое лицо Рогала Дорна: утёс лица с пухлыми упрямыми губами. Губы эти шевелились, словно произносили слова, предназначенные исключительно для него одного. Они лёгкими поцелуями входили в мягкую ткань его мозга: «Хотя ты свергнут в самое пекло теплового колодца, ты паришь, неуязвимый. В муках ты вознесёшься, непобедимый и недосягаемый для простых жертв огня».
Эти слова на какое-то мгновение разверзли перед ним бездну безумия, и он, утратив связь с ужасным настоящим, пребывал в свободном падении, а потом снова погрузился в магму страдания. Но всё это время рот его продолжал исторгать нечеловеческие вопли.
Наконец пытка кончилась, – так быстро, что Лександро показалось, будто его тело испарилось, исчезло, и он обратился в бесплотный дух.
Железный каркас начал опускаться, и когда его рот оказался на уровне пола, замер. Прохладные руки подхватили его под мышки. Какие они были прохладные, какие прохладные. Эти же, такие ласковые на первый взгляд руки вытащили его из перчатки.
Одна из них принадлежала Ереми Веленсу, вторая – Биффу Тандришу. Они помогали Лександро или принимали участие в его наказании?
Голый Лександро упал на колени перед идолом Рогала Дорна и поклонился ему…
Капеллан внимательно посмотрел на него. Спустя некоторое время он направил к нему свою кибернетическую коляску. Остановившись рядом с кадетом, он протянул к нему свою здоровую руку.
– Ещё до того, как тебе имплантировали семя Примарха.., – пробормотал он почтительно, – ещё до того… Как будто благословенный Дорн заранее отметил тебя своей печатью.
Слова, произнесённые капелланом, не имели для Лександро какого-нибудь разумного значения. Всё же, глубоко в душе, там, где разум был невластен, он почувствовал тихую, необъяснимую радость.
– Ты не должен оскорблять преднамеренно, чтобы подвергнуться такому наказанию, – хрипло прошептал могущественный инвалид. – Ты должен подчиняться, благоговеть и подчиняться! А теперь одевайся и встань вместе со всеми.
Прерванная служба воздаяния хвалы продолжалась на протяжении всего времени, пока корвет плыл навстречу ярко освещённому доку, подобно тому, как мелкая рыбёшка неотвратимо следует в пасть глубоководного хищника. Поднятие нервоперчатки также в некоторой степени стало актом священнодействия.
В крепости-монастыре юным выходцам с Некромонда предстояло провести шесть имперских месяцев, проходя суровые испытания, уготовленные им наставниками и хитроумными изобретательными старшими кадетами. Случись это раньше, никому из них не удалось бы живым выбраться из ритуального тоннеля ужаса…
ГЛАВА 4
Под присмотром образованных рабов, предки которых служили Братству на протяжении многих эр и не знали иного мира, кроме исполинских крепостных стен монастыря, новобранцы знакомились с местной топографией: с галереями и аудиториями, с гимнастическими залами и ассамблеями, с цехами и часовнями, со стрельбищами и операционными, а также с разнообразными, разбросанными по всей территории хранилищами, где можно было найти рукописные, печатные и записанные иным способом труды.
