Он снова листал материалы дела, и все больше разного рода деталей начинало выстраиваться в определенную версию, первоначально казавшуюся маловероятной.
Уже в восемь утра поручик был в отделе криминалистики. Майор встретил его сухо: «Я сказал, в десять — значит, в десять, и ни минутой раньше».
Наконец стрелки часов дотащились до этой вожделенной цифры. В приемную, где нетерпеливо ерзал на стуле Чесельский, вошла миловидная сотрудница и вручила ему плотный желтый конверт.
— Вот, пожалуйста, готово. Распишитесь в получении.
Поручик кое-как расписался и нетерпеливо вскрыл конверт. Анализ оказался именно таким, какого он и ожидал.
В руках Чесельского появилась первая хотя и не очень веская, но все же улика. Эта бумажка с несколькими строчками машинописного текста обретала решающее значение. Она свидетельствовала, что следствие после целой серии неудач сдвинулось наконец с мертвой точки.
Окрыленный удачей, поручик пулей влетел в кабинет начальника, даже не спросив у Кристины разрешения. Полковник Немирох при виде его возбужденного лица сразу понял:
— Ну, что там у тебя? Вспомнил наконец? Рассказывай!
Вместо ответа поручик протянул полковнику заключение криминалистов.
Немирох внимательно его прочитал и недоуменно пожал плечами:
— Что-то я не очень понимаю… В чем тут дело?
— Ну как же, — заторопился Чесельский. — Пыль на моих брюках идентична микроследам, обнаруженным на гире, которой убит Зигмунт Стояновский, а пыль на брюках — из кооператива «Строитель».
— Да, — согласился полковник, — это действительно факт существенный.
— Конечно. — Поручику все казалось теперь ясным.
— Но все-таки какая связь между этим фактом и убийством Стояновского?
— А вот это мне предстоит выяснить.
— Каким образом?
— Я долгое время не мог сообразить, почему преступники хотели убрать именно меня. Теперь наконец понял, что только я один, совершенно, впрочем, случайно и при довольно странных обстоятельствах, встречался с убийцей. Вот он и опасался, что я его раскрою. Похоже, так оно наконец и случилось.
— Что ты намерен предпринять?
— Выяснить мотивы убийства.
— Но они, кажется, понятны.
— Не совсем. Тот факт, что инженер Стояновский выявил причины удлинения сроков схватывания бетона в опалубке, сам по себе не мог служить поводом для его убийства. Повод в чем-то другом, должен быть связан с незаконной наживой. Сдается мне, что на импортные материалы, поставляемые нам из капиталистических стран, государственная цена на которые достаточно высока, имеется немало охотников. Я, правда, не знаю пока, где и как эти материалы используются, но обратите внимание — в заключении криминалистов отмечено: «…один из обязательных компонентов косметической пудры». Это уже кое-что… А возможно, этот импортный товар используется еще и в других целях. Это надо проверить. Надо также установить, пользуется ли он спросом на черном рынке.
— Работа большая, — заметил полковник.
— Справлюсь, товарищ полковник, а Шиманек мне поможет.
— Хорошо. А что дальше?
— Если выяснится, что этот товар можно сбывать за хорошую цену, вопрос станет совершенно ясным. Стояновский погиб потому, что докопался до сути дела. Он понял, что материалы, используемые в строительстве Торуньской трассы, идут налево, кто-то проворачивает крупные махинации, и убили его те, кто этими махинациями занимается, греет на них руки.
— Все это, может быть, и так, а может, и иначе. Лично у меня нет уверенности в успехе.
— Почему?
— Допустим, ты на верном пути и сумеешь вскрыть крупные злоупотребления на стройке. Но что дальше? Мы ликвидируем преступную группу. Однако это еще не значит, что нам удастся найти убийцу Стояновского. Одно дело — преступление экономического характера, и совсем другое — убийство.
— Да, но зато у этой группы могли быть мотивы для убийства Стояновского.
— Предположим, прокурор поддержит твою точку зрения. Но он ведь не может посадить на скамью подсудимых сразу нескольких, а то и десяток членов преступной группы по обвинению в убийстве Стояновского. У нас не существует коллективной ответственности. Преступник должен быть изобличен в содеянном и вина его доказана. А нам ведь хорошо известно, что убийца был один. Его видела эта… ну как ее?
— Мария Болецкая.
— Вот именно. Мария Болецкая. Вполне возможно, что преступник имел прикрытие, но это нами не установлено. Возможно также, что на Кошиковой улице его ждал автомобиль. Возможно, наконец, кто-то приказал этому человеку совершить убийство. Все это вполне возможно, но, даже раскрыв всех членов группы, как изобличить убийцу? Все будут отпираться и сваливать вину один на другого. Удастся ли тебе установить, кто был непосредственным исполнителем? А без этого прокурор не поддержит обвинительного заключения. Мне припоминается один классический случай. Дело было в Гдыне, где я начинал свою милицейскую службу. Тогда я еще занимался расследованием не убийств, а лишь разных мелких преступлений и злоупотреблений. И вот как-то, сворачивая со Свентояньской улицы в переулок, перевернулся мотоцикл. Водитель и пассажир не подавали признаков жизни. Кто-то бросился за находившимся поблизости милиционером. Тот явился к месту происшествия, вызвал милицейскую машину и «скорую помощь». Прибывший врач констатировал, что никто из мотоциклистов не пострадал. Просто оба были мертвецки пьяны и потеряли сознание. Их доставили к нам в камеру предварительного заключения. Когда они протрезвели, я взял в оборот владельца мотоцикла. А он доказывал мне, что, выйдя из пивной и понимая, что сильно пьян, отдал ключи от мотоцикла своему приятелю, у которого были водительские права, а сам сел на заднее сиденье. Его приятель в свою очередь заявил: «Да чтобы я в пьяном виде сел за руль чужого мотоцикла?! Ни за что на свете! Я сидел сзади». Свидетелей, которые бы видели, кто в действительности сидел за рулем, найти не удалось. Над нами все потом потешались. Смотри, как бы и тебе не оказаться в подобном положении.
— Будьте спокойны, не окажусь, — ответил поручик. — Изобличение убийцы не составит особого труда.
— На чем основана твоя уверенность?
— Прежде всего на том, что убийца — человек, которого Стояновский лично не знал. Болецкая ясно видела, как инженер, выйдя из машины, не обратил никакого внимания на незнакомца, потом убившего его гирей. Значит, когда Стояновский работал в кооперативе, этот человек там еще не работал. Затем пятно на его брюках, которое заметила Болецкая.
— Ты думаешь, убийца до сих пор хранит свои испачканные брюки?
— Допускаю, что он отдал их в чистку.
— Или просто сжег.
— Если так, — заметил поручик, — то я действительно лишусь одной из важных улик. Но всего лишь одной. Хотя, впрочем, не думаю, чтобы преступник это сделал. Во-первых, у него были совершенно новые джинсы. Из тех, с которыми так просто не расстаются. За них отваливают по три-четыре тысячи. Последний крик моды. Кроме того, этот человек не знает, что злополучное пятно заметила единственная свидетельница его преступления. А потом, вряд ли преступник так уж сведущ в криминалистике и знает, что любое самым тщательным образом выведенное пятно отчетливо проступает в инфракрасных лучах. Тем более жирное пятно. Уверен, он просто-напросто отдал брюки в химчистку и теперь, скорее всего, спокойно в них щеголяет.
— Всегда нужно рассчитывать на худшее. А вдруг — все-таки сжег?
— Тогда, конечно, одной уликой будет меньше, зато есть еще одна: на присланной мне книге
