— Сейчас почти семь. Начинается одно из тех ток-шоу, которые тебе так нравятся.
— И что?
— Не хочешь посмотреть? Здесь?
Предложение удивило ее.
— Ты же их ненавидишь.
Он пожал плечами.
— Надеюсь, хуже не станет. Но… ты все же останься, ладно? Если, конечно, хочешь.
Подкрепляя слова жестом, Крис подтянул подушку. Саманта нерешительно подошла и забралась на кровать. Он подал ей пульт, и она посмотрела на него, как на инопланетянина.
— Пульт? Мне? Чем я заслужила? Или ты слишком слаб, чтобы нажимать на кнопки?
— Пользуйся, пока есть возможность.
Саманта сразу переключилась на ток-шоу, оправдавшее худшие предположения Криса: глупая, бессодержательная болтовня, переходящая временами в перепалку. Единственным положительным моментом были язвительные комментарии Саманты и ее остроумные характеристики участникам. Когда шоу закончилось, она переключилась на полицейский сериал. В рекламной паузе Саманта приглушила звук.
— Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь принести?
— Нет, ничего не надо. Мне уже лучше. Кстати, ты случайно сиделкой не работала?
— В большой семье всему научишься. Кто-нибудь всегда болеет. Да, готовить я не научилась, но с обязанностями сиделки справлялась.
— Разделение труда?
— Только так и справлялись. Каждый делал свое дело.
— Значит, в большой семье свои плюсы.
— Да, кое-что есть. В большой семье, как в толпе, легко потеряться. Иногда я чувствовала себя невидимкой.
— Невидимкой?
— Да. — Она помолчала. — Такое странное ощущение. Иногда, когда мы все садились за обеденный стол, я думала, что если однажды не приду, то остальные моего отсутствия и не заметят и хватятся разве что через пару часов. Удивительно, да? Вокруг столько народу, а ты чувствуешь себя одиноким. Но со мной такое было.
Она смотрела перед собой, и его поразило непривычное для нее мрачное выражение. Впервые Крис почувствовал, каким она была ребенком — окруженным многочисленными родственниками, но при этом одиноким. Чужой среди своих.
Саманта улыбнулась.
— Но потом, уже в старших классах, многое изменилась. Я стала играть. — Она откинулась на подушку и мечтательно вздохнула. — Занавес поднимается, и несколько часов все слушают тебя, смотрят на тебя, ловят каждое твое слово. В газетах были мои фотографии. Друзья и знакомые присылали цветы. Незнакомые люди останавливали меня на улице и говорили комплименты. Мне это нравилось. Вот тогда все знали, что я есть, что я существую. — Саманта повернулась к нему. — Глупо, да?
— Нет, — совершенно искренне ответил он. — Не глупо.
— Неужели? Удивительно. Мне самой иногда кажется, что глупо. Да, чудесное было время. Но очень быстро кончилось. После школы отец отвел меня на фабрику, и я проработала там год. Это был ад. Я думала, что умру. Там я снова почувствовала себя невидимкой. Маленькой единичкой из целой тысячи. Я как будто растворялась в них, почти исчезала. Самый большой страх в моей жизни.
— Страх?
Она повернулась к нему.
— Да. Больше всего на свете я боюсь, что умру, не оставив после себя ничего, никакого следа. И даже надгробие мое будет пустым. Ни одна душа не будет знать, что я жила. Как будто и не жила. А если прославлюсь, если стану знаменитой, меня узнает весь мир. И похороны будут большие. Соберется много народу, придут даже незнакомые, и все будут говорить обо мне. Вот это что-то.
Крис покачал головой.
— Может, не надо о похоронах, а? Она усмехнулась.
— Только так и узнаешь, чего ты стоишь. Когда умрешь.
— Логика сомнительная, но спорить не стану — я сейчас не в лучшей форме.
— Это я так, к слову. Но я хочу стать знаменитой и обязательно стану. Придет день — и мое имя узнает весь мир. Попомни мое слово.
Она произнесла это с такой силой, уверенностью и надеждой, что Крис вдруг сделал для себя поразительное открытие.
Саманта одинока.
За фасадом энергичной, красивой, уверенной женщины скрывается маленькая девочка, жаждущая внимания, жаждущая быть замеченной, выделенной из толпы. Впервые она испытала это чувство на сцене и с тех пор стремится к тому, что пережила тогда. Проблема только в том, будет ли она счастлива, когда получит желаемое.
Они вместе досмотрели полицейский сериал, но к концу его Крис заметил, что веки ее понемногу тяжелеют. На экране палили из револьверов, выли сирены, орали маньяки, но все это уже не трогало Саманту — она спала. Воротник рубашки съехал на плечо, обнажив ключицу, волосы рассыпались по шее, подчеркивая белизну кожу.
Несколько минут Крис лежал, любуясь ею, наблюдая за ритмично поднимающейся и опускающейся грудью, подрагивающими веками, потом наклонился, вытащил из ее пальцев пульт и выключил телевизор.
Саманта открыла глаза, встрепенулась, заморгала.
— Извини. Вроде бы всего лишь закрыла глаза на минутку. И, наверное, уснула. Пора на диван.
Она начала подниматься, но Крис взял ее за руку.
— Послушай, здесь ведь удобнее, чем на диване?
— Слово «удобный» к нему вообще вряд ли применимо.
— Так останься здесь. Места хватит. — Он смотрел ей в глаза, давая понять, что приглашение идет от сердца.
Она не ответила, а просто повернулась, выключила лампу и опустилась на подушку. Крис лег рядом.
Через некоторое время ее рука коснулась его локтя.
— Послушай…
— Да?
— Той ночью… — пробормотала Саманта сонным голосом.
Он замер.
— Что?
— Я хотела быть с тобой. Это единственная причина. Мне невыносимо думать, что ты считаешь иначе.
Крис уже открыл рот, чтобы ответить, но веки ее опустились, а еще через несколько секунд тихое, размеренное дыхание подсказало ему, что она уснула.
— Знаю, милая. Знаю, — прошептал он, убирая с ее щеки темную прядь. — Спи и ни о чем не беспокойся.
9
Проснувшись на следующее утро, Саманта с удивлением обнаружила, что рядом никого нет. Из ванной доносились приглушенные звуки.
Наверное, ей бы следовало злиться на него. После всего услышанного самим правильным было бы
