Хочешь взглянуть? — Говорит он и начинает задирать рукав футболки.
Я закрываю глаза рукой.
— Алекс, я никогда не поверю, что нож просто вырвался и порезал тебя. Ты был в драке с поножовщиной.
— Ты так и не ответила на мой вопрос, — говорит он, не подтверждая, но и не опровергая мою теорию. — Что мне нужно сделать, чтобы ты пошла со мной на свидание?
— Ничего. Я никуда с тобой не пойду.
— Я уверен, если бы мы пообщались, ты бы передумала.
— Я в этом сомневаюсь.
— Твоя потеря, — говорит Алекс, вытягивая свои длинные ноги, его учебник по химии лежит на его коленях. Он смотрит на меня своими шоколадными глазами, которые такие глубокие, я готова поклясться, что они способны кого-нибудь загипнотизировать.
— Ты готова? — спрашивает он.
На наносекунду, смотря в эти темные глаза, я задумываюсь, каково было бы это, поцеловать Алекса. Я опускаю взгляд на его красиво очерченный рот. На наносекунду я почти ощущаю, как он двигается ближе. Будут его губы жесткими или мягкими на моих? Как он целуется, мягко и нежно или жестоко и грубо, как его личность?
— К чему? — шепчу я и наклоняюсь ближе.
— К нашему проекту, — отвечает он. — Средство для согрева рук. Урок Питерсон. Химия.
Я качаю головой, отгоняя все ненужные мысли из моего гиперактивного тинейджерского ума. Я, должно быть, страдаю недосыпанием.
— Да, средство для согрева рук.
— Бриттани?
— Что? — Я всматриваюсь в учебник, не видя слов. Я слишком смущена, чтобы сконцентрироваться.
— Ты смотрела на меня так, как будто хотела поцеловать.
Я выжимаю из себя смешок.
— Ага, конечно, — говорю я с сарказмом.
— Никто не смотрит, если ты хочешь, ну, ты поняла, попробовать. Не хочу хвастаться, но я эксперт в этом.
Он одаряет меня насмешливой улыбкой, той, от которой должны таять женские сердца по всему миру.
— Алекс, ты не в моем вкусе, — мне нужно сказать ему что-нибудь такое, чтобы он перестал смотреть на меня так, как будто хочет сделать со мной то, о чем я только слышала.
— Тебе нравятся только белые парни?
— Перестань, — говорю я ему сквозь зубы.
— А что такого, — становится он серьезным. — Это чистая правда, не так ли?
Миссис Питерсон появляется снова.
— Как продвигается ваше введение?
Я неуклюже улыбаюсь.
— С трудом, — отвечаю я и достаю тетрадь, где я сделала несколько пометок и приступаю к заданию, пока миссис Питерсон наблюдает. — Я кое-что нашла прошлым вечером о средствах для согрева рук. Нам нужно будет растворить шестьдесят грамм ацетата натрия и сто миллилитров воды при семидесяти градусах.
— Ошибаешься, — говорит Алекс.
Я поднимаю голову и вижу, что миссис Питерсон уже ушла.
— Что?
Алекс складывает руки у себя на груди.
— Ты ошибаешься.
— Я так не думаю.
— Ты думаешь, что никогда раньше не ошибалась?
Он произносит это таким тоном, как будто я какая-то глупая, блондинистая бимбо, заставляя мою кровь кипеть.
— Конечно, я ошибалась, — произношу я на одном дыхании. — Вот, например, на прошлой неделе я купила блеск для губ Бобби Браун Нежный лепесток, но с моим телосложением Розовый Расцвет смотрелся бы куда лучше. Не стоит упоминать, что эта покупка была полным разочарованием, — говорю я. Он ожидал услышать от меня что-то в этом духе. И мне становится интересно, поверил он мне или по моему тону понял, что я говорю саркастически.
— Я представляю, — отвечает он.
— А ты когда-нибудь ошибался?
— Конечно, — говорит он. — На прошлой неделе, когда я ограбил тот банк на Уолгринс, я сказал банкиру выложить мне все полтинники, что были в кассе. Но что на самом деле мне нужно было спросить, так это двадцатки, их же гораздо больше.
Ок, он понял, что я притворяюсь. И ответил мне своим собственным дурацким сценарием, и это на самом деле беспокоит меня, это делает нас похожими, каким-то искаженным образом. Я кладу руку себе на сердце.
— Вот незадача.
— Значит, мы оба бывали неправы.
Я задираю подбородок и говорю упрямо.
— На этот раз я права, не знаю как ты, но я отношусь к этому предмету серьезно.
— Тогда давай поспорим, если я прав, ты меня поцелуешь, — говорит он.
— А если я права?
— Что хочешь.
Это как забрать конфетку у младенца. Самоуверенность мистера Мачо должна немного пострадать, и я буду рада помочь этому.
— Если я выиграю, ты начнешь относиться к проекту серьезно. Никаких поддразниваний, и дурацких комментариев.
— Идет. Я буду чувствовать себя отвратительно, если не скажу тебе сейчас, что у меня фотографическая память.
— Алекс, я буду чувствовать себя хуже, если не скажу тебе сейчас, что я скопировала все прямо с учебника. Я смотрю на заметку, которую я сделала, и открываю нужную страницу в учебнике. — Не подсматривай, при какой же температуре это должно охлаждаться? — спрашиваю я.
Я уверена Алекс обожает споры. Но в этот раз ему придется проиграть. Он закрывает свою книгу.
— При двадцати градусах. И оно должно раствориться при ста градусах, а не при семидесяти', отвечает он уверенно.
Я просматриваю страницу, потом свои записи. Затем, возвращаюсь снова к странице. Я не могла ошибиться. На какой странице я была…
— Да, при ста градусах, — я смотрю на него в абсолютном шоке. — Ты был прав.
— Ты поцелуешь меня сейчас или позже?
— Сейчас, — отвечаю я, что немного шокирует его, потому, что я вижу, как его руки замирают. Дома моя жизнь манипулируется моими родителями. В школе все не так. И мне необходимо сохранить это как есть, потому, что если я перестану управлять даже этой маленькой частью своей жизни, я просто стану манекеном.
— Правда? — спрашивает он.
— Ага. — Я беру одну из его рук в свои. Я бы никогда так себя не повела, если бы у нас имелись наблюдатели, и я благодарна за уединение, обеспеченное нам научно-популярной литературой. Его дыхание сбивается, когда я становлюсь на колени и наклоняюсь к нему. Я игнорирую тот факт, что у него грубоватые руки с длинными пальцами, и то, что я на самом деле никогда раньше его не трогала. Я нервничаю. Хотя, не стоило бы. На этот раз я все контролирую. Я чувствую, как он выпрямился. Он
