темпе продолжал движение. Мудростью тот день не полнился, и мы бросились за ним с той же скоростью. Снег теперь обильно валил крупными мокрыми хлопьями, превращавшими и без того опасную мостовую в сущее стекло. Остальное движение большей частью замедлилось и едва ли не полностью остановилось. Транспорт Хайда лавировал между кэбами, четырёхколёсными экипажами и грузовыми повозками, словно иголка в пяльцах. Мы делали то же самое, как обычно не обращая внимания на крики и проклятия кучеров и пассажиров, сопровождавшие нас всю дорогу. Раз, когда мы проезжали мимо роскошного вида кареты, её возница, и без того взбешённый наглостью удиравшего от нас кэба, перегнулся, чтобы хлестнуть кнутом моего кучера, — но сумел лишь рассечь воздух, когда тот резко отпрянул влево. Инерция взмаха скинула незадачливого возницу с козлов на мостовую, где другой экипаж, попытавшийся увернуться от наезда на него, начало заносить и в итоге бросило на левый тротуар. Это вызвало цепную реакцию по всей улице. Сырой зимний воздух наполнили вопли, скрип и звуки ударов. Полицейские свистки в отдалении зазвучали более настойчиво.
Ситуация на Пиккадилли-Серкус была много хуже. Там, где сходились семь главных улиц Лондона, сердце империи билось явно, и синяя униформа была скорее правилом, нежели исключением. Кэб Хайда даже не подумал сбавить скорость. Проскочив между омнибусом и трамвайным вагоном, двигавшимися в одном ряду, он взял перпендикулярно на юг к Риджент-стрит, при повороте резко накренившись на скользкой мостовой и лишь на волосок избежав столкновения с газовым фонарём на углу. Одно его колесо заскочило на тротуар и высекло искры об основание фонаря, лязгнув по нему стальной ступицей. Далее кэб не встретил никаких препятствий.
Мы же оказались не столь удачливы.
Трамвайный вагон, который Хайд подрезал, остановился, и его кучер принялся успокаивать разволновавшуюся упряжку. Воспользовавшись этим, мой возница промчался мимо него и попытался повторить крутой поворот Хайда, однако на полпути кэб начало заносить влево.
— Держись, начальник! — последовал вопль кучера.
Повторять мне не пришлось. Я отчаянно вцепился в стенки кэба, когда пейзаж словно на целую вечность завертелся в головокружительном калейдоскопе зданий, транспорта и лиц. На меня обрушилось тошнотворное ощущение подвешенности. Затем с оглушающим треском всё прекратилось. Мир опрокинулся, и следующее, что я осознал, было то, что я лежу сжавшись в углу кэба и смотрю через противоположное окно на небо и спицы вращающегося колеса.
Вокруг меня гудели возбуждённые голоса. Однако под этим гулом звучало и ещё кое-что: вероломный шипящий звук, поначалу слабый, но словно всё более усиливающийся, по мере того как я его узнавал. Мне с отвращением припомнился звук, который издавала болотная гадюка, пёстрая лента, спускавшаяся по шнуру от звонка, дабы выполнить гнусное приказание доктора Гримсби Ройлотта из Сток-Морона в приключении, описанном мною ранее. Я принюхался. Пахло газом.
И действительно, кэб был заполнен им, как я заметил, оглядевшись, потому что всё вокруг плыло у меня перед глазами. Путаясь в мыслях, я всё-таки сообразил, в чём дело: во время удара мы повалили газовый фонарь, и теперь его содержимое вытекало наружу.
В обычных обстоятельствах меня, несомненно, это встревожило бы, однако в тот момент я испытывал ощущение невероятного благополучия, словно всё происходившее со мной было лишь дурным сном, от которого я непременно скоро очнусь. Одной частью разума я, конечно же, осознавал, что это галлюцинация, вызванная вдыханием смертоносных паров, но при этом другая часть, убеждавшая меня, что всё идёт как надо, оказалась сильнее. Убаюкиваемый этим ощущением, я погрузился в милосердную бессознательность.
Я с трудом очнулся и узрел сантиметрах в десяти от себя румяную физиономию моего кучера. Его сильные руки трясли меня за плечи, вцепившись в них столь крепко, что я ощутил вспышку острой боли в старой ране. Однако в том полубессознательном состоянии я едва ли отдавал себе в этом отчёт, равно как и не был в состоянии разобрать настойчивые слова, которые он шептал напряжённым от беспокойства голосом. Наконец возница оставил попытки что-либо мне объяснить и, забросив мою руку себе на плечи, поднял меня на ноги и потащил в сторону от кэба.
Воздух снаружи оказался свежее, несмотря как на толпу, напиравшую со всех сторон, так и на усилившийся запах газа, когда мы прошли мимо поваленного фонаря, который ударом опрокинувшегося кэба был буквально срезан на уровне тротуара. Я смутно осознавал, что на дальнем конце толпы появился какой-то человек в синей форме, дувший в свисток и пробивавшийся к центру. Мы повернули в противоположном направлении и как можно быстрее поковыляли прочь, насколько только это удавалось моему спасителю, поддерживавшему моё тело. Толпа нехотя расступалась перед нами.
Постепенно я пришёл в чувство и смог двигаться уже самостоятельно, хотя и не без дополнительной поддержки жилистых плечей моего товарища. Мы шли всё быстрее, подгоняемые визгом полицейских свистков позади.
Мы миновали театр «Хеймаркет» и уверенно двинулись в сторону Пэлл-Мэлл, когда мне пришло на ум, что кучер только что спас мне жизнь. Я бессвязно залепетал недостаточные слова благодарности.
— Позже, Уотсон, позже, — ответил Шерлок Холмс, чуть заметно улыбнувшись мне под красным гримом.
XII. Мы попадаем в затруднительное положение
— Нам удалось ввести в заблуждение «Ивнинг стандард», Уотсон.
Мы находились дома уже несколько часов, когда Холмс, отпустив сие замечание, издал сухой смешок и, сложив только что полученную вечернюю газету, зачитал статью, опубликованную на второй странице:
В нашу редакцию поступило сообщение, хотя ещё и неподтверждённое, относительно неистовой погони двух кэбов по улицам Уэст-Энда сегодня днём. Судя по всему, в результате никто не пострадал, однако сообщается, что было разрушено три транспортных средства. Констебль, по его собственному утверждению оказавшийся свидетелем происшествия, полагает, что это ещё один инцидент из тела тех, каковые неизбежно происходят, когда буйству юности позволяют сочетаться с алкогольными напитками, и заверяет в своей поддержке тех, кто мог бы ужесточить законы, запрещающие продажу подобных стимуляторов несовершеннолетним.
— Никогда не переставал удивляться тому, что пресса способна сотворить с чем-то столь обыденным, как правда, — заметил он, откладывая газету и прикуривая новую сигару.
Если он думал развеселить меня этой шуткой, то не достиг цели. Я сверкнул на Холмса глазами, оторвавшись от романа о мореплавателях, которым без особого успеха пытался развлечься после нашего возвращения, и потребовал:
— Объясните же, наконец, зачем вы следили за мной сегодня!
— Мой дорогой друг, я вовсе не собирался следить за вами. Хотя в это и трудно поверить, но то, что наши пути пересеклись, было лишь простым совпадением, а уж то, что мы оказались в одном кэбе, — и вовсе чудом.
Я покачал головой и захлопнул книгу, даже не потрудившись положить в неё закладку.
— Боюсь, мне нужны дальнейшие объяснения. Лучше расскажите, что вы там делали и как так вышло, что вы следили за Хайдом, когда я вас остановил?
Холмс снова хихикнул. Над его головой клубился сизый табачный дым, заволакивая худощавые черты его лица.
— Это, Уотсон, как раз один из тех причудливых поворотов судьбы, что в жизни встречаются гораздо чаще, нежели можно предположить. Все мы наверняка поспешили бы раскритиковать автора, если бы он вставил нечто подобное в художественное произведение. Как вы помните, я попросил вас поговорить с доктором Лэньоном, сам же занялся другим делом. Когда мы расстались, я вернулся прямо в наше жилище и облачился в это одеяние: судя по тому, что вы ничего не заподозрили, маскировка оказалась превосходной.
