тем, что я здесь, чтобы осмотреть Париж, так сказать, с туристической стороны. Вы чем-нибудь заняты сегодня после полудня?
— Мне только надо купить кое-что из одежды, но мы можем вместе поужинать сегодня вечером, если хотите. Заходите к Берни, он будет рад с вами познакомиться.
Бельяр зашел к Берни, подружился с ним, затем снова появился на следующий вечер, затем на следующий, пока не стал приходить к ужину каждый вечер, так что все в конце концов к нему привыкли.
В то время как Макс продолжал придерживаться своего нового, трезвого образа жизни, Бельяр, как выяснилось, был совсем не прочь выпить. Однажды вечером он, порядком набравшись, пустился в воспоминания, в неясных выражениях рассказывая о своей профессиональной деятельности и повседневной жизни в Центре. Это только так кажется, что работать там легче легкого, на самом деле там ох как трудно, Лопес, он только с виду такой, а на самом деле это страшная личность! После того как он под беспокойными взглядами Макса и Берни осушил еще несколько стаканов, он перешел к путаному и бессвязному рассказу о некоем так называемом задании, во время которого ему пришлось заниматься какой-то молодой женщиной, оказавшейся в затруднительном положении.
— Я тогда только начинал работать в Центре, — пытался объяснить он, — это была стажировка, нет ничего хуже, чем работать там стажером, — уверял он слушателей, снова наполняя стакан, — они вас заставляют быть таким маленьким, сволочным и злым, это меня-то, который любит все доброе и прекрасное! Ну что ж, через это надо было пройти… — Очевидно, он бредил.
Поскольку Бельяр всерьез пристрастился к спиртному и, в иные дни напившись с самого утра, по- прежнему ежедневно заходил в квартиру на бульваре Тампль, то вскоре пришлось взять его на полный пансион. Берни освободил для него вторую комнату, и друзья по очереди прогуливали его, водили на экскурсию в Лувр, Музей д’Орсэ, в парк аттракционов, Версальский дворец и вывозили дышать свежим воздухом в Бют-Шомон. Не выдвигая больше никаких возражений против работы Макса у Жильбера, Бельяр через день сопровождал Макса на работу и, сидя за столиком возле рояля, со стаканом, который приходилось то и дело наполнять, считал необходимым сообщать свое мнение после каждого музыкального номера.
Но эти постоянные возлияния вскоре, как это часто бывает, сыграли с ним недобрую шутку, толкнув в топкое болото депрессии. Когда Бельяр стал без конца жаловаться на свое одиночество, несмотря на то, что он практически никогда не оставался один, были испробованы другие средства. Берни даже предложил сводить его к девочкам.
— Не какие-нибудь несговорчивые дуры с мозгами набекрень, — объяснял он, — нет, вежливые послушные девочки, например, в баре «Монморанси» их сколько угодно.
Но Бельяр наотрез отказался.
— Мое положение, — с пьяной гордостью объявил он, — мне не позволяет.
Макс воздержался от комментариев, подумав про себя, что такой отказ от сношений со смертными является одним из проявлений снобизма.
Для них наступило нелегкое время, особенно когда Бельяр приобрел манеру подолгу рыдать и жаловаться. Чтобы помочь ему, испробовали все. Ему предложили сходить к психоаналитику, но Бельяр заявил, что не верит этим врачевателям душ. Макс, вспомнив о своих прежних трудностях подобного рода, посоветовал ему раздобыть каких-нибудь антидепрессантов, каких-нибудь препаратов лития, которые могли бы принести ему облегчение. Но Бельяр и тут отказался. Он отказывался от всего, что ему предлагали. Они уже не знали, что с ним делать.
29
И вдруг, неизвестно как и почему, положение стало выправляться. Через несколько недель Бельяр почувствовал себя лучше. Он не впадал в состояние болезненного возбуждения — обычное последствие депрессивности; его настроение становилось все более и более безмятежным: на лице снова появилась улыбка, он начал принимать участие в разговорах и иногда даже брать на себя инициативу. Вскоре Макс и Берни перестали ломать голову, придумывая, чем бы его развлечь. Каждый день после полудня он уходил в одиночестве в неизвестном направлении, засунув в карман «Офисьель» с афишей концертов и спектаклей, и не появлялся до аперитива, — впрочем, в этом вопросе он тоже мало-помалу стал проявлять умеренность.
Он, который после появления у Берни ни разу палец о палец не ударил, чтобы помочь в повседневных заботах, теперь иногда по собственному почину даже покупал продукты на ужин. Прогресс был налицо. Поднявшись, он заправлял свою постель, помогал на кухне и по хозяйству, не забывал вымыть после себя ванну, охотно сопровождал Макса в супермаркет за покупками, без лишних слов, не дожидаясь, пока его попросят, менял перегоревшую лампочку и относил пустые бутылки в зеленый контейнер на углу улицы Амло. Словом, он превратился в идеального гостя: всегда любезен, готов помочь и ненавязчив. Случалось, что Макс, поздно приходивший после работы у Жильбера и так же поздно встававший, не встречался с ним целый день.
В один из таких дней, когда Бельяр, по своему обыкновению, отправился в Сент-Шапель, Гран-Рекс или зал Друо, Макс, воспользовался свободным послеполуденным временем, чтобы побродить по магазину «Прентан» с прозаической целью: пополнить запас нижнего белья. Быстро покончив с этим делом, он некоторое время слонялся по этажам магазина без определенных намерений и желания что-либо покупать, останавливаясь то тут, то там, чтобы посмотреть на вещи, в которых он не ощущал абсолютно никакой потребности, таких, как, например, многофункциональная кабина для душа, телевизор 16/9, или набор ножей — для резки овощей, помидоров, хлеба, окорока, лосося, ножи для отделения мяса от костей, ножи для нарезки ломтиками, ножи для шинковки. Рассматривая все эти предметы, он рассеянно слушал объявления, звучавшие в магазине. Они сообщали о недельной распродаже штор, о двадцатипроцентной скидке на бытовые электроприборы, о том, что мадам Розу Меркёр ожидают в Пункте специального обслуживания на первом этаже.
Конечно, имя не такое уж редкое, но, с другой стороны, почему бы и нет? Фамилия тоже не та, но ведь все имеют право выходить замуж. Конечно, это было еще более невероятно, чем встреча на станциях Бель-Эр и Пасси, но, в конце концов, почему бы не пойти взглянуть, спешить-то все равно некуда. Он с деланно непринужденным видом, но с бьющимся сердцем потихоньку, словно только что совершив кражу и стараясь не выдать себя подозрительным жестом под перекрестным прицелом камер видеонаблюдения, двигался в сторону эскалатора, однако было слишком заметно, что эта ситуация заставляет его нервничать. Стоя на эскалаторе, он все еще сохранял свою беззаботно-скучающую маску, но, оказавшись на первом этаже, с лихорадочной поспешностью бросился на поиски Пункта специального обслуживания, а там была она, представьте себе, на сей раз это была она, и никто другой.
Он сразу заметил, что у Розы, не так уж сильно изменившейся за тридцать лет, как можно было бы ожидать, теперь другая форма носа, отчего Макс вдруг почувствовал легкую досаду. Как вы помните, этот нос был не самым красивым из того, что было в ней, но именно он, именно… Может быть, изогнутый чуть- чуть больше, чем нужно, он, в обрамлении прекрасного лица, казался тогда еще более волнующим. А теперь он стал таким же совершенным, как и все остальное, и это, конечно, вызывало сожаление, но все- таки, наверно, не стоит придираться. Во всяком случае, это был прекрасный образец пластической хирургии, достойный профессионалов Центра. Что же касается одежды Розы, то здесь, в Пункте специального обслуживания, он не увидел на ней ничего из тех вещей, в которые она была одета в тот день, когда он пытался догнать ее в метро. Классические жакет и джемпер из кашемира и твидовая юбка в крапинку. Макс не без волнения заметил задравшуюся этикетку, торчащую из воротника джемпера.
Она была одна. Казалось, она кого-то ждет. Узнав ее с первого же взгляда, Макс хотел было подойти к ней, но ведь она наверняка не узнает его, и это естественно, принимая во внимание прошедшие тридцать лет, помноженные на операцию, которой он подвергся в Центре. Конечно, она не сможет его узнать, но, по правде говоря, попытка покорить ее, появившись под другим именем и в новом облике, казалась не менее волнующей, чем много лет назад. Надо было просто подойти к ней и заговорить, но что-то удерживало его.
