авиакатастрофы был Маколи. Он полетел с водолазом искать ящик в лагуне. Но откуда вы узнали, нашел ли он ящик и вообще добрался ли до места? Может, самолет упал на пути туда.
— Нет, он упал на обратном пути. Ящик в самолете.
— Понятно. Узнав, что он хочет нанять меня для выполнения водолазных работ, вы сделали вывод, что он знает, где самолет, и может найти его.
Баркли кивнул.
— Верно. Мы также предполагали, что он прячется прямо в доме, но догадывались, что взять его живым будет непросто. Он был вооружен и очень напуган.
— Одного я никак не могу взять в толк, — сказал я, — почему вы и ваши пустоголовые головорезы не захватили его жену и не получили нужную информацию от нее? Вы убеждены, что она знает местонахождение самолета. Почему же вы позволили ей целую неделю, даже больше, ходить туда-сюда у вас под носом?
— Тогда мы не были уверены, что она знает, где самолет.
— Но теперь-то вы уверены. Почему?
Он прикурил, придерживая руль ногой. Огни Сан-порта уже исчезали за горизонтом.
— Это совсем просто, — объяснил он, затягиваясь, и, по правде сказать, мне немного стыдно, что я раньше до этого не додумался. Два дня назад я написал Маколи письмо, в котором объяснил, что будет разумней сообщить ей, где самолет.
Я покачал головой.
— Не совсем понимаю. Куда вы послали это письмо?
— По его домашнему адресу, конечно. Даже если его не было в доме, она бы ему передала.
— Станет он выполнять ваши указания! Не смешите меня. С какой стати ему слушаться вас?
Он опять улыбнулся.
— Тут я с вами не соглашусь, старина. У него были все основания сказать ей. Если помните, Маколи работал в страховой компании. Он не занимался страхованием жизни, но, будучи женатым человеком, лучше других знал, как важно иметь такой полис. Я просто указал ему на тот факт, что с ним может что-то случиться, и он обязан подумать о том, чтобы защитить жену.
— Защитить, сказав ей, где находится самолет? — переспросил я, не веря своим ушам.
— Да, — сказал он.
— Просто здорово! — сказал я. — Таким образом, он гарантирует ей похищение, побои и всяческие издевательства, которым подвергнете ее вы и ваши садисты-подручные…
Он покачал головой.
— Боюсь, вы все-таки не поняли всего; по крайней мере, не поняли, как все это виделось Маколи. Он знал, что допроса ей не избежать. Но что было бы с ней, если бы она не знала ответа на вопрос?
Я повернулся и посмотрел на него. Прошло не меньше секунды, прежде чем кошмарный смысл его слов стал доходить до меня.
— Боже…
— Вот именно, старина. Это как страхование жизни. Он оставил ей единственное, что могло прекратить все расспросы.
Тут я понял, что, должно быть, пережил Маколи в свои последние часы. Он не мог обратиться в полицию, потому что больше не мог рассчитывать на защиту со стороны закона. Было очень и очень вероятно, что он будет убит, и тогда она останется в их руках.
— Тот, кто имеет жену и детей, оставляет заложников судьбе, знаете ли, — проворковал Баркли. — Тут мы опять видим обнаженный нерв.
Я смотрел на него как завороженный.
— Ах ты, сволочь поганая…
Я не стал продолжать. Я вообще забыл о нем. В голове у меня многое вдруг встало на свои места. Она сказала мне правду о том, где работал Маколи. Она сказала правду и о том, что они собирались бежать в Центральную Америку. Баркли послал Маколи это письмо только два дня назад. В своей фирме Маколи наврал насчет того, куда уезжает. Может быть…
Нет. Авария самолета произошла на обратном пути. Она лгала, когда говорила, что он хотел добраться на самолете в Центральную Америку. И все равно мне необходимо поговорить с ней. Я встал.
— Я иду вниз, говорю.
— Нельзя, — Баркли покачал головой, — Джордж спит.
Меня захлестнула волна ярости.
— Я сказал, иду вниз. Разбуди его. Скажи ему, пусть держится за свою чертову пушку обеими руками. Пусть засунет ее себе под задницу. Пусть выползет наверх и прыгнет за борт. Я иду вниз.
— Зачем? — спросил он.
— Мне надо поговорить с Шэннон Маколи.
Я хорошо видел его лицо при свете фонаря. Он был умен, пожалуй, умнее всех, кого мне доводилось встречать. Он сразу догадался, о чем я хочу ее спросить. И дело было не только в этом. Мое желание поговорить с ней он уже зачислил себе в актив. Он с самого начала не стремился доказать, что она лгала мне. Ему надо было увеличить мою уязвимость, а не уменьшить ее.
— Джордж, — крикнул он. — Ты не спишь?
— Нет, — ответил тот устало. — Что еще надо этому тупице?
Я спустился в каюту и зажег фонарь над столиком для карт. Барфилд лежал на койке, той, что с правого борта, сняв пиджак и галстук и расстегнув воротник. Он курил. Пистолет у него был в кобуре под левой мышкой.
— Слушай, перестань все время приставать с глупостями, — сказал он.
Я подошел к койке и сказал ему, глядя на него сверху вниз:
— Пошел вон!
Он начал подниматься:
— Ты, придурок…
— Джордж, пойди сюда на минуту, — раздался голос Баркли с кокпита.
— Беги, беги, крошка, — сказал я. — Слышишь, босс зовет.
Он медленно спустил ноги и уселся на койке. С минуту он жадно смотрел на меня. Баркли снова позвал его.
— Ох, нарвешься у меня, ублюдок, — процедил он. Потом повернулся и вышел.
Я раздвинул занавески и прошел в дальнюю часть каюты. Шэннон лежала на кушетке с правого борта, уткнувшись лицом в руки.
ГЛАВА 11
— Шэннон, — позвал я.
— Что, Билл? — Голос ее звучал глуховато.
— Как давно вы знаете, за чем охотятся эти ублюдки? Она медленно перевернулась на спину и посмотрела на меня. Теперь ее серые глаза были сухи, но их взгляд был какой-то безжизненный.
— С трех часов дня, — ответила она.
У меня закружилась голова: то ли от облегчения, то ли от радости, то ли от того и другого вместе. Горечи, разъедавшей меня, словно раковая опухоль, как не бывало. Мне ужасно хотелось встать на колени рядом с ее койкой, обнять ее. Но вместо этого я прикурил сигарету и отдал ее Шэннон.
— Я хочу извиниться перед вами, — сказал я. Голова ее едва заметно шевельнулась.
— Не надо, Билл. Я погубила вас.
— Нет, — прошептал я, — вы же не знали. Я думал, вы лгали мне, но это не так. Неважно, что он
