21
Все обещало спокойную ночь. У нас было ровно три постояльца. Уроженец Кристиансанна — проповедник с восковым лицом, в сером костюме и черных носках, с гитарой в черном пластиковом футляре. Кривоногий, загорелый, гладко выбритый островитянин, благоухающий туалетной водой. И Аксель Брехейм.
Больше никого.
В полночь явился первый и сразу удалился в свой номер. Он завершил двухнедельное евангелическое турне на дальних островах и вернулся в Трондхейм лишь на сутки, перед тем как следовать дальше для спасения заблудших овец.
В четверть первого пришел гость с острова Фрэй. Пришел не один. Я отпер дверь, но впустил только его. Женщина осторожно попятилась, предчувствуя, что я скажу. Длинная, худая, завитки волосы щедро крашены хной, грим на лице, как у клоуна в цирке, возраст на вид близкий к пенсионному. Хотя я-то знал, что ей нет тридцати пяти.
Доставившее их такси исчезло в конце улицы Шульца.
Я кивнул женщине.
— Извини, Марианна. Правила тебе известны.
Она пожала плечами. Островитянин уставился на меня мутными глазами.
— Хочешь провести ее, — сказал я, — плати за двойной номер.
Он препирался со мной минут пять, прежде чем заметил, что женщина тихо удалилась. Я шагнул в сторону, пропуская его внутрь. И проводил глазами спину, поднимающуюся по лестнице на четвертый этаж.
Меня ничуть не удивило бы, спустись он завтра утром с заявлением, что у него пропал бумажник. Но к тому времени моя смена давно кончится.
Только я достал прочитанного до середины «Беглеца» Акселя Сандемусе, как в стеклянную дверь постучался костяшками пальцев Аксель Брехейм, Я впустил его. Дыхание старшего инспектора, когда он открыл рот, чтобы попросить ключ от номера 302, красноречиво свидетельствовало о многочасовом пребывании в ресторане. Много часов, и не одна чашка кофе.
Взяв ключ, он побрел к лифту. Нажал кнопку.
— Странно, — сказал я, — всего полчаса назад он был в полном порядке.
Аксель Брехейм повернулся ко мне.
— Да что ты говоришь, — сухо произнес он. Подошел к стойке.
— Слышь, в этой лавке нельзя получить чашку кофе? Или две…
Он провел ладонью по забинтованной голове.
— Врач велел мне ближайшие две недели воздерживаться от алкоголя.
Я достал кофейник и две чашки. Сел вместе с ним на диван в углу,
— Я угощаю, — сказал я, наливая ему и себе.
Отчего не позволить себе такой жест. Тридцать — сорок бутылок пива, купленных за последние две недели старшим инспектором Брехеймом, принесли мне чистый доход. Лично мне, а не владельцу гостиницы. За последний год я взял за правило держать в холодильнике некоторый запас. Купленный в универсаме по обычной розничной цене. Когда затем продаешь пиво постояльцам по двадцать четыре кроны бутылка, выходит вполне приличная прибавка к жалованью.
— Будь здоров! — сказал я, поднимая чашку. Брехейм указал кивком на мою левую руку в гипсе.
— Я думал, ты на бюллетене, — сказал он.
— А я думал, ты в морге, — отозвался я.
— Четырех дней на больничной койке хватает с лихвой, — ответил он. — Когда лежишь пластом в больнице, так и кажется, что тебя уже засасывает ил.
Он скривился, ощутив языком кофейную горечь.
— Ты поладил со своим приятелем? — спросил Аксель Брехейм. — Кажется, ему не очень понравилось, что его подозревали в убийстве.
— Сегодня Педер обыграл меня в «Дипломатию», — сообщил я. — И у него сразу поднялось настроение.
— Обыграл во что?
— В «Дипломатию». Это такая настольная игра, которая воспроизводит определенную историческую ситуацию. Участвует до семи человек, речь идет о контроле над Европой, какой она выглядела в начале нашего столетия. Каждый участник представляет одну из великих держав.
— Это подошло бы для Бьёрна Муэна, — произнес Брехейм.
Диван тяжело вздохнул, когда он откинулся назад. Они хорошо подходили друг к другу. Оба помятые, оба потертые, со следами многолетнего употребления.
— Встретил сегодня Веронику Хансен, — сказал я. — Непохоже, чтобы она очень горевала из-за того, что возлюбленного заперли в кутузку. Но глаза недобро сверкнули, когда увидела меня. Осклабилась до ушей при виде моего гипса. «Бедняжка, — говорит, — как тебе досталось. Неужто я так сильно ударила? И вроде бы я целилась в живот».
Аксель Брехейм безучастно пожал плечами. Мы молча выпили по две-три чашки кофе. Трезвый Брехейм не отличался разговорчивостью.
— В газетах пишут, — сказал я наконец, — что Морюд получил благодарность за раскрытие ряда убийств.
Аксель Брехейм провел рукой по бинтам.
— Пишут, — подтвердил он.
Я налил еще кофе. Брехейм пил его с нескрываемым отвращением.
— «Адрессеависен» сообщает, что двум не в меру прытким сыщикам-любителям здорово повезло, что они остались живы, — продолжал я. — Дескать, не сообщи один сосед в полицию о подозрительных выстрелах среди ночи и не окажись как раз поблизости машина с патрулем, пришлось бы Бьёрну Муэну отвечать еще за два убийства.
Печальные карие собачьи глаза глядели на меня, но Брехейм промолчал.
— Нигде не написано, — добавил я, — что один из пострадавших — старший инспектор полиции.
— Может, они решили, что просто один бомж и один черномазый забрались в гараж в поисках ночлега, сказал Аксель Брехейм.
Я пожал плечами. Левое отозвалась болью.
Мы продолжали пить кофе.
Издалека донесся вой сирен пожарных машин.
Тихо стрекотал игральный автомат в углу. Экран показывал, как нужно защищать Землю от нападения межпланетных злодеев.
Я сказал:
— Непохоже, чтобы разоблачение сделок с Южной Африкой сильно ударило по «Интер электронике». Хотя речь шла о военном снаряжении. Вот увидишь, директор Магне Муэн выйдет сухим из воды.
— Ты рассчитывал на другое? — спросил Аксель Брехейм.
Я не нашелся что ответить.
— Там в больнице я малость размышлял, — добавил Брехейм. — И вот что подумал: Ульф Халлдал записал в своей памятной книжке, что в воскресенье 17 июля в прошлом году ездил на дачу за Магне Муэном. Через два дня после того, как была убита Марго Стрём. Насколько нам известно, не Ульф отвозил директора в Офьорд. Известно также, что Муэн-младший посетил эту дачу вместе с Марго перед тем, как убил ее.
— Из чего следует, — подхватил я, — что Бьёрн Муэн отвез отца в Офьорд и Марго сидела в машине вместе с ними. Так?
