полицейского, то обязательно попал бы. Но он не хотел.
— Микки, Уимс вышел в отставку пятнадцать лет назад.
— Да, но есть навыки, которые никогда не забываются. Например, катание на велосипеде.
— Присяжные придут в восторг от подобного аргумента.
У меня затекли ноги. Я подкатил к себе кресло от столика защиты и сел.
— Конечно, я могу попробовать убедить присяжных, но мне кажется, что как раз в интересах следствия побыстрее закрыть дело, упрятать мистера Уимса куда-нибудь подальше и накачать лекарствами, чтобы он сидел тихо. Что скажешь, Джоан? Обсудим данное дело где-нибудь в укромном уголке или вынесем на суд присяжных?
Джоан ответила не сразу. Перед ней встала классическая прокурорская дилемма: она могла легко выиграть процесс, и ей приходилось выбирать между личными амбициями и пользой дела.
— Надо только найти укромный уголок.
— Не проблема.
— Ладно, я не стану возражать против отсрочки, если ты подашь ходатайство.
— Прекрасно, Джоан. Как насчет психотропной терапии?
— Не хочу, чтобы этот парень выкинул что-нибудь еще, даже в тюрьме штата.
— Послушай, дай ему прийти в себя. Он и правда зомби. Ты же не желаешь, чтобы мы сейчас все решили, а он потом подал протест на том основании, будто лекарства ограничили его свободу воли. Пусть немного очухается. Затем мы заключим сделку, и можешь накачивать его чем угодно.
Она поразмыслила над моими аргументами и кивнула.
— Но если он что-нибудь натворит в тюрьме, я обвиню в этом тебя, а не его.
Я рассмеялся. Обвинять меня? Странная идея.
— Ладно.
Я встал и откатил кресло обратно к столику. Потом оглянулся на Джорджетти.
— Джоан, можно еще вопрос? Почему Джерри Винсент взялся за данное дело?
Она пожала плечами.
— Неизвестно.
— Тебя это удивило?
— Да. Ты, наверное, знаешь, что мы с ним давние приятели?
Она имела в виду его службу в прокуратуре.
— Да. А что случилось?
— Однажды, несколько месяцев назад, я увидела ходатайство по делу Уимса, и под ним стояла подпись Джерри. Я позвонила ему и спросила — какого черта? Ты не мог позвонить и сообщить, что берешься за его защиту? Джерри ответил, что ему просто захотелось поработать «про боно» и он попросил адвокатскую коллегию подыскать ему что-нибудь подходящее. Но я знаю Энджела Ромеро, адвоката, который вначале занимался Уимсом. Пару месяцев назад я наткнулась на него в коридоре, и он спросил, как дела с его подопечным. Из разговора я поняла, что Джерри не обращался в полицию и не просил найти ему бесплатного клиента. Он сам поехал в тюрьму к Уимсу, подписал с ним контракт, а затем запросил у Энджела бумаги.
— И зачем, по-твоему, он за это взялся?
Я по опыту знал, что, задавая несколько раз один и тот же вопрос, можно получить самые разные ответы.
— Не представляю. Я прямо спросила его об этом, но Джерри не объяснил. Он сменил тему, причем довольно неуклюже. Тогда я подумала, что за этим что-то стоит, — вероятно, он как-то связан с Уимсом. Но когда Винсент отправил его в Камарилло, я поняла, что Джерри не собирается оказывать ему услуги.
— Ты о чем?
— Видишь ли, дело, в сущности, простое, с ним можно разобраться за полчаса. Чистосердечное признание, тюремный срок и наблюдение. Все было ясно еще до Камарилло. Поэтому отправлять туда Уимса не было никакой необходимости. Джерри тянул время.
Я кивнул. Джоан права. Упечь клиента в психлечебницу не значит оказать ему услугу. Дело становилось все более странным. И мой клиент ничего не мог мне объяснить. Собственный адвокат накачал его «дурью» и упрятал на три месяца в больницу.
— Хорошо, Джоан. Спасибо.
Секретарь суда объявил о начале заседания, и я увидел, что судья Фридман уже занимает свое место.
27
Биография Энджела была похожа на одну из тех газетных историй, какими зачитывается публика. Бандит и насильник, который вырос в грязных кварталах восточного Лос-Анджелеса, но вопреки всему пробился в люди, получил адвокатский диплом и посвятил себя служению людям. Для Энджела служение заключалось в том, чтобы работать государственным защитником и представлять в суде отбросы общества. Он провел в Управлении государственной защиты б
Покончив с делом Уимса — судья Фридман в конце концов дал ход моему ходатайству, чтобы я и Джорджетти могли заключить сделку, — я спустился на десятый этаж, в Управление государственной защиты, и спросил Ромеро. Я знал, что он практикующий юрист, а не чиновник и почти наверняка находится в одном из судебных залов. Секретарша постучала по клавишам компьютера и взглянула на экран.
— Сто двадцать четвертый отдел, — сообщила она.
— Спасибо.
Сто двадцать четвертым был зал судьи Чэмпейн на тринадцатом этаже, том самом, с которого я только что пришел. Так уж устроена жизнь в здании суда. Она циклична и движется по кругу. Я снова сел в лифт, поднялся и направился к двери с номером 124, на ходу отключая телефон. Судебная сессия была в разгаре, и Ромеро держал речь перед судьей Чэмпейн, убеждая ее снизить размер залога. Я проскользнул в последний ряд галереи, надеясь, что заседание закончится быстро и мне не придется долго ждать.
Но я тут же встрепенулся, услышав, как Ромеро назвал своего клиента «мистер Скейлз». Придвинувшись к краю скамьи, я попытался получше рассмотреть подзащитного, сидевшего рядом с адвокатом. Это был высокий белый парень в оранжевой тюремной робе. Увидев его профиль, я узнал Сэма Скейлза, профессионального жулика и моего бывшего клиента. В последний раз я видел Скейлза, когда тот вышел из тюрьмы благодаря сделке, заключенной мной с прокуратурой. Это произошло три года назад. Судя по всему, он опять взялся за свое ремесло и влип в очередную историю, но не стал обращаться за помощью ко мне.
После Ромеро в прения вступил обвинитель и повел энергичную атаку против возможности залога. В своей речи он упомянул новые обвинения против подзащитного. Когда я защищал Скейлза, его обвиняли в мошенничестве с кредитными картами: он обобрал людей, собиравших деньги для жертв цунами. Сейчас дело обстояло намного хуже. Его арестовали за мошенничество, но речь шла уже о вдовах военнослужащих, погибших во время войны в Ираке. Я покачал головой и с трудом удержался от улыбки. Слава Богу, Скейлз не обратился ко мне. Пусть им занимается государственный защитник.
Судья Чэмпейн раздумывала недолго. Она назвала Скейлза бандитом и угрозой обществу и назначила залог в миллион долларов. Будь ее воля, добавила судья, она бы с удовольствием удвоила сумму. Только тут я вспомнил, что именно Чэмпейн выносила вердикт по первому делу Скейлза. Для преступника нет ничего хуже, чем попасть во второй раз к тому же судье. У последнего это вызывает чувство вины, словно он лично в ответе за все ошибки юридической системы.
Судебный пристав поднял Скейлза с места и, надев наручники, повел обратно в камеру. Я вжался в кресло и спрятался за спиной одного из посетителей, чтобы Сэм меня не заметил. Как только он ушел, я