на странный кристалл аквамарина; но внутри его струились и пульсировали серебристые нити. Потом краски поблекли, рисунок поблескивающих нитей изменился.
Снова послышался тот же чистый звон, и снова что-то изменилось. Теперь в руке у Сьюна был совсем небольшой, черный, как глухая ночь, шарик... нет, сгусток абсолютной черноты. Внутри него были звезды. Потом они погасли.
Сьюн посмотрел на паритян. Тьма внутри того, что он держал, растаяла, наполнилась огненными извивающимися прожилками. Сьюн поднял руку. Паритяне в ужасе отпрянули – на раскрытой ладони покоилось непостижимое. И только Рон Тьюл, застыв от страха, продолжал смотреть. Паритян окутало голубым туманом, туман подхватил их и перенес внутрь корабля.
Долю секунды назад они были на зеленой равнине под голубым небом. И вот – стальная серость корабля и надрывный вой сигнала тревоги. А там, среди безмятежной зелени, под ясным небом и ласковым солнцем – Рон Тьюл видел это на обзорном экране – в своем золотистом костюме парил в воздухе Сьюн. Заработали атомные двигатели, корабль поднялся над землей и завис в воздухе. В той точке, куда било пламя, стоял Сьюн с шариком в раскрытой ладони. Шарик спокойно светился; потом раздался тихий и мелодичный, но всепроникающий кристальный звон. В ответ на этот звон Вселенная тихо загудела.
Зелень равнины, вечный город, пестрый поселок – все исчезло. На экранах возникла чернота абсолютной пустоты... А звон маленького шарика рос и ширился. Замер, захлебнувшись, рев атомных двигателей. Наступила полная тишина, нарушаемая лишь чистым кристальным звоном...
Потом чернота сменилась холодным серым светом, в котором проступили контуры остальных кораблей. Атомные двигатели не работали, но какая-то сила перемещала корабли, пока они не образовали подобие кристалла.
Корабль оживал. Вернулись звуки; к людям возвращались обыденные чувства– они снова становились людьми.
– Нас выбросило за пределы пространства, – в ужасе, забыв о командирском достоинстве, крикнул Шор Нун.
– Нет,– сказал Рон Тьюл,– только в наше собственное. Подождите, когда умолкнет то, что в руке у Сьюна. Вот, звук уже стихает.
– Откуда ты можешь хоть что-то знать?
Рон Тьюл не ответил. Он не знал ничего.
На корабле царил не просто беспорядок – паника. Командир Шор Нун не был в состоянии не только командовать людьми, но и управлять собой. Он рыдал от бессилия и унижения.
– Они ничего не утратили... Они владеют оружием, против которого... Они делают с пространством, что хотят... Это все сорган! Сейчас он тянет нас к концу времени! Уже нет звезд! О боги! Мы все умрем! Сын... мой сын...
Но тут Шор Нун взял себя в руки.
В рубку ворвался бледный инженер-механик.
– Командир! Атомы не распадаются! Двигатели... они не будут работать. Что случилось? Что делать?
Шор Нун молчал. Он слушал, как стихает кристальный звон. Наконец звук оборвался на нежной и мелодичной ноте. Действие сил, которые паритяне постигнут еще через сотни и сотни поколений, закончилось.
Шор Нун усмехнулся:
– Теперь это не имеет значения.
В этот момент корабль снова наполнился криками ужаса.
Через обзорные экраны бил белый солнечный свет, ослепляя людей, уже привыкших к полумраку аварийного освещения. Рядом был город – серый, источенный непогодой бетон, чахлая трава, грязь... Горизонт закрывала цепь синих гор... Все было до боли знакомо – и совершенно невероятно.
– Дарун Тара, – сказал Шор Нун внезапно охрипшим голосом. – Это Парита. Это Дарун Тара, каким он был шесть лет назад, в момент старта. Видимо, я сошел с ума.
– Нет, Шор Нун, не надо так говорить. Я, кажется, все понял, – сказал Рон Тьюл.
А корабль уже окружили люди – знакомые, родные лица. Рука командира Шор Нуна нехотя потянулась к запорам люка.
Шор Нун осторожно постучал в дверь судовой обсерватории.
– Входи, – сказал астроном.
Горло командира сжала судорога.
– Космическое пространство, – единственное, что он смог произнести.
– Посмотри, – тихо произнес Рон Тьюл.
Обсерваторию заливала чернота космоса, в которой были разбросаны редкие блестки звезд.
– Это Сьюн подарил мне вместо телескопа. Кажется, теперь я много понимаю. Вот наша звезда, наше солнце Трот. Смотри...
Звезда увеличилась, и теперь в центре обсерватории сияло маленькое солнце. Вокруг вращались семь планет.
– А вот система Рхтс.
Пространство сжалось, а потом взорвалось, оставив лишь одну желтоватую звезду в окружении пяти планет.
– А когда я увидел все это впервые, существовала совсем другая система.
Из тьмы возникла еще одна звезда в окружении планет.
– Это Протор? Почти два парсека! – сказал Шор Нун. –Я и не знал, что у него есть планеты.
– Шор Нун, – голос астронома дрогнул, – мне дано видеть сколь угодно близко только эти три системы.
– И все?
– Да. Все остальное Сьюн закрыл. Одна система – наша. Право видеть другую мы завоевали своим умом, своим трудом. В системе Протора мы никому не помешаем. А до остальных... до остальных нам еще предстоит расти. Помнишь закон Рхтс? Не вмешиваться в чужую историю. А мы еще моложе, чем они были тогда. Пока у нас впереди Протор. Все справедливо.
– Справедливо. Скорее всего, ты прав, Рон Тьюл. Ты понял все лучше всех. Кто такой Сьюн? Ты знаешь? Или догадываешься? Ты сказал – справедливо. Но не с позиции паритян. Наши же друзья от нас теперь отвернулись. Мы просто неудачники, авантюристы... трудно об этом говорить. И все же. Нам не верят. Нас презирают. Здесь, на Парите, прошел год, а мы прожили шесть лет. На корабле у меня родился сын, ему уже четыре года, а его старшей сестре – два! Люди ничего не понимают. Они хотят знать, что заставило нас вернуться! А ты говоришь, что Сьюн поступил справедливо.
– Представь себе, что я попал на Париту с отдаленной планеты. Я – дикарь, моя раса только-только подходит к пути, ведущему в цивилизацию. Мы еще не знаем огня; так скажи мне, Шор Нун, какие мне нужно взять палки, чтобы добыть огонь трением? Обе должны быть твердыми? Или одна из более мягкой древесины? Как мне получить огонь?
– Ну, как... чиркнуть спичку или взять тепловой... Нет, Рон Тьюл, я представляю себе все это очень смутно. Мы забыли, что и как делали десять тысяч поколений назад. Я не могу вернуться на твой уровень – уровень дикаря. Я все забыл.
– Шор Нун, – сказал астроном, – это больно, это очень больно сознавать, но мы – всего лишь дикари в звериных шкурах. Первобытные люди, которым хотят добра, а они думают, что им желают зла. Парита и Рхтс. И ничего с этим не поделаешь. Терпение и время – единственное, что нам нужно.
– Наверно, ты прав, Рон Тьюл. Ничего другого не придумаешь. – Сьюна не интересует то, что интересует нас, он живет в космосе. Атомы для него не более, чем детские игрушки, город забавен, как города малышей, построенные из песка. Его народ вырос и забыл детские увлечения. А мы всего лишь учимся ходить. Пройдет время, и мы тоже станем взрослыми.
Вдруг астроном и командир замерли.
– Да. Обязательно, – услышали они знакомый негромкий голос Сьюна.
