— Знаю, знаю. О вашем браке договорились еще родители.
— Ну не совсем так…
— А что, если бы у вас не было чувств? Вы все равно поженились бы?
— Родителям было виднее, что для нас лучше всего.
— С тобой совершенно невозможно разговаривать. Неужели непонятно, что у любого человека должно быть право выбора?
Отец, присутствуя при очередной перепалке подобного рода, снимал очки с растерянным и чуть виноватым выражением лица.
— Дорогая, но ведь мы с твоей мамой вполне счастливы.
Интересно, что еще он мог сказать? Да, наверное, он был счастлив. Вполне счастлив.
В рамках своего понятия о том, что такое счастье.
Корнелия старалась поддерживать в Коре хотя бы вкус и интерес к жизни. Красивая и стильная девочка, в ее представлении, уже не тянула на заучившуюся «зубрилу».
А Кора была красивой. Может быть, ее внешность была чуть менее классической, чем у Корнелии, зато чуть более яркой. Эффектной. Большие голубые глаза, такие же, как у Корнелии. Но более темные, более русые волосы. Чуть более аппетитная и пышная фигурка.
Корнелия, когда ей позволяли собственные заработки, ходила с сестрой по магазинам. Она хорошо помнила свой выпускной костюм унылого коричневого цвета.
К сожалению, почти все, что Корнелия считала удачным, не проходило строгую процедуру цензуры матери.
Все блузки были слишком яркими, вырезы — слишком откровенными. Это, конечно, было не так, но только не в маминых глазах.
Каблуки выше трех сантиметров клеймились в семье Картер позором. Юбки, которые приходилось носить Коре, Корнелии напоминали монашеские балахоны.
Корнелия недоумевала. Неужели мама всерьез полагает, будто, делая из дочери затворницу, она сможет уберечь ее от каких-то соблазнов? Скорее, наоборот! Чем больше что-то запрещается, тем больше к этому возникает интереса.
В разных закутках своего письменного стола и секретера Кора хранила блески для губ или тушь, которые время от времени дарила ей сестра. Хотя бы попадая утром в колледж, Кора могла слегка подкрашиваться и не чувствовать себя такой уж белой вороной или серой утицей.
Но мама регулярно проводила облавы. Все выглядело вполне невинным. Все было в рамках закона. Ее даже нельзя было уличить в шпионаже.
— Кора, я искала в твоем стеллаже справочник по арбитражу. Ты не брала его для подготовки к зачету?
— Мама, у меня нет такого предмета!
— Ну мало ли… Я подумала, вдруг ты заинтересовалась этой деятельностью. Ты ведь моя дочь! У тебя мои склонности!
— Таких склонностей, как у тебя, у меня не доищешься, — робко возражала Кора, но ее слова оставались неуслышанными. Зато обнаруженными частенько бывали карандашик для губ от «Герлен» или «диоровская» подводка.
Мама звонила Корнелии, разгорался очередной скандал. Выяснения отношений проходили вежливо и спокойно, не на повышенных гонах (Корнелия ведь и трубку могла бросить!), зато вымотать могли кого угодно.
— Мама, с чего ты взяла, будто это я «подбрасываю» Коре косметику? Она могла взять у подружек попользоваться.
— Нет у нее никаких подружек!
— Очень жаль.
— По крайней мере, таких, кто красился бы каждый день, как на работу, — сбавляла обороты мама.
— И ты считаешь, что это я постоянно снабжаю Кору косметикой.
— А откуда у шестнадцатилетней девчонки деньги на «Диор»?
— Мама, почему бы тебе не оставить меня в покое?
— Я ваша мать!
— Поэтому ты считаешь, что до старости будешь иметь право отчитывать меня? Кажется, в пятьдесят лет я дозрею до того, что смогу без разрешения носить мини-юбки?
Словом, Корнелия, если бы могла, под различными предлогами избегала бы семейных обедов.
Предлогов могло быть множество. Пошла на пикет в защиту собачьего приюта от застройщиков, желающих снести этот самый приют. Разве можно перенести пикет? Или благотворительная акция по высаживанию деревьев в сквере дома престарелых.
Но такие вечера были еще и лишней возможностью видеться с Корой.
Корнелия завернула в супермаркет по дороге к родителям. Положила в корзинку глянцевый девичий журнальчик с пробниками каких-то помад и шампуней — Коре будет приятно переключиться с бесконечной зубрежки на что-то более развлекающее. Потом отыскала в кондитерском отделе лимонный пирог. Если попросить упаковать его в обычную белую оберточную бумагу и отодрать ценник со штрихкодом, то будет впечатление, что Корнелия сама хорошенько потрудилась над изготовлением этого пирога.
Два литра ананасового сока и кочан салата завершили вклад Корнелии в домашний ужин.
Она подозревала, что мать и без того уже настряпала нескончаемое множество блюд. Стол будет ломиться, но присутствующие будут страдать стойким отсутствием аппетита. Мать и в выборе блюд следовала скорее собственному вкусу, чем предпочтениям окружающих.
Тушеные и приготовленные на пару овощи. Рис. Салаты (вот для одного из них Корнелия и запаслась кочанным салатом). Без пирога настроение у Корнелии было бы совсем уж безрадостным. А так — какая-никакая, но все же выпечка…
Дверь Корнелия не стала открывать своим ключом, позвонила, так как руки были заняты зонтом и пакетами.
Открыла Кора. Взвизгнула, радостно бросилась сестре на шею, словно и не знала о практически гарантированном приходе Корнелии.
— Держи, вот в этом пакете — журнал для тебя, — тихонько прошептала Корнелия. — Будет лучше, если мама не найдет его… Все равно бесконечные разговоры ни к чему не приведут.
— Спасибо.
— Боже, а что это на тебе за кошмарная одежда?
Кора саркастически усмехнулась:
— Это? Это «в меру парадный наряд для семейного ужина, не слишком вызывающий, не слишком строгий».
На хрупкой девочке была бордового цвета рубашка со слишком жестким воротничком. Черные бриджи. Даже туфли на ногах!
Это дома-то, в двадцатитрехградусную жару, вызванную бесперебойно работающим отоплением.
— Кошмар, — прошептала Корнелия.
Вы читаете Неизменный жребий
